– Мне пришлось лишить их способности создавать новых цариц, чтобы они не устранили меня, собравшись в большом количестве. И это причинило вред всем нам. Ослабило нас. Этот мир уже несколько лет по праву должен был принадлежать нам. – Она обратила прищуренный взгляд на Инвидию. – Ты действовала в мою защиту.

– Едва ли ты в ней нуждалась, – сказала Инвидия.

– Ты этого не знала.

– Верно.

Царица ворда склонила голову к плечу, пристально разглядывая Инвидию. Та приготовилась выдержать вторжение в свой разум, но его не было.

– Тогда почему? – спросила царица.

– Младшая царица наверняка не оставила бы меня в живых.

– Ты могла нанести удар нам обеим.

Инвидия нахмурилась. В самом деле. Занятые друг другом, две царицы едва ли успели бы отбить внезапное нападение Инвидии. Она могла бы призвать огонь и сжечь обеих. Но она этого не сделала.

– Ты могла убежать, – продолжала царица.

Инвидия со слабой улыбкой указала на впившуюся ей в грудь тварь:

– Далеко бы не убежала.

– Да, – согласилась царица, – бежать тебе некуда.

– Некуда, – подтвердила Инвидия.

– Нечто общее, – спросила царица, – может ли считаться узами?

Инвидия поразмыслила над ответом – не ради собеседницы:

– Часто такое кладет им начало.

Царица разглядывала свои пальцы. На кончиках темных ногтей осталась кровь молодой царицы.

– У тебя есть свои дети?

– Нет.

Царица кивнула:

– Видеть их поврежденными… неприятно. Любого из них. Я довольна, что тебя не отвлекают подобные вещи. – Она подняла голову, распрямила плечи и спину, подражая осанке Инвидии. – Чего требует алеранский этикет в случае прерванного убийцами обеда?

На губах Инвидии мелькнула легкая улыбка.

– Пожалуй, стоит починить мебель. Меня отец после смерти матери на год отправлял в подмастерья к каждому из лучших городских мастеров. Думаю, просто чтобы убрать с глаз долой. – Встав, она оглядела разбитый стол и разбросанные по полу щепки. – Смотри. Эта наука похитрее полетов или разжигания огня. Я покажу.

* * *

Они уже сидели за восстановленным столом, когда воздух наполнился пронзительными тревожными трелями восковых пауков.

Царица мгновенно оказалась на ногах, широко распахнула глаза. Замерев на миг, она прошипела:

– Вторжение. Обширное. Идем.

Инвидия вслед за ней вышла в лунную ночь, на мягко светившийся вокруг гигантского улья кроч. Царица двинулась вниз по склону быстрым уверенным шагом. Тревожные трели распространялись все шире.

Инвидия впервые слышала такое сердитое, пронзительно-тонкое жужжание. От него забеспокоилась тварь у нее на груди, стала перебирать лапками, распространяя по телу мучительную жгучую боль, от которой перехватило дыхание. Инвидия заставляла себя, не сбиваясь, следовать в тени царицы, но вскоре ей пришлось взяться за нож, чтобы притупить боль магией металла.

Они вышли к широкому пруду посреди неглубокой лощины. Вода в нем была по колено глубиной и в десяток шагов поперек. И в этой воде кишмя кишели похожие на личинок захватчики.

Посередине пруда на мелководье стоял мужчина.

Он был высок, по меньшей мере на полголовы выше шести футов, и одет в сверкающие безукоризненные доспехи легионера. Темные волосы были острижены по-солдатски коротко, борода тоже, а глаза блестели яркой зеленью. Лицо исчертили тонкие шрамы, на этом человеке больше всего походившие на воинские награды, как и алый плащ поверх нагрудника с красно-синим орлом Дома Гаев.

Инвидия невольно втянула в себя воздух.

– Кто? – резко спросила царица.

– Это… он похож на… Септимуса. – От ее давнего жениха этого человека отличали только глаза. Но Септимусом он быть не мог. – Октавиан, – наконец решила Инвидия. Имя вырвалось с рычанием. – Наверняка это Гай Октавиан.

С тихим скрежетом выдвинулись ногти царицы.

Водяной образ был полноцветным – знак превосходного владения магией воды. Так-так. Щенок вырос в матерого волка.

Странное жужжание не умолкало, а еще Инвидия заметила, как что-то бьет по водяному образу – вода взлетала фонтанчиками, будто от брошенных мальчишкой камешков. Призвав фурий ветра, Инвидия замедлила движение и присмотрелась. Оказывается, по воде били шершни. Нет, конечно, не шершни, но похожие на них угрожающей скоростью движений и наружностью. Только туловища у них были длиннее и крыльев две пары, а летали они быстрее и не иначе как по прямой. У нее на глазах один шершнеподобный, налетев на водяной образ, перегнулся пополам, выпустив блестящее зазубренное копьецо из хитина длиной с ее указательный палец. Врезавшись в водяную фигуру, он вывалился с другой стороны и, оглушенный, упал в воду.

Инвидия вздрогнула. Их тут были десятки, если не сотни; целые рои вылетали из невинных на вид бугорков кроча.

– Довольно. – Царица подняла руку, и обстрел разом прекратился. Смолкло и гудение, и пронзительные крики восковых пауков – стало тихо. Поверхность прудика шла рябью – словно тысячи личинок-захватчиков всплывали пожирать тела оглушенных шершней.

Царица молча разглядывала стоящего на воде. Прошло несколько минут.

– Он подражает нам, – прошипела царица.

– Он понимает, почему мы выбрали этот способ, – ответила Инвидия. Она оглядела лощину, собрав фурий ветра, чтобы приблизить следующий пруд с личинками. Над ним тоже стояла фигура Октавиана. – Он, как и мы, собирается обратиться ко всей Алере.

– Он так силен? – вскинулась царица.

– Похоже, что так.

– Ты говорила мне, что его дар урезан.

– Как видно, я ошибалась, – ответила Инвидия.

Царица зарычала и уставилась на образ.

Прошла еще минута, прежде чем он наконец заговорил. Голос Октавиана был звучным и низким, лицо спокойным, осанка выражала холодную уверенность.

– Приветствую вас, свободные алеранцы и граждане. Я Октавиан, сын Септимуса, сына Гая Секстуса, Первого консула Алеры. Я вернулся из Кании, чтобы защитить свою родину и народ.

Царица ворда издала переливчатое шипение – совершенно нечеловеческое.

– Ворд пришел и нанес нам серьезные раны, – продолжал Октавиан. – Мы оплакиваем погибших, захваченные города, отнятые у нас дома и жизни. Вы уже знаете, что ворд уничтожил столицу Алеры. Вы знаете, что все большие города ожидают неизбежного удара или уже в осаде. Вы знаете, что ворд отрезал путь к спасению десяткам тысяч алеранцев. Вы знаете, что кроч разрастается, чтобы поглотить все, что мы знаем, и все, кем мы являемся.

В глазах Октавиана полыхнуло пламя.

– Но есть и то, что вам неизвестно. Вы не знали, что легионы городов-щитов объединились с легионами из других городов в величайшее в нашей боевой истории опытное, закаленное в боях войско. Вы не знали, что каждый рыцарь, каждый гражданин встают против этой угрозы под предводительством моего брата Гая Аквитейна Аттиса. Вы не знали, что война не только не окончена – она едва началась.

Две тысячи лет наши люди трудились, сражались, проливали кровь и умирали за свои дома и семьи. Две тысячи лет мы хранили себя, выживали и побеждали. Две тысячи лет легионы были нам мечом и щитом против желающих нас погубить. – Октавиан запрокинул голову. Взгляд его был тверже камня, лицо спокойно и неподвижно, как гранит гор. – И сейчас легионы – наш меч. И сейчас они – наш щит! И от этой угрозы они защитят нас, как защищали от всех прежних. Через тысячу лет историки назовут наше время невиданно кровавым. Но и через тысячу лет они будут помнить нашу доблесть, нашу силу. Они не забудут, что Дом Гаев отдавал жизнь и кровь, сражаясь с врагом яростным мечом, и что вся Алера была с нами! Они будут помнить, что мы – алеранцы! И что это наша земля!

Инвидия ощутила такую волну человеческих эмоций, что пошатнулась и упала на одно колено. Волнение, надежда, ужас и ярость нераздельно слились в этой волне, и невозможно было отделить одно от другого. Она обратилась к силе металла, притупила удар чувств и онемелым, оглушенным краешком сознания отметила, что волна накатывала со стороны маленького домена пленников.

Голос Октавиана стал жестче и тише.

– Я, как и вы, взглянул в лицо врага. Я видел, как царица ворда предлагала вам мир. Но вы, мои соотечественники, видите, что она предлагает нам покой могилы, она готова подарить нам не что иное, как полную гибель нашего рода – не только ныне живущих, но и тех, кто жил до нас. Она предлагает нам лечь наземь, дожидаясь, пока нам перережут глотки, и безболезненно истечь кровью вместе со всем человеческим родом.

Голос его смягчился.

– Вот что я скажу вам: свободные алеранцы – свободны. Свободны поступать так, как сочтут за лучшее. Они вольны принять любые меры для безопасности своих близких. Нетрудно понять желание – особенно тех, кто отрезан от своих, – спасти себя, отказавшись от сопротивления. Этот выбор вам придется делать сердцем. После поражения ворда никого не обвинят за его выбор, какое бы решение кто ни принял.

Но вы, граждане Алеры, так долго наслаждавшиеся властью и привилегиями, для вас пришло время показать, чего вы стоите. Действуйте! Сражайтесь! Ведите за собой тех, кто рядом. Всякий гражданин и патриций, покорившийся ворду, станет в глазах Короны государственным изменником.

Вам я могу обещать одно: те, кто вступит в бой, не будут одиноки. Вы не забыты. Мы идем к вам. Мой дед сражался с вордом зубами и когтями. Он сражался и погиб, защищая народ. По Гаю Секстусу о нас будет судить потомство. Я не приму меньшего от других граждан. Ни от вас. Ни от себя. Наш враг могуч, но не непобедим. Расскажите о том, что услышали этой ночью, друзьям и соседям. Вставайте. Сражайтесь. Мы идем к вам. Мы выживем! – Образ на минуту умолк, а потом… устремил грозный взгляд прямо на царицу ворда. – Ты!

Инвидия испуганно вздохнула и обернулась к другим прудам.

Водяные образы исчезли с них.

– Это он, – прошипела Инвидия. – Послание Октавиана.

– Ты, – продолжал Октавиан, упершись взглядом в царицу. – Ты убила моего деда.

Царица ворда вздернула подбородок:

– Да.

– Я даю тебе один шанс. – Октавиан говорил холодно и размеренно, отчего угроза казалась еще страшнее. – Оставь Алеру. Беги назад, в Канию. И забери с собой всех тебе подобных, если они хотят жить.

Улыбка едва скривила уголок губ царицы.

– Зачем мне это делать?

– Затем, что я иду… – И образ Октавиана совсем тихо договорил: – За тобой.

Царица замерла, неподвижная, как статуя.

– Когда я сделаю свое дело, – обещал ей Октавиан, – от твоего племени останутся лишь рассказы. Я сожгу ваши жилища. Я похороню ваших воинов. – Его голос стал еще тише. – Я наполню небо над тобой черными во́ронами.

Фигура Октавиана с безупречно отмеренным изяществом опала в воду.

Его больше не было.

Пруд застыл.

Царица подняла руку, медленно сдвинула капюшон. И оправила на себе плащ, хотя Инвидия точно знала, что она почти нечувствительна к холоду. Несколько мгновений ворд был неподвижен, а потом царица с шипением развернулась, взвилась в воздух и на крыльях призванного ею шквала унеслась к маленькому домену.

Инвидия, кликнув своих фурий, помчалась следом и догнала царицу у самого селения. Они вместе опустились перед главным укрытием. Царица направила шаги к одному из домов, в щепки разнесла дверь и ворвалась внутрь. Инвидия напряглась. От страшного предчувствия у нее скрутило живот. Она не желала зла здешним жителям, но сдержать гнев царицы было не в ее силах. Из дома донесся грохот, затем вылетела целая стена, и царица вломилась в следующую хижину. Тот же грохот безумного разгрома. И еще одна хижина. И еще одна. И еще. Она двигалась так стремительно, что даже не слышно было криков.

Инвидия набрала в грудь воздуха. И решительно шагнула к первому домику – тому самому, чье маленькое семейство они посетили несколько недель назад. В начале этого вечера у Инвидии была возможность убить царицу. И тогда эти люди остались бы живы. Самое малое, она должна была увидеть, что сотворило с ними ее бездействие.

Под хитиновой броней на ее ногах хрустели камешки. Она уже чуяла дым маленького очага. Она собралась с духом и переступила порог.

Разгромленная кухня. Битые тарелки на полу. Выбитые окна.

И пустота во всем доме.

На миг она застыла, не понимая. А потом начала понимать – и кинулась за дверь, в соседний дом.

Такой же пустой.

Она вышла, присмотрелась к земле. Не камешки хрустели у нее под подошвами. Это были тела сотен шершней ворда – и в смерти не втянувших жал, растоптанных, скорчившихся, смятых.

Царица ворда с яростным воплем разносила еще один дом. Через несколько секунд в нем попросту обрушилась крыша, а царица вылетела наружу, тараща безумные глаза на искаженном бешенством лице. Одним взмахом руки она отшвырнула балку толщиной с ее бедро и тяжелую груду камня.

– Обманута… – шипела она. – Обманута. Пока я слушала его слова, он увел от меня мой домен!

Инвидия промолчала. Она с трудом сохраняла хладнокровие. Ей еще не доводилось видеть царицу ворда в таком гневе. Ни когда та потрошила свое непокорное дитя. Ни когда Гай Секстус смел ее войска под столицей Алеры. Ни разу.

Инвидия отлично знала, что на всей Карне мало найдется людей опасней ее. И знала, что царица ворда порвет ее пополам, даже не сбив дыхания. Она все силы направила на то, чтобы молчать, сохранять спокойствие, стать незаметной. Вылазка была проведена безупречно. Мало того, что Октавиан своим появлением дал алеранцам время собраться – он еще и выявил и подставил под удар своих солдат всех охранников маленького домена. Против обнаруженных шершней у его людей, как видно, нашлось средство.

А ведь она почувствовала, когда началась спасательная операция. Почувствовала хлынувшую из-за холма волну надежды. Только приняла ее за отклик на речь Октавиана и даже попыталась отбить.

Инвидия решила, что обезумевшей царице об этом лучше не рассказывать. Никогда.

– Он забрал собак! – рычала царица. – Забрал кошек. Забрал скот. Не оставил мне ничего! – Она оглядела опустевшую скорлупу домена и мановением руки погрузила одну из хижин в раскаленный добела огненный шар.

Из него разлетелись брызги расплавленного камня. Некоторые взлетели на такую высоту, что лишь несколько секунд спустя просыпались наземь падучими звездами.

А царица снова застыла. И простояла неподвижно минуту, а затем резко развернулась и зашагала к ближайшей кромке кроча. На ходу она коротко махнула алеранке.

Инвидия пошла за ней:

– Что ты будешь делать?

Царица обернулась к ней через плечо – тонкие белые волосы всклокочены, на бледной щеке пятна золы, пыли, грязи.

– Он взял мое, – прошипела она дрожащим от ярости голосом. – Он причинил мне вред. Мне причинил вред. – Снова проскрежетали ногти. – Теперь я возьму принадлежащее ему.