Машина Мёрфи выглядела так, словно побывала в зоне боевых действий, и на снегу под ней темнели разноцветные потеки. В результате мы поехали на пикапе Майкла. Я сидел в кабине с Майклом, а Мыш разместился в кузове. Да, знаю, это небезопасно, но реальность была такова: двое мужчин нашего калибра и собака размером с Мыша просто-напросто не помещаются в кабине фордовского пикапа. А если бы и поместились, для кислорода бы там просто не осталось места.
Мыша, похоже, холод совершенно не беспокоил. Всю дорогу до Юнион-стейшн он провел, выставив морду сбоку от кабины и счастливо высунув язык. Впрочем, встречный ветер не отличался особой силой: в плохую погоду Майкл водит машину очень осторожно.
После того как мы в третий или четвертый раз миновали машину, выехавшую на тротуар или уткнувшуюся в кювет, я перестал давить ногой на воображаемую педаль газа и понукать Майкла про себя, чтобы тот поспешил. Идти до Юнион-стейшн пешком чертовски дольше, чем ехать с более чем уместной осторожностью.
Всю дорогу мы молчали. Поймите меня правильно: Майкл вовсе не трепло. Просто обычно у него всегда находится что сказать. Он приглашает меня сходить с ним в церковь (чего я не делаю, если только кто-то или что-то за нами не гонится) или, как и положено гордому отцу семейства, рассказывает о проделках кого-нибудь из его детей. Мы обсуждаем Моллины успехи, погоду, спорт или еще чего-нибудь.
Только не в тот раз.
Может, он просто сосредоточен на дороге, убеждал я себя.
Да. Наверное, так оно и было. Очевидно, это молчание не могло иметь никакого отношения к тому, что некий чародей слишком часто открывает свой поганый рот.
Въезд на вокзальную стоянку перегораживала снежная баррикада, оставленная только что проехавшей снегоуборочной машиной, но Майкл просто добавил немного скорости, и «форд», пусть и по инерции, прорвался через этот барьер.
Фонари на стоянке не горели, а поскольку окна первого этажа оказались сплошь завалены сугробами, света внутрь почти не проникало. Многоэтажные стоянки выглядят угрожающе, даже когда вы можете их рассмотреть. Однако когда в них царит абсолютный мрак, они кажутся даже еще более угрожающими – за исключением небольших участков, выхваченных из темноты светом фар.
– Что ж, – заметил я, – по крайней мере, свободных мест здесь полно.
– Кому охота путешествовать в такую погоду? – хмыкнул Майкл.
Он зарулил на ближайшее к нам свободное место, и пикап резко остановился. Майкл покинул кабину, вынул из нее большую спортивную сумку, в которой носит Амораккиус на людях, и закинул ремень на плечо. Я вышел, и Мыш тоже спрыгнул на землю из кузова. Пикап скрипнул и покачнулся на рессорах, освободившись от веса моего большого пса. Щелкнув карабином, я пристегнул поводок к ошейнику, а потом повязал ему на шею штуку вроде передника, на которой написано, что он собака-поводырь. Конечно, это ложь на голубом глазу, зато ходить так в общественных местах гораздо проще.
Мыш одобрительно покосился на передник и терпеливо дождался, пока я не закрепил его маскировку как следует.
– Собака-поводырь? – поинтересовался Майкл с таким выражением лица, что я понял: он чувствует неловкость.
В правой руке он держал фонарик, чей луч скользнул по нам, прежде чем обшарить тени вокруг машины.
– У меня очень редкое заболевание, – объяснил я, почесывая пса под челюстью. – Никакнекадрит. Пес играет роль катализатора при знакомстве или завязке разговора. Или выступает в качестве утешения, если этого не получится. Так или иначе, он совершенно необходим.
Мыш шмыгнул носом и стукнул хвостом мне по ноге.
Майкл вздохнул.
– Вы чудовищно привередливы во всем, что касается соблюдения законов, – сообщил я. – Особенно с учетом того, что имеете при себе спрятанное оружие.
– Прошу вас, Гарри. Мне и так достаточно неуютно.
– Я никому не скажу про ваш меч, если вы не будете говорить никому про мой пистолет.
Майкл вздохнул и направился к выходу. Мы с Мышом последовали за ним.
Стоянка оказалась очень холодной, очень темной, очень зловещей и лишенной какой-либо угрозы. Мы пересекли наполовину погребенную под снегом улицу. Мыш возглавлял нашу процессию, прокладывая путь сквозь сугробы.
– Снегопад снова усилился с заходом солнца, – заметил Майкл.
– Возможно, это дело рук Мэб, – кивнул я. – Если это так, Титании сложнее противостоять ее власти после захода солнца. В то же время агенты Титании все же смогут довольно свободно разгуливать по городу.
– Но вы не уверены, что это работа Мэб? – спросил Майкл.
– Не знаю. Возможно, это просто Чикаго. Что порой не менее страшно, чем Мэб.
Майкл усмехнулся, и мы вошли в здание вокзала. Оно выглядит вовсе не как в той сцене из «Неприкасаемых», если вам интересно. Съемки велись в большом зале, который арендуют для разных престижных собраний. Остальные помещения мало напоминают о Ревущих двадцатых. Они осовременены и выглядят скорее как аэропорт.
На самом деле это даже немного угнетает, если подумать. Я имею в виду, из всех общественных сооружений аэропорты с точки зрения эстетики обычно входят в десятку самых невыразительных. Но конечно, они обходятся гораздо дешевле, а когда выбирать приходится между красотой и экономической эффективностью, обычно выбирают второе. И то правда, весь этот мрамор, коринфские капители и гулкие своды хороши, но не при наших экономических запросах.
Призрак стиля все еще витает в тех частях Юнион-стейшн, которым позволили сохраниться, но, оглядываясь по сторонам, я не могу отделаться от того же ощущения, которое испытываю, глядя на фотографии римского Колизея или, скажем, афинского Парфенона: когда-то это были великолепные места. Когда-то. Но очень, очень давно.
– Где у них здесь камеры хранения? – вполголоса спросил Майкл.
Я мотнул головой в направлении северо-восточного угла здания и двинулся вперед. Билетные кассы были закрыты, за исключением одной, да и там кассир, похоже, удалился в служебную комнату или еще куда. Людей вокруг виднелось немного. Железнодорожные вокзалы вообще не кишат людьми в ночное время, а в такую погоду тем более. Одна измученная девица из службы клиентской поддержки железнодорожной компании «Амтрак» разбиралась с кучкой сердитого вида путешественников, которые, судя по всему, застряли в городе из-за бурана. Она пыталась заказать им гостиницу. Что ж, удачи ей. Аэропорты стояли закрытыми со вчерашнего дня, и для гостиниц настала страдная пора.
– А вы неплохо ориентируетесь здесь, – заметил Майкл.
– Поезда быстрее автобусов и безопаснее самолетов, – ответил я. – Я как-то летал в Портленд, так у летчиков отказали радио, компьютеры и все такое. Им пришлось сажать самолет вслепую, без приборов и связи. Нам повезло, что погода стояла ясная.
– Если верить статистике, это все еще самый безопасный… – начал он.
– Не для чародеев, – убежденно возразил я. – Бывало, я летал без приключений. Пару раз все ограничилось небольшими проблемами. Но после того полета в Портленд… – Я покачал головой. – Там, на борту, были дети. Я собираюсь жить долго. А туда, куда мне нужно, я вполне могу попасть и чуть позже. Привет, Джо! – окликнул я седого уборщика, толкавшего перед собой тележку с чистящими принадлежностями.
– Привет, Гарри, – улыбнулся тот в ответ, проходя мимо.
– Последнее время я частенько здесь бываю, – объяснил я Майклу. – По большей части разъезжаю по делам Паранета. А еще как Страж. – Я закатил глаза к потолку. – Я не хотел этой работы, но будь я проклят, если делаю ее спустя рукава.
Некоторое время Майкл задумчиво смотрел в спину удалявшемуся уборщику, потом снова повернулся ко мне:
– На что это похоже?
– Работа Стража? – спросил я, пожав плечами. – Есть еще четверо Стражей, находящихся, насколько я понимаю, под моим командованием. – Последнее слово я жестом заключил в воздушные кавычки. – В Атланте, Далласе, Нью-Йорке и Бостоне. Но чаще я не мельтешу перед ними и не вмешиваюсь в их работу, а только помогаю, когда нужно. Они ведь совсем еще дети. Выросшие в военных условиях, хотя это не дало им достаточно мозгов, чтобы они не завидовали мне.
Мыш вдруг остановился как вкопанный.
Я тоже. Я не стал крутить головой по сторонам. Вместо этого я внимательно следил за своим псом.
Уши его шевелились, как тарелки радаров. Нос подрагивал. Одна лапа оторвалась от земли, но он не двинулся с места, только неуверенно огляделся по сторонам.
– Лесси уже унюхала бы чего-нибудь, – сказал я ему. – Она дала бы нам ясное, недвусмысленное предупреждение. Один «гав» – бебеки, два – монетоголовые.
Мыш укоризненно покосился на меня, поставил лапу обратно на пол и чихнул.
– Он прав, – тихо заметил Майкл. – За нами следят.
– А когда было иначе? – буркнул я, оглядываясь. Мне не удалось увидеть ничего. Мои идеально настроенные инстинкты магического сыщика тоже ничего не засекли. Терпеть не могу ощущать себя Ханом Соло в мире джедаев. – Это я должен бы считаться джедаем, – буркнул я вслух.
– Что это? – спросил Майкл.
Вокзальные огни погасли. Все до одного. Разом.
Аварийное освещение, которому полагалось бы зажечься немедленно, не сделало этого.
Где-то рядом со мной зашуршало пальто Майкла, и что-то несколько раз щелкнуло. Судя по всему, он пытался включить фонарик, и, видимо, тот не включился.
Это было погано. Магия может вмешиваться в работу техники, но это скорее напоминает действие законов Мёрфи: то, что может ломаться, ломается. Только чаще обычного. Это не ведет себя как по команде. Это не гасит разом обычное освещение, аварийное освещение и карманные фонарики на батарейках.
Я не знал, что может привести к такому.
– Гарри? – спросил Майкл.
Мыш прижался к моей ноге, и я скорее ощутил, чем услышал зарождавшийся у него в груди предостерегающий рык.
– Ты сам это сказал, Чубакка, – шепнул я ему. – Не нравится мне все это.
Начали кричать люди.
Я сорвал с шеи амулет и направил в него усилие воли, которым я обычно заставляю его светиться.
И ничего не произошло.
Я уставился бы на амулет – если бы мог его разглядеть. Я не мог поверить в то, что он не работает. Я встряхнул цепочку, выругался и снова поднял амулет над головой, послав в него новый заряд воли.
Мгновение он плевался бледно-голубыми искрами. И все.
Мыш зарычал громче – так он обычно реагирует, почуяв настоящую опасность. Близкую. Сердце мое подпрыгнуло в груди с такой силой, что едва не пробило нёбо.
– Мне не удается вызвать свет! – произнес я высоким от волнения голосом.
В темноте рядом со мной подала голос расстегиваемая молния, звонко лязгнул металл – словно прозвучал колокол.
– Отче, – негромко произнес голос Майкла. – Нам нужна Твоя помощь.
Меч засиял белым светом.
С дюжину тварей, припавших к земле в трех или четырех ярдах от нас, разом подняли вой.
Я в жизни не видел ничего похожего на них. Ростом около пяти футов, но мощного, квадратного сложения, с эластичными, словно резиновыми, мускулами. Обликом они напоминали бабуинов – что-то среднее между четверорукими и двуногими, – со зловещего вида когтями, длинными жилистыми хвостами и массивными плечами. У некоторых в лапах – или руках? – имелись примитивные орудия: палицы, каменные топоры и каменные ножи. Обезьяноподобные головы производили впечатление черепов – настолько туго обтягивала кости черная кожа. Непропорционально большие зубы, настолько большие, что впивались в собственные губы, напоминали формой акульи, и…
И у них не было глаз. Совсем не было. Там, где полагалось находиться глазам, виднелась только гладкая черная кожа.
Едва свет, исходивший от меча, упал на них, как они с воплем отпрянули, словно их обожгло огнем, – впрочем, если внезапная вонь паленой плоти может служить индикатором, так оно и было.
– Гарри! – крикнул Майкл.
Эта его интонация мне хорошо знакома: я пригнулся как можно быстрее и ниже – и успел-таки это сделать прежде, чем клинок Амораккиуса просвистел в воздухе, где только что находилась моя голова…
…и на лету рассек одну из этих тварей, уже готовую приземлиться мне на спину.
Тварь рухнула на пол и забилась. Хлынувшая фонтаном из раны кровь горела на воздухе бело-голубым огнем.
Я рывком повернул голову, чтобы взглянуть на Амораккиус. Кровь шипела на клинке, как жир на горячей сковороде.
Железо.
Эти твари принадлежали к фэйри.
Мне не приходилось видеть их прежде воочию, но я читал их описания – последний раз совсем недавно, когда искал информацию про бебек. С учетом их принадлежности к фэйри ошибки быть просто не могло.
– Хобы! – заорал я Майклу, выхватывая из кармана пальто револьвер. – Это хобы!
После этого у меня уже не осталось времени на комментарии. Пара ближних от нас хобов успела достаточно оправиться от внезапно ударившего в них света и бросилась вперед. Мыш испустил рокочущий боевой рык и столкнулся с одним из них в прыжке. Оба рухнули, образовав клубок мелькающих конечностей и пытаясь ухватить друг друга зубами.
Следующий хоб перепрыгнул их и устремился на меня, замахиваясь зажатым в узловатой лапище каменным ножом. Я увернулся с линии его прыжка и, в свою очередь, замахнулся на него пистолетом. Тяжелый ствол ударил его в безглазую морду, обжигая плоть и кроша зубы. Хоб взвыл от боли и врезался в одного из своих сородичей.
– In nomine Dei! – воскликнул Майкл.
Я почувствовал, как его лопатки столкнулись с моими, и свет его тяжелого меча мелькнул в воздухе, вслед за чем послышался смертный вопль еще одного хоба.
Тот, что боролся с Мышом, сумел-таки опрокинуть пса на пол и, оскалив зубы, навалился на него сверху.
Я шагнул к хобу, сунул ему в морду револьвер и несколько раз нажал на спусковой крючок с криком:
– А ну не трожь мою собаку!
Не знаю, что причинило хобу больше ущерба, пули или вспышки выстрелов. Так или иначе, он отпустил Мыша и покатился по полу. Пес вскочил, все еще полный решимости сражаться, и бросился за ним, но я успел ухватить его за ошейник и оттащил назад, пока снова не столкнулся спиной с Майклом.
О проекте
О подписке