– Он ее убил, – подтвердила Моника. Плечи ее бессильно поникли. – Вот тогда я обратилась к вам. Потому что я думала, вдруг вы сможете понять. Сможете сделать что-нибудь прежде, чем он сделает что-то с детьми. Прежде, чем он убьет кого-нибудь еще. А теперь и Линда мертва. И вы тоже скоро, мистер Дрезден. Вам его не остановить. Никому не остановить.

– Моника, – сказал я.

Она мотнула головой и сжалась маленьким беспомощным комочком.

– Уходите, – сказала она. – О боже. Пожалуйста, уходите, мистер Дрезден. Я не хочу видеть, как он будет убивать еще и вас.

Сердце у меня в груди превратилось в комок холодного воска. Мне ужасно хотелось сказать ей, что все будет в порядке. Мне хотелось утереть ей слезы и сказать, что в мире не так уж все и плохо, что в нем есть еще радость, и свет, и счастье. Но я сомневаюсь, чтобы она меня услышала. Там, где она оказалась, не было ничего, кроме бесконечной, безнадежной тьмы, полной страха, боли и поражения.

Поэтому я сделал единственное, что мог. Я молча встал и вышел, оставив ее плакать. Как знать, возможно, это поможет ей начать выздоравливать.

Хотя мне это напоминало только звон стекла, выпадающего из разбитого окна.

Уже подойдя к двери на улицу, я краем глаза уловил какое-то движение слева. Из коридора молчаливым призраком выглядывала Дженни Селлз. Она смотрела на меня лучистыми зелеными глазами, такими же, как у матери, как у умершей тетки, с которой они были к тому же еще и тезками. Я остановился и повернулся к ней, уж не знаю почему.

– Вы тот чародей, – тихо сказала она. – Вы Гарри Дрезден. Я видела как-то вашу фотографию в газете. В «Волхве».

Я кивнул.

Долгое мгновение она вглядывалась мне в лицо.

– Вы поможете маме?

Такой простой вопрос. Но как объяснишь ребенку, что все не так просто, что на некоторые вопросы нет простых ответов – или вообще никаких?

Я посмотрел в ее не по возрасту взрослые глаза и торопливо отвел взгляд. Я не хотел, чтобы она увидела, что я за человек, какими ведами занимаюсь. Она вполне могла без этого обойтись.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь твоей маме.

Она кивнула:

– Вы обещаете?

Я пообещал.

Она обдумала это, не сводя с меня глаз. Потом кивнула:

– Мой папа раньше был хорошим, мистер Дрезден. Но я не думаю, что он таким остался. – Лицо ее сделалось горьким-горьким, но это было искреннее, не наигранное выражение. – Вы его убьете?

Еще один простой вопрос.

– Мне этого не хотелось бы, – сказал я наконец. – Но он пытается убить меня. У меня может не оказаться другого выбора.

Она сглотнула и задрала подбородок.

– Я любила тетю Дженни, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Мама нам этого не говорила, а Билли слишком мал, чтобы догадаться, но я знаю, что случилось. – Она повернулась, с бо́льшими грацией и достоинством, чем я ожидал от ее возраста, и шагнула из прихожей обратно в коридор. Потом задержалась и оглянулась на меня. – Я надеюсь, что вы из хороших людей, мистер Дрезден. Нам нужны хорошие люди, очень нужны. Я надеюсь, у вас все будет хорошо. – И закрыла за собой дверь.

Я ушел из этого дома в пригороде как мог быстро. Ноги сами несли меня по необычно тихому тротуару назад, к углу, на котором поджидало меня с включенным счетчиком такси.

Я сел в машину и попросил водителя подвезти меня к ближайшей телефонной будке. Машина тронулась, я закрыл глаза и заставил себя думать. Это оказалось нелегко – при той боли, что я испытывал. Может, я глуп или еще чего, но я терпеть не могу видеть, как люди вроде Моники или маленькой Дженни так страдают. В мире не должно быть такой боли, и каждый раз, когда я сталкиваюсь с ней, меня просто колбасит от злости. От злости и жалости. Даже не знаю, чего мне хочется в таких случаях больше, визжать или реветь. Мне хотелось молотить кулаками по лицу Виктора Селлза и хотелось плюхнуться в кровать и с головой накрыться одеялом. Мне хотелось обнять Дженни Селлз и сказать ей, что все будет хорошо. И при всем этом страх не отпускал меня, обжигая изнутри. Виктор Селлз, повелитель теней и демонов, собирался убить меня с началом надвигающейся грозы.

– Думай, Гарри, – сказал я себе. – Думай же, черт тебя подери!

Таксист удивленно покосился на меня в зеркало заднего вида.

Я скатал все свои эмоции, весь страх, всю злость в маленький тугой комок. Я не мог позволить, чтобы они ослепляли меня сейчас. Мне необходимы были ясность, направленность, устремленность. Мне необходим был план.

Мёрфи. Мёрфи могла бы помочь мне. Я мог бы навести ее на домик у озера и послать туда кавалерию. Они могли бы найти там целый склад «Третьего глаза». Тогда они могли бы арестовать Виктора как любого другого наркодилера.

Но в этом плане виднелось слишком много явных прорех. Что, например, если Виктор держит запасы своего зелья не в доме? Или если он успеет уйти от полиции? Тогда под угрозой окажутся Моника и дети. Да ладно, что, если Мёрфи меня просто откажется слушать? Черт, судья вообще может не выписать ордер на арест, основываясь на словах человека, которого, возможно, тоже уже разыскивают. Еще хуже, полицейским бюрократам придется связываться с властями Лейк-Провиденса, тем более что сегодня суббота, – вряд ли это ускорит процесс. Они могут просто не успеть провернуть все вовремя, пока мне не вырвут сердце. Нет, на полицию я положиться не мог.

Случись это в другое время, когда бы я не находился под подозрением со стороны Белого Совета, я мог бы заложить Виктора Селлза ему – пусть их разбираются с этим делом сами. Они не слишком церемонятся с людьми, которые занимаются магией так, как Виктор Селлз: призывают демонов, убивают, изготовляют наркотики. Он, похоже, нарушил все законы магии. Да, Белый Совет не будет терять времени зря и пошлет кого-нибудь вроде Моргана, чтобы стереть Виктора с лица земли.

Но я и этого не мог сделать. Благодаря узколобости Моргана я сам находился под подозрением. Совет соберется на рассвете в понедельник. Кто-то из членов Совета, возможно, и выслушал бы меня, но сейчас-то они путешествовали по всему белу свету. У меня не было возможности связаться с кем-либо из симпатизировавших мне членов Совета, не было возможности просить о помощи. Собственно, у меня не хватало даже времени собрать своих обычных союзников.

Что получается, подытожил я. Придется справляться самому. В одиночку.

Мысль была отрезвляющая.

Мне предстояло сразиться с Виктором Селлзом, самым, пожалуй, сильным чародеем из всех, против которых мне доводилось выступать, к тому же на его территории – в доме у озера. Более того, мне предстояло сделать это, не нарушая законов магии. Я не мог убить его с помощью магии – и все-таки мне необходимо было остановить его.

Вне зависимости от того, попытаюсь я одолеть его или нет, наиболее вероятным исходом станет моя смерть. Ну и черт с ним. Если мне и суждено погибнуть, это произойдет не тогда, когда я буду лежать, скуля и хныкая по поводу тщетности всего этого. Если Виктор Селлз хочет убрать Гарри Блэкстоуна Копперфилда Дрездена, ему придется затолкать свою хренову магию прямо мне в глотку.

Это решение немного ободрило меня. По крайней мере, сейчас я знал, что́ делаю и куда мне идти. Все, что мне нужно, решил я, – это огорошить Виктора чем-то, чего он никак не ожидает.

Теперь, когда я знал, кто он, я мог немного лучше разобраться в той магии, с которой столкнулся вчера у дома. Она отличалась силой и зловредностью, но не сложностью, да и управлялась так себе. Виктор оказался энергичным, сильным, прирожденным магом – но опыта ему не хватало. Подготовки у него вообще почти не было. Если бы только у меня имелось что-нибудь, принадлежащее ему – ну, например, волосы, – я мог бы использовать их против него. Возможно, мне стоило бы поискать в ванной у Моники, хотя я сомневался, чтобы он был настолько уж беспечен. Любой, посвящающий свой досуг тому, как использовать подобные штуки против других людей, не может не прилагать почти параноидальных усилий к тому, чтобы никто не смог проделать того же самого с ним.

И тут меня осенило: да у меня же есть предмет, принадлежащий Виктору! У меня имелся его талисман со скорпионом; он лежал в ящике моего рабочего стола. И это было одно из его орудий, еще недавно находившееся близко от его тела. Можно сказать, вплотную. Я мог использовать его, чтобы установить связь с ним, чтобы попытаться обернуть его силу против него же самого. Этакий магический прием дзюдо – почти не двигая руками, никаких вопросов.

Значит, у меня, возможно, еще имелся шанс. Меня еще не прикончили – пока.

Таксист свернул к бензозаправке и притормозил у телефона-автомата. Я попросил его подождать минуту, вышел и порылся по карманам в поисках четвертака. Если уж выйдет так, что я не доживу до завтрашнего рассвета, я хотел быть уверенным в том, что и Виктора возьмут за задницу.

Я набрал рабочий номер Мёрфи.

В трубке погудело немного, потом наконец кто-то ответил. Связь была хреновой: треск, хрип – так что я едва разобрал, с кем говорю.

– Кабинет Мёрфи, Кармайкл на проводе.

– Кармайкл, – крикнул я в трубку, – это Гарри Дрезден. Мне нужно поговорить с Мёрфи.

– Что? – рявкнул Кармайкл, и тут же голос его потонул в треске помех. Черт подери, ну почему эти проклятые телефоны съезжают с катушек в моем присутствии в самый неподходящий момент? – Говорите громче, не слышу! Мёрфи? Вам нужна Мёрфи? Кто говорит? Андерсон, ты?

– Это Гарри Дрезден! – прокричал я. – Мне нужно поговорить с Мёрфи!

– А? – донеслось до меня из трубки. – Энди, я тебя не слышу! Слышишь, Мёрфи отъехала. Взяла ордер и поехала в офис к Гарри Дрездену посмотреть, что там.

– Она… Что-о?! – удивился я.

– В офисе у Гарри Дрездена, – повторил Кармайкл. – Сказала, скоро вернется. Слушай, связь жуткая, попробуй перезвонить. – И он повесил трубку.

Дрожащими руками я поискал еще четвертак и набрал номер собственного офиса. Меньше всего мне нужна была сейчас Мёрфи, шарящая по ящикам и полкам моего кабинета. Мало ли что из моих причиндалов она может ненароком привести в действие! А уж если она изымет скорпиона, приобщив его к вещественным доказательствам, мне хана. Я ни за что не успею объяснить ей этого. А уж встретившись со мной наедине, она наверняка отыграется за все и запрет в кутузку до понедельника. Если это случится, до утра мне не дожить.

В трубке послышалось два долгих гудка, потом Мёрфи сняла трубку. На этот раз, слава богу, обошлось без помех.

– Офис Гарри Дрездена.

– Мёрф, – выдохнул я. – Слава богу. Послушай, мне надо с тобой поговорить.

Я почти физически ощутил ее гнев.

– Слишком поздно, Гарри. Тебе стоило прийти ко мне с этим разговором сегодня утром.

Я слышал, как она ходит по комнате. Потом она начала выдвигать ящики.

– Черт побери, Мёрф, – раздраженно сказал я. – Я знаю, кто убийца. Послушай, держись подальше от моего стола. Это может быть опасно. – Я думал, что лгу ей во спасение, но, едва произнеся это, сообразил, что это истинная правда. Я вспомнил, как мне почудилось движение, когда я рассматривал тот талисман. Возможно, это была вовсе не игра воображения.

– Опасно… – буркнула Мёрфи. Я слышал, как она роется в груде карандашей в моем верхнем ящике. Талисман, помнится, лежал во втором. – Я скажу тебе, что́ опасно. Опасно, Дрезден, пытаться дрючить меня. Я здесь не в игрушки играю. И я больше ни одному твоему слову не верю.

– Мёрфи, – произнес я, стараясь не повышать голоса, – ты должна поверить мне, хотя бы еще один раз. Не трогай ничего в моем столе. Прошу тебя.

Секунду в трубке царила тишина. Потом я услышал ее вдох. И выдох. Когда она снова заговорила, голос ее звучал сухо, твердо. Одним словом, профессионально.

– Почему, Дрезден? Что ты такого прячешь?

Я услышал, как она выдвигает средний ящик.

Послышался щелчок, сопровождаемый удивленным ругательством Мёрфи. Трубка упала на пол. Я услышал выстрелы, оглушительно громкие в телефонной трубке, визг рикошетирующих пуль, потом вопль.

– Черт! – крикнул я в трубку. – Мёрфи! – Я с размаху двинул трубкой по рычагу и бегом ринулся обратно в машину.

– Эй, приятель, – удивленно вылупился на меня таксист. – Где пожар?

Я захлопнул дверцу и торопливо назвал адрес своего офиса. Потом сунул ему все остававшиеся у меня наличные.