Цитаты из книги «За пределами известного»

Однако для того, чтобы в действительности обнаружить глубину красоты, глубину цвета, глубину чувства, ум должен начать с огромного чувства смирения, «я не знаю».

И быть аскетичным, не на словах или идеологически, но действительно быть (акцентировано) аскетичным означает полное оставление, освобождение от «я». А человек не может позволить этому произойти, если он глубоко не понимает, что такое страдание. Так как «страсть» происходит от слова «печаль».

Я думаю, что для того чтобы действительно углубиться в него, человек должен знать, что такое страдание, или понимать, что такое страдание. Так как без страсти у вас не может быть красоты. Страсти не в смысле похоти, но той страсти, которая приходит, когда есть бесконечное страдание. И нахождение («оставание») с этим страданием, не убегание от него приносит эту страсть. Страсть означает оставление, полное оставление «меня», «я», эго, и, следовательно, великий аскетизм. Однако аскетизм не в смысле прямого значения этого слова: пепел, суровый, сухой, то есть того, во что превратили его религиозные люди, а, скорее, аскетизм великой красоты.

И, глядя на все это, меня всегда удивляло, когда люди говорят о красоте или пишут о ней, является ли она чем-то созданным человеком или чем-то таким, что вы видите в природе, или она не имеет никакого отношения к камню, картине или слову, но является чем-то глубоко внутренним? И очень часто в беседах с так называемыми специалистами, в диалогах с ними создается впечатление, что она всегда где-то там: в современных картинах, современной музыке, в поп-музыке и т. д. и т. п., что она всегда каким-то образом так ужасно искусственна. Возможно, я ошибаюсь. Но, что есть красота? Нуждается ли она в выражении? Это один вопрос. Нуждается ли она в слове, в камне, в цвете, в картине? Или она – это нечто такое, что невозможно выразить в словах, в зданиях, в статуе?

К. Люди часто удивляются тому, почему музеи настолько заполнены картинами и статуями. Не потому ли это, что человек потерял свою связь с природой и поэтому должен идти в эти музеи, чтобы посмотреть на картины других людей, на знаменитые картины, некоторые из которых действительно удивительно прекрасны? Почему музеи вообще существуют? Я лишь спрашиваю, я не говорю, что они должны или не должны. И я был во многих музеях по всему миру, ходил по ним в сопровождении специалистов. И я всегда чувствовал, как если бы мне показывали, как если бы я смотрел на вещи, которые были для меня настолько искусственны, которые выражали представление других о красоте.

Именно поэтому это так странно и, пожалуй, привлекательно, в этом большой восторг – видеть все так, как оно есть, включая самого себя. Видеть то, чем я являюсь, не глазами профессора, психолога, гуру, книги, а просто видеть, что я есть, и читать, что я есть. Так как вся история во мне. Вы следите?

В Индии есть место, куда я езжу каждый год, там находится школа. Там самые древние холмы на земле. А. Какая прекрасная вещь. К. Ничего не изменилось, никаких бульдозеров, никаких новых домов. Это старое место, со старыми холмами, и среди них находится школа, с которой я связан и т. д. И вы чувствуете огромность времени, чувство абсолютного не-движения. Которое (движение) есть цивилизация, которое есть весь этот продолжающийся цирк. И когда вы едете туда, вы чувствуете это – полную тишину, которую не затронуло время. Время в смысле… И когда вы оставляете это и возвращаетесь в цивилизацию, то чувствуете себя, скорее, потерянным; у вас присутствует чувство «о чем все это?», «почему здесь так много шума из ничего?»

В действительности это означает, что если нет заботы, той любви, о которой вы упомянули, которая постоянно следует с вниманием, то не может быть ничего, кроме лепета (болтовни). К. Конечно. А. Может быть лишь словесное лепетание. К. Которое одобряет современный мир, вы понимаете? А. Да. К. Что опять означает поверхностные удовольствия, не наслаждение. Вы следите? Поверхностные удовольствия стали проклятьем. И выйти за пределы этого является одной из самых сложных вещей для людей.

Мудрость – это нечто такое, что приходит с самопознанием. А. Это напоминает мне гимн в Ведах, в котором идет речь о богине речи, которая появлялась только среди друзей.

К. Вы понимаете, сэр, они всегда говорят, что свобода в конце. Не в начале. Наоборот, сэр, именно начало есть тот первый шаг, который идет в зачет (считается), а не последний шаг. Итак, если мы целиком понимаем этот вопрос страха и удовольствия, радости, это понимание может прийти лишь в свободе наблюдать. И затем в этом наблюдении обучение и действие; все они имеют одинаковый смысл (значение), в один и тот же момент, а не учиться, а потом действовать. Это действие, видение – все это происходит одновременно. Это целое.