Я всегда знала, что он разговаривает с ней, даже если не слышала мелодии, которую он поставил на ее звонки. Это было видно по тому, как он прижимал к щеке телефон, приглушая голос, чтобы мне не пришлось слушать. По тому, что он никак не поддерживал разговор, даже не вставлял реплики типа «хорошо» или «м-м-м». Не то чтобы ее это задевало. Он мог сунуть телефон под диванную подушку, закончить ужин, помыть посуду и сделать себе кофе – она бы даже не заметила. Она все говорила и говорила, почти не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Вечно портила нам вечер. Я понимала почему и, если честно, не винила ее. Уверена, если бы мы поменялись местами, я бы вела себя точно так же. Но все же мне хотелось, чтобы хоть раз, один-единственный раз, Ник сказал: «Давай поговорим в другой раз, я ужинаю», или: «Я смотрю кино», или даже: «Прости, Джен, я хочу провести вечер с женой».
Я отнесла его тарелку с остатками еды обратно на кухню. Духовка была еще теплой, поэтому я запихнула тарелку туда. Постояла на кухне, прислушиваясь к тишине в гостиной и гадая, что ей понадобилось на сей раз. Помощь с какими-нибудь бытовыми неурядицами или ей просто захотелось услышать его голос? Она явно проводила вечер пятницы в одиночестве и, скорее всего, уже выпила полбутылки джина. Это происходило регулярно, и ситуация никак не улучшалась. Для Джен время оказалось не таким великим целителем, каким его принято считать.
Разговор все не заканчивался, поэтому я на цыпочках поднялась наверх и тихонько открыла дверь в комнату Эмили. Она крепко спала, и кружащийся над ее головой ночник отбрасывал ей на лицо тени пластмассовых снежинок. Ее светлые с рыжеватым оттенком волосы прилипли к влажным от пота розовым щечкам, руки, как обычно, тесно обвились вокруг жирафихи Джеммы. Я нагнулась поцеловать ее в лоб, вдыхая запах детского шампуня. Она была моей первой и единственной, моим бесценным сокровищем. Я не представляла жизни без нее. Когда я вспоминала о друзьях, которые от меня отвернулись, о разладе в отношениях с матерью, о неодобрении семьи Ника, о проблемах с Джен – когда, признаюсь честно, меня охватывали сожаления, – я всегда думала об Эмили. Какую бы цену ни пришлось заплатить, говорила я себе, она всегда будет того стоить.
Она хныкнула во сне и снова мирно засопела.
– Люблю тебя, – прошептала я, прежде чем крадучись выйти из комнаты и закрыть дверь.
К моему удивлению, телефонный разговор закончился, и Ник на кухне голыми руками пытался достать тарелку из духовки. Чертыхнувшись, он уронил ее на гранитную столешницу и стал посасывать обожженные пальцы.
– Прости, я думала, вы надолго, – сказала я. Рекорд был 53 минуты; я старалась не считать, сколько времени они разговаривают, но у меня не получалось. – Все в порядке?
– Да, да. У бедняжки разболелась голова, ей пришлось отключиться.
Мы вернулись в гостиную и снова сели за стол, но романтическое настроение испарилось. В воздухе появился холодок, свечи отбрасывали ироничные отблески на наши вытянутые лица. Ник казался усталым, а у меня начало звенеть в голове от алкоголя.
«Не спрашивай, о чем они говорили», – мысленно велела я себе. Ник только что вернулся из деловой поездки, предполагалось, что нас ждет праздничный вечер. Я постаралась привести себя в порядок, чтобы понравиться ему. Постелила свежие простыни, приглушила свет в спальне и включила диффузоры с экзотическим ароматом. Поправила лямки на кружевном лифчике с пуш-апом из дорогого комплекта, что он подарил мне на Рождество. Этот вечер должен был стать особенным. «Не позволяй ей все испортить», – велела я себе, зная, что вред уже нанесен. Я почти видела, как ее призрак сидит за столом, промокая глаза краешком салфетки.
Ник увлеченно вернулся к еде, а я уставилась в тарелку, вспоминая, как с радостным предвкушением чистила лук-шалот и обжаривала сало в масле, как вылила целую бутылку красного вина на бесстыдно дорогую говядину. Я была не самой лучшей поварихой, но я старалась. Родители Ника очень любили расписывать, как потрясающе готовит Джен, как она одним мановением ложки создает кулинарные шедевры, – так оно, скорее всего, и было, но говорили они это для того, чтобы меня задеть.
– Просто пальчики оближешь, дорогая, – сказал Ник, подливая вина в бокалы. – Ты устроила настоящее пиршество. Хотя за последнее время я так объелся деликатесов, что был бы рад и яичнице в хлебе.
«Вот и вся похвала за труды», – подумала я, но вслух ничего не сказала. Я цеплялась за наш вечер кончиками пальцев. Он мог полететь в тартарары из-за одного лишь неудачного слова.
– Знаешь что? Хейли собирается крестить Итана, – сказал Ник через некоторое время.
Я нахмурилась.
– С чего бы? Она же не особенно религиозна. Остальные дети ведь некрещеные?
Итан был поздней неожиданностью, плодом неудачной вазэктомии. В свои сорок три Хейли уже считалась «старородящей матерью», она сильно рисковала, забеременев. Может быть, подумала я, она решила таким образом отблагодарить Господа за благополучное появление сына на свет. Или, скорее, хотела сделать так, чтобы тому наверняка досталось место в церковно-приходской школе их округа. Я не слишком хорошо ладила с младшей сестрой Ника – и неудивительно, учитывая, что та была лучшей подругой Джен.
– Она хочет, чтобы мы были крестными, – сказал Ник, отрывая кусок хлеба и собирая им насыщенный соус.
– Что? – засмеялась я, откладывая вилку. – Я же для нее адская стерва.
Он покраснел и опустил глаза.
– Прости, я имел в виду, мы с Джен. – Мне в живот как будто вонзилось холодное, острое лезвие. – Джен вне себя от радости. Ты же знаешь, она обожает детей. Из нее выйдет потрясающая крестная.
– Прости, но так не пойдет, – ответила я срывающимся голосом. – Это неправильно. И Хейли должна это понимать, – я замолчала, дожидаясь ответа, но его не последовало. – Что ты ответил, когда она попросила?
– Хейли? Она еще не просила. Джен позвонила, чтобы предупредить. Она беспокоится, что тебе будет неприятно, но надеется, что ты поймешь.
– Нет, не пойму, – я отбросила салфетку и резко отодвинулась на стуле. – Ник, это несправедливо. Нельзя позволять Хейли вытирать об меня ноги. Я твоя жена.
– Они с Джен дружат еще со школы. Это не имеет никакого отношения к… сама знаешь… к разводу.
– Твоя сестра меня ненавидит, и родители тоже.
– Нет, ты несправедлива. Они потрясены, что я бросил Джен, но уже смирились. Они видят, как я счастлив с тобой, и они без ума от Эмили, – он встал и попытался меня обнять. – Я поговорю с Хейли. Наверняка у Итана могут быть две крестные.
– Не хочу я быть крестной, – ответила я, отстраняясь. – Я не верю в Бога. Так же, как и ты.
Ник примирительно поднял руки.
– Но я не хочу огорчать Хейли.
– Конечно. Я единственная, кого ты не против огорчить.
– Милая, это неправда, и ты это знаешь.
Я промолчала, сдерживая себя. Мне совсем не хотелось ссориться, но так трудно было не поддаться на провокацию. Я представила, как сестра Ника поднимает у себя дома бокал вина, триумфально смеясь. Для нее не было ничего более приятного, чем сеять между нами зерна раздора.
– Я понимаю, как тяжело Джен, – сказала я, помолчав, – но ей нужно забыть о тебе. Двигаться дальше. Найти себе кого-нибудь. Знаю, это звучит ужасно, но…
– Нет, ты права, – вздохнул он. – Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Джен давным-давно стала членом нашей семьи. Мы не можем просто вышвырнуть ее, это было бы жестоко. К тому же все ее любят.
– А ты? Ты ее любишь? – я глубоко вздохнула, страшась того, что услышу в ответ.
– Конечно, нет, – быстро ответил он. – Тебе не надо даже спрашивать. Мы с Джен через многое прошли вместе, но я никогда ее не любил, не по-настоящему, не так, как тебя.
Его слова проникли мне прямо в сердце, и я задержала их там на мгновение, поглаживая.
Потом спросила:
– Не думаешь, что пора сказать ей правду? Ради ее же блага?
– Нет. Достоинства правды сильно преувеличены, – не моргнув глазом ответил он.
Я уставилась на него, не веря своим ушам.
– Нельзя так говорить… Правда – это главное!
– А вот и нет. Люди все время искажают правду. – Он прошелся по комнате и остановился у мраморной каминной полки, на мгновение отвлекшись на фотографию нас троих, сделанную через несколько часов после рождения Эмили. – На следующей неделе я обязан сказать правду в суде, – продолжил он. – Правду, только правду и ничего, кроме правды. Но если я это сделаю, то лишусь прав. А я этого не заслуживаю, я хороший водитель.
Месяц назад Ника остановили, когда он проехал на красный свет, проверили на содержание алкоголя в крови и обнаружили, что оно превышено. Его адвокат сочинил историю о том, что Эмили заболела и Ник мчался домой, чтобы за ней ухаживать. На самом деле он развлекал китайского инвестора.
Я поджала губы.
– Я говорю об эмоциональной правде. Нельзя врать людям о своих чувствах.
– Иногда можно. Иногда это гуманно. – Он вернулся к столу и взял свой бокал. – Я хочу наладить отношения с сестрой, поэтому соглашусь быть крестным отцом Итана. А если она хочет, чтобы крестной матерью была Джен, – что ж, это ее право… – он залпом допил вино. – Знаю, тебе неприятно, но я ничего не могу поделать. Если тебе не хочется ехать на крестины, мы поедем вдвоем с Эмили. Уверен, все поймут.
Я покачала головой. Именно этого его семья и добивалась, и я не собиралась доставлять им такое удовольствие. Я должна была постоять за себя.
– Не говори ерунды, – ответила я. Это будет мучительно и унизительно, но я справлюсь. – Давай не будем больше об этом. Десерт? Я приготовила шоколадный мусс.
– Может быть, потом, сейчас у меня на уме нечто повкуснее, – он приблизился, и на этот раз я дала ему себя поцеловать. Мы погрузились в объятия, и мое тело запылало под его прикосновениями.
И в этот миг снова зазвенела мелодия Джен.
– Долбаные идиоты! Дебилы! – кричал Ник, яростно шагая передо мной к выходу.
Он с такой силой толкнул двери, что те чуть не отскочили мне в лицо. Я спустилась вслед за ним по ступенькам, ведущим из здания суда, его адвокат – на несколько шагов позади меня. Теперь Джонни получит нагоняй за то, что не предоставил достаточно убедительные смягчающие обстоятельства. Для работы Нику нужна была машина, но судья не купилась на слезливую историю о болезни Эмили, и я втайне ее понимала. У нас не было ни справки от врача, ни записи на прием. К тому же Ник нарушил правила дорожного движения уже второй раз.
Мы топтались на тротуаре, не зная, что делать. Ник, вечный оптимист, явился на заседание за рулем собственной машины, хотя Джонни предупреждал его, что, возможно, он не сможет вернуться домой тем же образом. Теперь его «Рэндж Ровер» стоял у здания суда, и время, отведенное на стоянку, почти истекло.
– Ну, спасибо, дружище, – с сарказмом бросил Ник. – Отличная работа.
– Я же говорил, тебе нужен адвокат по уголовным делам, а не медийным, – Джонни посмотрел на часы, словно давая понять, что ему пора бежать.
Ник схватился за голову.
– Три года! Нельзя водить три года!
– Я научусь, – сказала я, желая помочь.
Он пренебрежительно фыркнул.
– У тебя не получится, ты совсем не чувствуешь дороги. – Я хотела возразить, но не осмелилась. – В любом случае, ты не успеешь получить права за пять минут.
Он достал выключенный телефон, включил его, нетерпеливо постукивая по экрану, пока тот не загорелся, и заговорил с секретаршей, перекрикивая шум машин:
– Лола? Можешь прислать кого-нибудь, чтобы забрали машину?.. Да, меня лишили прав… Уроды!
Джонни, воспользовавшись предоставившейся возможностью, беззвучно попрощался и торопливо зашагал в сторону метро.
– Гребаных три года!.. Да, три. Знаю… Роба или Чарли, того, кто свободен… Мы сядем где-нибудь в кафе. Пусть напишут, когда будут здесь. Пожалуйста, побыстрее, у нас истекает время стоянки, хорошо?
В итальянском ресторанчике за углом Ник оставил меня, как багаж, и, заявив, что ему нужно сделать еще несколько деловых звонков, не терпящих отлагательств, вышел с телефоном на улицу. Я пила флэт уайт, беспокойно следя за временем. Через час нужно было забирать Эмили из яслей. Если через несколько минут никто не приедет, придется вызвать такси.
Замечания Ника о том, какой из меня получится ужасный водитель, уже стояли у меня поперек горла. Шутка незаметно превратилась в неоспоримую истину. А началось все с нашей первой встречи, которая напоминала сюжет из романтической комедии.
В 8:30 утра я ехала на велосипеде на работу. На дорогах по направлению к центру были сплошные пробки, поэтому машины на перекрестке стояли, несмотря на зеленый свет светофора. Благоразумно ждали за желтой разметкой, пока встречные автомобили не повернут направо. Но я ехала по автобусной полосе, самодовольно неслась вниз в лучах солнечного света, мимо вереницы стоящих машин. Хорошо, допустим, обзор мне закрыл грузовик, поэтому я не видела, что происходит на других полосах. Я рисковала. Сейчас я это понимаю, но тогда я просто ехала на зеленый свет. И заметила приближающийся «Рэндж Ровер», только когда тот уже повернул. Он въехал на красную автобусную полосу и задел бампером колеса велосипеда, отчего я перелетела через руль. Помню, как перевернулась в воздухе, на долю секунды ощутив себя невесомой и грациозной. Помню, как ударилась об асфальт, слава богу, не головой. Помню, как подняла глаза и наши взгляды встретились.
Ник стоял возле меня с побелевшим лицом и открытым ртом, задыхаясь, как будто только что вынырнул из-под воды. Я громко выругалась и отказалась принять руку, протянутую, чтобы помочь мне подняться. Высказала ему все, что думала о внедорожниках, которые нарушают чертовы правила дорожного движения, а он и не пытался защищаться, только кивал и непрестанно извинялся.
Но даже тогда, когда я осыпала его отборной бранью, какая-то часть моего разума отметила, что он хорош собой. Он был в безукоризненном сером костюме, простой белой рубашке (без галстука) и начищенных черных ботинках. У него были правильные черты лица. Волосы темные с проседью, хорошая стрижка и аккуратная бородка. Лет сорок, решила я. Элегантный и явно состоятельный. Мне же было двадцать пять, я была плохо одета и без гроша в кармане.
– Подождите, я отгоню машину с дороги, – сказал он, а затем вернулся на водительское сиденье и отъехал на боковую улочку.
Колесо велосипеда было смято, тормозной кабель порвался. Я оттащила велосипед с дороги и прислонила к каменной ограде. Припарковавшись на запрещающей стоянку двойной желтой полосе в нескольких метрах от меня, он подошел ко мне. У меня кружилась голова, и я слегка покачивалась.
– Как вы? – спросил он. – Возможно, у вас сотрясение.
– Нет, все в порядке, только локоть задела, – я задрала рукав, показывая кровавую царапину.
Он поморщился.
– Нужно сделать прививку от столбняка.
– Нет, честно, все в порядке. Разберусь с этим на работе, – я расстегнула шлем. – Где тут ближайшая станция метро?
– Вы не можете просто уйти. У вас шок. Вам нужно отдохнуть, выпить чашку чаю, побольше сахара. Почему бы нам не заехать ко мне и не привести вас в порядок? Я живу вон там, недалеко, – он указал на холм у себя за спиной.
– Спасибо, но мне действительно пора, – ответила я. – Я опаздываю. Мне и так уже вынесли предупреждение об опозданиях.
– Но это я виноват, а не вы. Я поговорю с вашим начальством и все объясню. Поверьте, я умею убеждать, – он улыбнулся обезоруживающей, мальчишеской улыбкой.
Я почувствовала, что сдаюсь. Мне было нехорошо, а мысль о том, чтобы разжалобить начальницу, казалась привлекательной.
– Возможно, это сработает, просто так она мне не поверит.
Он запихнул велосипед на заднее сиденье «Рэндж Ровера» и отвез меня к себе домой. Когда мы подъехали к дому, у меня отвисла челюсть. Пока он ставил велосипед в гараж и закрывал дверь, я пересчитала окна на втором этаже.
– Я, конечно, заплачу за ремонт, – он вытащил бумажник. Его пальцы коснулись толстой пачки купюр, выглядывавших из складок мягкой черной кожи. – Сколько, по-вашему, это будет стоить? Пару сотен?
Велосипед был подержанным, я купила его онлайн всего за 80 фунтов, и у меня был друг, который работал в велосипедном магазине и починил бы его за бесплатно. Дело было не в деньгах.
– Вот, возьмите пятьсот, купите новый, – сказал он, неправильно истолковав мое молчание.
Он стал отсчитывать деньги, и я подумала: он просто хочет откупиться, чтобы избежать неприятностей, когда на самом деле нарушил правила и его должны лишить прав.
Поэтому я сказала:
– Наверное, нужно сообщить в полицию? Знаете, обменяться информацией по страховкам, номерами лицензий…
Он криво улыбнулся мне.
– Да, по закону, но разве вам хочется заполнять все эти бумажки? У меня нет на это времени. И вам придется ждать нового велосипеда до скончания веков, если вы хотите получить деньги с моей страховки. – Я нахмурилась, и он добавил: – Конечно, сообщайте, если хотите, я просто пытаюсь облегчить вам жизнь.
– Да, наверное…
Он сунул мне в руку пачку денег и сомкнул мои пальцы.
– Теперь пойдемте в дом, я сделаю вам чашку крепкого чаю.
Теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что рисковала. Беззащитная девушка в шоковом состоянии. Откуда мне было знать, что он не одинокий маньяк, который намеренно сбивает женщин на велосипедах, чтобы заманить их в пыточную комнату в своем подвале и опоить, подмешав что-нибудь в чай? Но такой расклад казался маловероятным. К тому же он был не один. На кухне мыла полы девушка, которую я приняла за домработницу; она что-то неодобрительно пробормотала по-польски, когда Ник прошел по влажной плитке, чтобы поставить чайник.
– Это Наташа, – сказал он. – Я только что сбил ее, когда она ехала на велосипеде.
Домработница посмотрела на меня с подозрением.
– Это я виноват, – добавил он. – Не видел ее за грузовиком, нужно было подождать.
О проекте
О подписке