– Мальчик, ты на солнце, случаем, не перегрелся? Или тебе не растолковали, где ты имеешь честь служить? В Сыскной Когорте месьора Рекифеса! Запомнил? Драки между нищими, мелкие жульничества, обсчеты, обвесы, обмеры, торговля гнилым сукном и прочая чепуха нас никоим образом не касаются. Пусть этим городская стража занимается, за то ей деньги платят.

– Что тогда касается нас? – немедля пожелал выяснить Конан.

– Ну-у… – уль-Айяз внушительно поднял толстый палец, украшенный кольцом с большим, но показавшимся варвару поддельным рубином. – Убийства. Кражи и мошенничества, совершенные с особым размахом. Контрабанда. Вымогательство и еще вот такие предприимчивые бездельники…

С последними словами, прозвучавшими невнятной скороговоркой, почтенный старший письмоводитель с неожиданной для его возраста и комплекции стремительностью развернулся, ловким (наверняка отработанным за многие годы) жестом сгреб за шиворот неприметного малорослого типа, размашисто встряхнул, как кошка трясет пойманную мышь, и развернул физиономией к себе. Пойманный отчего-то не вырывался, не голосил, заверяя мир в своей невиновности, и только пробурчал:

– Доброго здоровьичка, месьор Шетаси.

– За мое здоровьичко не беспокойся, свое побереги, – рыкнул вышепоименованный месьор. – Ну-ка брось! А ты, юноша, подбери.

Типчик покорно разжал пальцы. В дорожную пыль грузно шлепнулся увесистый кошель, каковой Конан не замедлил проворно подхватить.

– Конан, ты не заметил поблизости парочки лоботрясов из городской стражи? – задумчиво осведомился старший письмоводитель, продолжая слегка потряхивать бедолагу – просто так, для порядка, дабы тот не счел себя забытым. – Ибо несообразно двум героям из Сыскной Когорты тратить свое драгоценное время на препровождение в застенки Алронга мелкого гнуса по имени Бирмит, а по прозванию Крыса, каковой Крыса даже кошелек у купца толком срезать не в состоянии, чем позорит наш достославный город. А, Бирмит? Чую, пора тебе на заслуженный отдых.

– Месьор Шетаси, не сдавайте! – взмолился Бирмит Крыса, а Конан деловито сообщил:

– По-моему, патруль городской стражи мы недавно миновали.

– Можешь ли ты сказать нечто, способное облегчить твою участь и доказать, что ты еще не окончательно потерян для общества? – печально поинтересовался Шетаси у неудачливого карманника.

Опасливо поглядывая на хмурого Конана, воришка что-то быстро зашептал Шетаси в самое ухо, заросшее седым жестким волосом. Почтенный уль-Айяз рассеянно кивал. Когда Крыса закончил, Шетаси испустил тяжкий вздох и неожиданно выпустил из пальцев воротник его чудовищно засаленного халата, отчего Бирмит шлепнулся на четвереньки, однако немедля вскочил и с поразительной быстротой отбежал на пару десятков шагов.

– Псы поганые! – завопил он, оказавшись в безопасности. – Чтоб вам лопнуть!

– Догнать? – азартно предложил Конан.

– А сможешь? – спросил Шетаси с некоторой завистью. – Да Сет ему в попутчики. Я его завтра опять поймаю. Много там?

– Где? – не понял киммериец. Потом сообразил и распустил шнурок на подобранном кошельке. – А-а…Ого!

– Дай сюда, – недовольно буркнул Шетаси, отбирая кошель. – И запомни, сынок: все изъятое у нарушителей закона должно быть немедленно сдано в городскую казну.

С этими словами он запихал кошелек к себе в пояс.

Отчего-то Конану показалось, что содержимое городской казны сегодня не пополнится.

Следующую остановку Наставник и тенью следовавший за ним ученик совершили в таверне «Звездный мост». Молодому киммерийцу об этом местечке рассказывали приятели, причем рассказ непременно сопровождался восхищенными закатыванием глаз и многозначительным прицокиванием языка. Оказалось – заведение как заведение, только почище и кормят наверняка не в пример лучше «Хромой лошади». Почтеннейший Шетаси грузно привалился к стойке, небрежно поманил пальцем хозяина, выросшего перед ним, словно из досок пола, и завел с ним тихую беседу.

Заинтересовавшийся Конан навострил уши, однако речей старшего письмоводителя не расслышал. Долетали до него только отдельные реплики хозяина «Моста», чье лицо приобретало то бледный, то зеленоватый оттенок, а голос предательски срывался.

– …кто говорит?!

– …Митрой Всевидящим клянусь!

– …почтеннейший уль-Айяз, жить-то надо…

– …как есть якшается с туранцами, а пахучую дрянь прячет на заднем дворе, за балкой овечьего сарая…

– …да никогда в жизни!

С последними словами хозяин проворно нырнул за стойку, откуда появился уже с маленьким кожаным мешочком, стремительно перекочевавшим за широкий пояс почтеннейшего Шетаси, составив компанию кошельку Бирмита Крысы.

– Смотри у меня, – пригрозил на прощание уль-Айяз, однако от предложенного кувшина белого шемского не отказался, и даже проявил щедрость, разделив сей кувшин с младшим подопечным.

– Вот народишко пошел, – огорченно сетовал месьор Шетаси, направляясь в сторону улиц торгового квартала Сахиль. – Никакой честности в людях не осталось! Нет, чтобы расплатиться и жить спокойно, так всякий норовит увильнуть да припрятать, себе оставить побольше, а законной власти – поменьше!

«Законная власть, надо полагать – господин Шетаси собственной персоной», – рассудил Конан, но вслух говорить ничего не стал. Он уже запомнил простое и действенное местное правило: иногда стоит держать язык за зубами.

Вместо этого киммериец спросил:

– Теперь куда?

– В «Золотой павлин», – пропыхтел уль-Айяз, вытирая с лысины обильные капли пота и раздраженно поглядывая на ослепительный солнечный диск. – Тамошний владелец обзавелся дурными привычками. Во-первых, водит дружбу с перекупщиками желтого лотоса, чего я во вверенном мне квартале потерпеть никак не могу. Во-вторых, обирает девчонок, которые живут при таверне, и какую-то, по слухам, даже поколотил. Хорошо ли это – обижать бедных девушек?

Конан согласился, что весьма нехорошо. В «Павлине», таверне поблизости от площади Скачущих Коней, ему доводилось бывать, и он знал, что там подрабатывает танцовщицей Элата, одна из десятка подружек Ши Шелама. Правда, из-за некоторых обстоятельств Ши с ней недавно поссорился, и теперь вовсю ухлестывал за Юнрой, дочкой богатого торговца древностями Аземы Тавилау. Самому киммерийцу Юнра казалась чрезмерно рассудительной для женщины и страшненькой с лица. Непонятно, что в ней нашел Ши. Может, желает добраться до сундуков ее папаши? Зряшные надежды – кладовые семейства Тавилау отнюдь не стоят нараспашку в ожидании проходимцев навроде Ши.

Владелец «Павлина» при виде достопочтенного Шетаси и маячившего у него за плечом хмурого верзилы сразу поскучнел, юркнул в заднюю комнату и вынес оттуда ставший уже привычным туго набитый кошелек свиной кожи. Подношение уль-Айяз с негодованием отверг, и полюбопытствовал, каковы последние новости из Турана. Хозяин скривился, как от зубной боли.

Далее разговор велся полушепотом, завершившись вытянутым из тавернщика признанием в том, что встреча посредника и покупателей дурманного товара состоится через два дня, в таверне «На любой вкус», после заката. Шетаси одобрительно похлопал собеседника по плечу, наказал впредь не бить шлюх, приносящих заведению немалый доход, и не отнимать у них больше положенного.

Кошелек уль-Айяз все же запасливо прихватил.

– Вот и нашлось занятие для его милости Рекифеса, – с удовлетворением заявил уважаемый письмоводитель, покинув «Золотой павлин». – Всякие там засады, облавы и прочие шумные развлечения. Ему это чрезвычайно по душе. Только запомни, сынок – настоящие, большие дела творятся тихо. Чтоб никто, ни одна зараза болтливая не пронюхала. Усвоил?

На следующем постоялом дворе картина повторилась до мелочей, да вдобавок стражей закона бесплатно угостили недурным обедом. «За счет заведения», льстиво пропела хозяйка, заодно шепнувшая месьору Шетаси о подозрительных сборищах в доме по соседству и предположившая, что туда наведываются любители потискать малолеток… Рассказывая, она делала круглые глаза и всячески изображала готовность помогать доблестным человекоохранителям.

– Р-разберемся, – посулил уль-Айяз, и, когда хозяйка отошла, буркнул: – Вот они куда перебрались, после того как нынешней зимой разогнали притон на Бронзовой улице… Ну-ну, запомним.

Чем дальше, тем больше Конан убеждался, что Шетаси уль-Айязу известно о Шадизаре все или почти все. Кто кому сколько задолжал, кто чем промышляет и с какой девицей нынче живет, кому улыбнулось переменчивое счастье, а кто сидит на мели. Уль-Айязу не требовалось ни угрожать, ни применять силу – ему тут же рассказывали необходимое, и, как заметил киммериец, с явным злорадным удовольствием, пытаясь насолить собрату по ремеслу или удачливому конкуренту.

Единственная досадная заминка случилась под вечер, в таверне «Кувшин и кружка», чей владелец клятвенно обещал вернуть долг завтра. В крайнем случае, через два дня. Посетителей совсем нет, дряхлая бабушка, как назло, занемогла… Знаете, сколько нынче лекари дерут за свои снадобья и свое время?

Шетаси сочувственно кивал, поглаживал редеющие усы и в конце концов обернулся к маявшемуся от скуки подопечному.

– Сынок, пойди-ка сюда, – окликнул он Конана и указал на невольно попятившегося содержателя «Кувшина». – Видишь это неудачливое создание природы? Возьми его и выведи наружу. Можешь делать с ним, что угодно, только чтобы через четверть колокола двадцать талеров серебром лежали на этом столе. Приступай, да гляди, не посрами чести Сыскной Когорты.

Хозяин открыл рот, но возразить не успел – его сгребли за шиворот и непреклонно повлекли к выходу. Грохнула о косяк закрывшаяся дверь. Почтеннейший Шетаси с ухмылкой налил себе дорогого «Аромата Пуантена», обнаруженного в закутке под стойкой, и приступил к неторопливому смакованию. Немногочисленные гости таверны встревоженно переглянулись, кто-то предпочел украдкой выскользнуть на улицу.

Минуло не четверть колокола, а едва ли двести или триста ударов сердца. Уль-Айяз едва успел опустошить кружку, когда на пороге объявился молодой варвар, весьма довольный собой.

– Деньги спрятаны в бочонке на складе для вина, – бодро доложил он. – Принести?

– Само собой, – хмыкнул Шетаси и на всякий случай осведомился: – Как поживает наш досточтимый хозяин?

– В колодце плавает, – безмятежно ответил киммериец.

– По кускам? – слегка обеспокоился уль-Айяз.

– Почему по кускам? – удивился Конан. – Целиком. И даже живой. Во всяком случае, когда я его туда кидал, он вовсю вопил и брыкался.

Доставленный в общий зал бочонок стражи порядка немедля вскрыли. В нем обнаружилось около пятидесяти симпатичных кругляшек с изображением немедийского дракона и еще с два десятка тяжелых туранских империалов, масляно отсвечивающих золотом высокой пробы.

– Нам лишнего не надо, – бормотал себе под нос Шетаси, проворно раскладывая монеты на кучки. Отсчитав положенную мзду, он задумчиво глянул на Конана и подвинул к нему десяток монет, провозгласив:

– Делим по справедливости и сообразности, то есть пополам.

Хорошим знанием науки счисления варвар похвалиться не мог, однако заподозрил, что половина сегодняшней добычи уль-Айяза должна составлять гораздо больше, нежели жалкие десять талеров. Понимал это и месьор письмоводитель, с гортанным хохотком растолковавший:

– Половины, сынок, бывают разные. У тебя подружка есть?

– Есть, – кивнул начинающий человекоохранитель.

– И красивая?

– Мне нравится, – несколько растерянно сказал Конан, гадая, к чему эти расспросы. Нет, знакомить месьора уль-Айяза с Диери он, пожалуй, не станет.

– Ну-у тогда… – Шетаси поколебался, однако добавил к доле подчиненного еще пяток империалов. – Купи ей какую-нибудь побрякушку. И смотри вокруг получше, запоминай, как дела делаются. Седмицу вместе походим, а потом посмотрим, народ к тебе попривыкнет, может, тебя одного выпускать можно будет… Завтра к полудню приходи в управу, заглянем на Каменный рынок, больно там умельцы резать кошельки расшалились. Да еще за одним человечком приглядеть надобно, что-то он подозрительным мне кажется…

Совет Наставника относительно подарка для подружки Конан выполнил, но в «Хромую лошадь» явился далеко заполночь, когда Диери уже легла спать. Ши отсутствовал – либо ушел резаться в кости, либо отправился навестить очередную симпатию.

«Рассказать им, что я нанялся в Сыскную Когорту? – размышлял Конан, устраиваясь рядом с сонно пробормотавшей что-то вопросительное девушкой. – Пожалуй, не стоит. Смеяться будут, особенно Ши. Нет, не скажу».

Открыть тайну все-таки пришлось, и ничего хорошего, как верно догадывался Конан, из этого не вышло. Постоянное злоязычие Ши Шелама привело к тому, что вскоре киммериец не выдержал и перебрался из «Хромой лошади» в казармы при городской управе, где обитала большая часть подчиненных Рекифеса. Диери решение приятеля чрезвычайно расстроило, а Ши втайне обрадовался, рассчитывая занять временно опустевшее местечко поблизости от Деяниры. Коварные замыслы пока не увенчались успехом, но Ши не терял надежды.