Берди направилась к Лэмам. Кит, смуглый, среднего роста, с глубокими морщинами на лбу между густыми черными бровями, с мрачным видом прислонился к одному из столбов, поддерживавших односкатную крышу. Рядом с ним тонкая как щепка девушка с коротким ершиком обесцвеченных волос курила, отбрасывая сигарету ото рта такими резкими, дергаными движениями, так что длинные серебряные серьги в ее ушах качались. Это, наверное, подруга Кита с неправдоподобным именем Лили Денджер. Синяя майка, жирные черные стрелки вокруг глаз, тугие, как вторая кожа, легинсы с рисунком, босые ступни. Весьма экзотическая птица в данной стае.

О ней не упоминали в газетных репортажах, она не давала показаний в суде. Но Джуд предупредил о ней, пока вводил Берди в курс дела. Берди заметила ее только теперь. Вероятно, Лили появилась здесь уже после ее приезда. Рядом с ней – Пол Лэм, рослый, черноволосый и могучий. И на редкость симпатичный даже со сломанным носом. Но ухмылялся он по-дурацки, сжимая в руке стакан с пивом.

Берди окинула их мимолетным взглядом, кивнула всем сразу и повернулась к фигуре, восседающей на бревне у стены.

– Миссис Лэм, я Верити Бердвуд из Эй-би-си, – начала она, протягивая руку.

– «Миссис Лэм»! – Джейсон фыркнул и залился презрительным хохотом, держась под прикрытием опоры для цистерны. – Ишь ты! «Миссис Лэм»!

Он издал дикий вопль, повис на старой деревянной опоре и закачался, не упуская из виду ни единой подробности происходящего под крышей веранды. Берди вспомнился «Изгоняющий дьявола».

Энни Лэм обтерла ладонь о свою необъятную грудь и вяло пожала Берди руку. На ощупь ее пальцы казались теплыми сырыми сосисками.

– Паршивая погодка, да? – прошамкала она.

Берди кивнула:

– Жара страшная.

Энни Лэм усмехнулась, показав десны, лишенные зубов.

– У нас тут и похлеще бывает, – сипло продолжила она.

Энни сидела, подавшись вперед и широко разведя в сторону колени, ее ступни в резиновых шлепанцах крепко упирались в половицы веранды, в руке она держала стакан с пивом. Редкие, седые с желтизной волосы были кое-как собраны в неряшливый хвост и схвачены розовой резинкой, но длинные жидкие пряди выбились из-под нее и уныло повисли вдоль ушей. Энни была в сарафане с сиренево-зелено-розовым рисунком – огромного размера, бесформенном и все-таки слишком тесном для нее. Плоть мясистых рук, странно-белых по сравнению с грубой краснотой лица и шеи, буграми выпирала из широких пройм сарафана.

– Хо-хо! – выкрикнул Джейсон. – Да если бы здесь было в сто раз жарче, мы бы сдохли давно! Скажи ведь, мам? А, мам? Ма-ам!

Женщина, сидевшая рядом с Энни Лэм, пошевелилась.

– Да, наверное, – промямлила она.

– Точно сдохли бы! – Джейсон даже не пытался скрыть презрения.

Разговор, похоже, напомнил Энни о светских условностях.

– Это моя дочь Розали, – сказала она, мотнув головой в сторону соседки.

Все движения ее были замедленными, каждое сопровождалось кряхтеньем и совершалось словно через силу. Когда она молчала, то почти непрестанно жевала пустыми деснами. В беззубости – вот в чем ее примечательность, решила Берди. Она заставила себя отвести взгляд от Энни и посмотрела на Розали, которая рассеянно улыбалась ей.

Розали? Было почти невозможно узнать какое-то нездешнее, тоненькое создание с фотографий в газетах в этой зрелой телом женщине неопределенно-приятной внешности, с поплывшими чертами, обветренной и обожженной солнцем кожей и мелко завитыми каштановыми волосами до плеч. Пять лет изменили Розали до неузнаваемости. Она выглядела гораздо старше своих двадцати девяти лет. В ней чувствуется какая-то острая отрешенность, подумала Берди.

– Очень приятно. – Опять это апатичное бормотание. Губы Розали растягивались в улыбке, а глаза смотрели в никуда.

Пять лет назад ранним утром Розали нашла жену брата лежавшей на полу кухни, с головой, превратившейся в кровавое месиво. Потом, бросившись к пабу за помощью, обнаружила брата, окровавленного и обмякшего за рулем разбитой машины. А позднее надрывно кричала не переставая, пока его, арестованного, увозили прочь. Неужели тогда она и опустила руки? Или процесс отчуждения Розали Лэм от жизни начался еще давно, а в последние годы просто ускорился, когда материнство, сама жизнь и Хоупс-Энд доконали ее?

– Я Чудик. – Рослый симпатичный сын Энни сам протянул Берди руку и пожал ее ладонь.

– Да видит она, небось не слепая, – процедила Лили Денджер.

– Язык прикуси, сучка! – повысила голос Энни Лэм, и в нем зазвенела вдруг вспыхнувшая ярость.

Ее и без того красное лицо приобрело зловещий багровый оттенок, а невозмутимая Лили улыбнулась и тряхнула головой, так что ее сережки блеснули на солнце.

– Кит Лэм, – представился мрачный мужчина, стоящий рядом с ней. Предыдущий разговор он словно пропустил мимо ушей. И даже не попытался протянуть руку для пожатия.

– А я как раз собиралась что-нибудь выпить, – произнесла Берди, решив немного отвлечь собеседников. – Не составите мне компанию? Думаю, Эй-би-си от этого не обеднеет, верно?

– А как же! – Энни с готовностью опустошила свой стакан и протянула ей. К ней вернулось хорошее настроение. – Даже не сомневайся. Мне еще пива. Вот спасибо, дамочка. Как, говоришь, тебя зовут?

– Верити Бердвуд.

Джейсон разразился визгливым смехом. Лили Денджер усмехнулась. Берди вдруг охватило нестерпимое желание подскочить и отвесить им подзатыльников.

– Обычно меня зовут Берди, – добавила она, забирая у Энни стакан.

Та расплылась в улыбке.

– Я-асненько, – отозвалась она и причмокнула губами, – так-то вот…

Уловив намек, Берди повернулась, чтобы сходить за выпивкой. Все как по команде принялись допивать остатки. Чудик тяжелой походкой обошел присутствующих, с привычной ловкостью собирая пустые стаканы.

– Я фанту хочу! – завопил Джейсон. – Слышь, Берди, мне можно фанту?

Она кивнула. Преследуемая звоном стаканов в руках Чудика, Берди направилась к двери паба.

– Грейс! – позвал Чудик. – Грейс, пойдем, выпьешь с нами. Берди угощает.

– Чего?

На призыв Чудика откликнулась черноволосая девушка, которую Берди видела, выходя из паба. Грейс взглянула на Берди, откинула волосы за спину и одним глотком допила все, что оставалось у нее в стакане. Парень, с которым она болтала, сделал то же самое. Оба поставили стаканы в стопку, которую нес Чудик, и отвернулись.

Значит, это и есть Грейс. Она выглядела гораздо старше, чем предполагала Берди. Лет на двадцать, а не на четырнадцать. В четырнадцать ее вообще не должны были пускать в паб. Но в Хоупс-Энде, похоже, возраст не помеха. Особенно если ты из семьи Лэм.

Берди направилась к стойке. Толпа мужчин опять расступилась, пропуская ее.

– Подфартило тебе, Чудик? – сказал кто-то за ее спиной.

Раздались смешки.

– Шесть… нет, семь стаканов пива, будьте добры. И одну фанту, – обратилась Берди к Аллану Бейкеру, глазевшему на нее из-за стойки.

Не проронив ни слова, он потянулся за чистыми стаканами и принялся выполнять заказ. Берди нашла в сумке деньги, прикидывая, как будет отчитываться за эти траты. Чеки тут явно не в чести. Бет придется поверить ей на слово. Она взглянула на часы, висевшие на стене. Почти два.

– Видел недавно Леса Хьюита, – объявил Бык Трюс, бочком подступая к ней, но обращаясь к Бейкеру.

– Ну? – буркнул тот, не сводя глаз с пивного крана.

– Ага. На большом выгоне к северу. Барашка гнал.

Пиво пенилось, стекая на металлическую решетку под стаканами.

– Ну?

– Ага. – И он продолжил, искоса, хитро взглянув на Чудика: – Решил, наверное, подзакусить, пока есть чем. А то ходят слухи, что первосортных ягнят-то у Леса осталось раз-два и обчелся. Умора, да и только.

Чудик медленно повернулся к нему.

– К чему это ты? – хмуро спросил он.

Кожа на его лице словно натянулась, огромные кулаки сжались.

Бык Трюс неубедительно изобразил удивление.

– Да просто так, приятель, – забормотал он. – Я вообще не с тобой говорю, так или нет?

Цикада Бейкер поспешно передвинул четыре полных до краев стакана по стойке.

– Держи, – сказал он Чудику. – Ты забирай эти, а она возьмет остальные.

Чудик замер в нерешительности.

– Забирай давай! – поторопил Бейкер. – Бык ничего такого не имел в виду. Верно, Бык?

Бык Трюс старательно закивал.

– Ничего такого, – сбивчиво подтвердил он. – Просто поболтать хотел.

Чудик медленно разжал кулаки, потянулся за стаканами и забрал их со стойки. А потом, еще раз взглянув сверху вниз на Быка, враскачку направился к двери.

Поджав губы, Цикада продолжал молча обслуживать Берди. Оставшиеся четыре стакана он поставил на круглый металлический поднос и проследил, как она берет его и осторожно отодвигается от стойки.

– Ну ты кретин, – услышала Берди, как он говорит Быку Трюсу, понизив голос и дождавшись, когда она отойдет на несколько шагов. – Тебе что, жить надоело?

– Да уж постою за себя как-нибудь, – заканючил его собеседник. – И вообще, ничего бы он мне не сделал. Тревор же с минуты на минуту приедет. Не стал бы он…

– Шутишь, что ли? Сам же видел, как он завелся. Знаешь ведь, какой он. Я и говорю: кретин ты. Держись от него подальше. И ни слова ему больше не говори. Понял?

К сожалению, больше Берди ничего не успела услышать, уходя прочь и удерживая на весу поднос. Она уже приближалась к двери, когда на веранде пронзительно заверещал Джейсон, легко заглушая низкое гудение мужских голосов:

– Едут! Едут! Дядя Трев приехал! Ма-ам, бабушка! Дядя Трев здесь!

В пабе стало совершенно тихо. Затем мужчины медленно, притворяясь равнодушными, потянулись к выходу. Этим плавным потоком Берди вынесло наружу через узкие двери, на солнечный свет. Лэмы всей толпой бросились к дороге. Энни ковыляла первой, вокруг нее с визгом скакал Джейсон, подгоняя остальных, как овчарка – стадо овец. Местные собаки покинули свои места в тени хозяйских пикапов и подняли лай.

Новенький «вольво», сверкая кипенной белизной кузова сквозь слой желтовато-бурой пыли, подъехал к мосту, сбавил скорость и загрохотал по старым доскам настила. Возле паба он затормозил и припарковался параллельно ему, загородив дорогу. Ухмыляясь от уха до уха, Джейсон ринулся открывать пассажирскую дверцу. Остальные Лэмы застыли в ожидании. Из «вольво» вышел мужчина, смуглый, среднего роста, в темных очках. Яркий свет подчеркивал бледность его кожи. Не улыбнувшись, он огляделся, словно охватив все, что находилось перед ним: старый паб, посетителей между опорами веранды, Сью Суини и Цикаду Бейкера, притянутых к дверям будто на невидимой леске, неподвижных родственников на пыльной дороге. И даже Берди, которая с подносом в руках внимательно изучала новоприбывшего.

– Трев! – разорвал тишину возглас Энни, и она бросилась к сыну.

Губы Тревора Лэма тронула улыбка.

– Привет, мама, – произнес он.

И с трудом удержался на ногах, попав в ее могучие объятия.