Глава 13

Стайка уличных оборвышей напоминала птиц, роющихся в мягкой илистой глине под Старой лестницей. Только вместо клювов они совали туда худые чумазые руки и охотились не за червяками, а за обломками меди, старыми бутылками и кусками угля. Фиона смотрела, как они рыщут вдоль полосы отлива, набивают карманы и торопятся наверх, чтобы продать старьевщику найденные сокровища.

Она сидела с Джо на их любимом месте. Эту часть реки она знала как свои пять пальцев. Все вокруг было знакомым с детства: пенистые волны, здание склада Батлера на противоположном берегу и терпкий запах чая. Знакомым, но уже не таким, как прежде.

Фионе было не отделаться от этого ощущения с самого утра, едва Джо внезапно появился у них дома. Она пыталась и никак не могла сообразить, в чем дело. Но в Джо что-то изменилось. На нем был красивый твидовый пиджак цвета лесного мха, который ему отдал Гарри. Под пиджаком белая рубашка. Наряд дополняли новые шерстяные брюки, купленные им для поездки в Корнуолл с Томми Петерсоном. В этой одежде Джо ничем не напоминал грубоватого рабочего парня. Он выглядел как уверенный молодой человек, чьи дела столь же уверенно идут в гору.

На Фионе была ее темно-синяя юбка, белая блузка и серая шаль. Она даже обрадовалась ветреной осенней погоде, заставлявшей кутаться в шаль, под которой скрывалась небрежно заштопанная дырка на рукаве. Фиона испытывала неловкость, сравнивая свою поношенную одежду с щегольским нарядом Джо. Прежде ей никогда не бывало стыдно перед ним.

Джо находился в приподнятом настроении, довольный работой, отношением Петерсона и собой. «Так и должно быть, – думала Фиона. – Он и двух месяцев не проработал на новом месте, а уже ожидает повышения». Джо рассказывал, не умолкая ни на секунду. Он так и сыпал восторженными фразами, расхваливая деловые качества Петерсона. Лицо Джо раскраснелось. Еще бы! Он говорил о возможности стать закупщиком. Потом он заговорил о поездке в Корнуолл, где останавливался в дорогом отеле. Свою речь он пересыпал словечками из языка покупок и продаж, которых Фиона не понимала. Она пыталась радоваться за Джо, хотела разделить его воодушевление, но… ей казалось, что все это принадлежит ему одному.

– …а в нашей коробке уже восемнадцать фунтов и шесть пенсов, о чем я рад сообщить.

Эти слова выбили Фиону из невеселых раздумий. Она вновь почувствовала себя неловко.

– Мне туда нечего добавить. Может, на следующей неделе…

– Не волнуйся. Я добавляю туда за нас обоих.

Фиона нахмурилась. Ей не понравились слова Джо. Что значит – он добавляет за них обоих? Ведь это была их мечта. Их магазин. Она тоже хотела вносить свой вклад. Магазин виделся ей результатом их совместных усилий и жертв. Неужели Джо этого не понимает?

Он взял ее руку и погладил.

– Любовь моя, да у тебя совсем огрубела кожа на ладонях, – сказал Джо, разглядывая ее руку. – Зайдем к аптекарю, купим тебе мазь.

– Спасибо, у меня есть, – сухо ответила Фиона.

Она сунула руки в карманы юбки. Дома у нее не было никакой мази, но она не хотела этих… благодеяний Джо. Его слова задели Фиону. Ей показалось, что Джо упрекает ее. У Фионы всегда были такие руки, как у каждой работающей женщины. А утонченные леди с нежными ручками не занимаются упаковкой чая. «Вот у Милли руки наверняка мягкие и гладкие», – с неприязнью подумала Фиона.

– Фи, что с тобой? – спросил Джо, заметив ее насупленное лицо.

Господи, Фиона чувствовала себя несчастной. А ведь Джо пытался быть внимательным, и не только к ней, но и ко всей ее семье. И приехал он не с пустыми руками. Привез большущую корзину овощей и фруктов. Джо попытался обыграть это как подарок, хотя прекрасно знал, что экономит их скудные деньги. Кейт он привез конфет, а Шейми – расписного деревянного солдатика. Надо было видеть, как просияло лицо малыша. Фиона получила шесть красных роз. Джо был так внимателен к ней. Тогда почему у нее так погано на душе, откуда в ней желание загородиться от его забот?

– Тебе показалось, – соврала она, заставив себя улыбнуться и не дать тягостным мыслям испортить драгоценные часы, проводимые вместе после стольких недель разлуки.

– Понимаю. Я слишком увлекся рассказами о работе. Наверное, утомил тебя. Прости, Фи. – Он притянул Фиону к себе и поцеловал.

В объятиях Джо ее страхи исчезли. К ней вернулись прежние ощущения. Внешний мир, как всегда бывало, отодвинулся. Есть только они… любящие друг друга, принадлежащие друг другу. И никаких мыслей о Петерсоне и работе. Никаких тревог за мать и безденежную жизнь в одной комнате.

– Фи, мы сейчас так редко видимся. Для меня это невыносимо. Я привык тебя видеть.

– Ну так наслаждайся зрелищем, – весело сказала Фиона. – Потерпи немного. Скоро Ночь Гая Фокса. Осталось каких-нибудь две недели. – Фиона так ждала этого праздника, что сами разговоры о нем повысили ей настроение. – Мы все соберемся на Монтегю-стрит и устроим костер. Я не представляю, как можно праздновать в другом месте. – Фиона порывисто сжала руку Джо. – Ты приедешь на целый день или только на вечер? – (Он отвернулся.) – Джо?

– Фиона, я не смогу приехать.

– Ты не приедешь?! – закричала она, сраженная его ответом. – Но почему? Только не говори, что Петерсон и в праздничный вечер заставит тебя работать!

– Совсем не потому. Томми устраивает большое торжество, и я должен там быть.

– Почему? Это же не работа. Разве ты не можешь ему сказать: «Нет, спасибо большое» – и поехать домой?

– Не могу. Это не просто вечеринка. Там соберутся все, кто у него работает. В Ночь Гая Фокса Томми раздает премии и объявляет о повышениях. Пойми, Фиона: если я не пойду, это будет как пощечина Петерсону. Пожалуйста, не злись. Я тут ничего не могу поделать.

Но Фионе было не совладать с собой, и она разозлилась. А вместе со злостью навалились грусть и досада. На Монтегю-стрит Ночь Гая Фокса всегда была любимым праздником. Так повелось с незапамятных времен. Ребятня мастерила своих Гаев. Все соседи сходились посмотреть на костер и фейерверки. Влюбленные пары стояли перед костром, держась за руки. Фиона надеялась, что так будет и у них с Джо. Ей нравилось само ожидание праздника, возможность хотя бы немного развлечься и забыть о повседневных тяготах. А теперь все насмарку.

– Милли, поди, тоже там будет?

– Думаю, да. Это же их дом.

Фиона помолчала, потом спросила:

– Ты любезничаешь с ней?

– Что?

– Отвечай!

– Нет! Фиона, что за чертовщина? Ты опять за старое?

– Извини, ошиблась, – язвительно бросила она. – Твоя единственная и настоящая любовь – Томми, а вовсе не Милли? Должно быть, так. Ты же проводишь с ним все свое время.

Джо взорвался.

– Фиона, чего ты от меня хочешь? – закричал он. – Хочешь, чтобы я ушел от Петерсона? – Джо не дал ей времени на ответ. – Были у меня такие мысли: все бросить и вернуться сюда, к тебе. Но я не поддался порыву, поскольку думаю о нас обоих. Я стараюсь получить повышение. Желающих много, но я рассчитываю, что Томми остановит выбор на мне. Тогда я буду зарабатывать больше. И мы сможем открыть магазин. Я смогу по-настоящему заботиться о тебе.

– Я не прошу тебя заботиться обо мне! – крикнула она в ответ. – Я лишь прошу иногда появляться здесь… – Она чувствовала: у нее дрожат губы. Черта с два она заревет! Она сейчас слишком зла. – Мне и так тяжело после смерти па. Сам знаешь. А если бы ты хоть иногда был рядом… просто поговорить.

– Фи, ты же знаешь. Если бы мог, я был бы рядом. Знаешь ведь! Наша разлука скоро закончится. Потерпи еще немного. Мне самому невмоготу, но что делать? Не могу же я разорваться надвое. Не добавляй мне вины. У меня ее и так с избытком.

Фиона собиралась ему ответить, но слово «вина» ее остановило. Получается, она заставляла Джо чувствовать себя виноватым. У нее заурчало в животе. «Только бы не вывернуло», – подумала Фиона. Она чувствовала себя пристыженной. Закрыв глаза, Фиона увидела Джо в обществе Гарри и Милли. Они гуляли и смеялись. Свободные, не обремененные заботами. Они говорили о Томми, перебрасывались шутками, посматривали на ярко освещенные витрины, мимо которых проходили, распивали чай в каком-нибудь приятном заведении. Зачем Джо возвращаться сюда, на грязные улочки Уайтчепела, если он может весело проводить время с ними? Зачем ему выслушивать ее заботы и страхи, когда он может слушать смех Милли? Где ей соперничать с такими, как Милли? В своих обносках она похожа на старьевщицу. Старая шаль, грубые руки. Должно быть, Джо уже сделал сотню сравнений не в ее пользу. От этой мысли все внутри Фионы сжалось. Она не может и шести пенсов добавить в их коробку… И вдруг она поняла: Джо теперь жил новой жизнью, увлекательной, полной интересных людей и новых впечатлений. Он двигался вперед, отдалялся от нее и не хотел себе лишних тягот. Она стала для него… обузой. Он не говорил этого вслух. Зачем? Это и так понятно. Что ж, Фиона Финнеган слишком горда, чтобы быть чьей-то обузой.

Она поморгала, отгоняя наворачивающиеся слезы, затем порывисто встала.

– Куда ты?

– Домой.

– Ты все еще сердишься на меня.

– Ничуть, – тихо ответила Фиона, не желая срываться и вновь переходить на крик; Милли, наверное, вообще не кричит. – Ты прав. Нечего злить Петерсона. Просто… мне надоело на реке, и я пойду домой.

Джо тоже встал, готовый пойти с ней.

– Спасибо, сама дойду.

– Не глупи. Идти далеко. Если тебе так приспичило вернуться домой, я тебя провожу.

– Я сказала, нет! Оставь меня в покое! Возвращайся на свой чертов Ковент-Гарден! Надоело слушать, что у меня грубые руки, что я должна быть терпелива и что Ночь Гая Фокса ты будешь праздновать с Милли Петерсон!

– Да не буду я праздновать с Милли! Я всего лишь пойду на торжество! Что с тобой стряслось? Ничем тебе не угодить! – устало воскликнул Джо. – То ты говорила, что хочешь почаще меня видеть. Я приехал, а ты торопишься домой. И с чего ты такая до чертиков обидчивая?

– И в самом деле, с чего бы? Вроде и причин нет! Подумаешь, потеряла па, лишилась дома, в котором выросла, а теперь еще теряю своего парня. У меня все просто в лучшем виде!

– Фиона, не надо меня упрекать. Вся наша семья помогала вам, чем могла. Но ты меня не теряешь. Я стараюсь для нас обоих. Оказывается, тебе этого не нужно. Тогда чего ты хочешь?

– Вернуть своего Джо. – С этими словами она взбежала по лестнице и скрылась из виду.

Фиона мчалась по Хай-стрит, мимо причалов и складов, держа путь к Грейвел-лейн и Уайтчепелу. Она уже ничего не понимала. Все потеряло смысл. Джо говорил, что работает не покладая рук ради них, ради их магазина. Это должно было бы успокоить ее, но она не ощущала спокойствия.

Если он действительно работает ради их магазина, тогда почему лезет из кожи вон, стремясь получить это повышение? Не он ли говорил, что у них уже есть восемнадцать фунтов и шесть пенсов? Осталось еще семь, и вот они – заветные двадцать пять фунтов. И Джо незачем становиться закупщиком. Нужно всего лишь проработать еще несколько месяцев на прежней должности. А потом он помашет Петерсону ручкой, и они откроют свой магазин. Что Джо затеял? Зачем ему так понадобилось это повышение?

Одолев полмили Грейвел-лейн, Фиона побежала быстрее. У нее сбилось дыхание, ноги уже не держали, но она продолжала бежать, пытаясь заглушить голос у себя в голове. Голос, отвечающий на все ее вопросы: «Потому что ему больше не нужен магазин. И ты ему больше не нужна».

Под оценивающим взглядом десятков пар жестких глаз Чарли Финнеган снял рубашку и бросил ее на стул, отвел локти назад, расслабил плечи, расправил грудь. Глаза собравшихся заскользили по его выпуклым мышцам. Все заметили его сильные руки с крупными ладонями. В толпе одобрительно зашептались. Его шансы повышались. Зрители меняли ставки, и монеты быстро перемещались из рук в руки.

Сохраняя бесстрастие, Чарли оглядел зал. Увиденное ему понравилось. Это был его первый бой в «Тадж-Махале» – старом мюзик-холле, недавно переделанном под спортивный зал. Денни Куинн, новый владелец «Тадж-Махала», приказал убрать сцену и вынести ряды стульев, но оставил модные газовые люстры и бра, а также яркие цветастые обои. В результате он получил обширное, прекрасно освещенное пространство, одинаково пригодное для крысиных бегов, а также для собачьих, петушиных и кулачных боев.

Публика в зале тоже нравилась Чарли. В основном это были рабочие, но он заметил и кучку зрителей из высших слоев. Пришел на него посмотреть и Томас Шихан по прозвищу Котелок, которое заработал из-за своей неизменной шляпы-котелка. Шихан был самым известным главарем преступного мира в Восточном Лондоне. Не было борделя, игорного заведения или площадки для фехтования, которые не платили бы ему дань. Владельцы причалов платили ему за «защиту» их собственности, владельцы пабов – за цельность стекол в окнах. Глупцов и упрямцев, не желавших поделиться с ним своим пирогом, обычно находили в Темзе плавающими лицом вниз.