Дев ничего не ответил, и этого было достаточно. В новостях больше говорили о попытке Паркера Харрингтона совершить убийство и о его последующей смерти. Это был лишь вопрос времени, прежде чем сестра Паркера, его бывшая невеста, будет объявлена семьей пропавшей. Сабрины не было нигде. Но она ведь была где-то. И он собирался найти ее раньше, чем кто бы то ни было.

Арчи закрыл папку.

– А когда я обнаружу объект?

– Ты знаешь место, там, в Байуотере.

– Код тот же?

Он кивнул.

– Кстати, у вас есть пистолет? Просто на тот случай, если эта сумасшедшая вернется к вам, – спросил Арчи.

– Конечно. Есть еще кое-что, что я хотел бы, чтобы ты для меня сделал.

– Я весь внимание. – Арчи закинул руку на спинку дивана.

– Я хочу, чтобы ты расследовал кое-что, связанное с моим дядей. – Арчи вскинул брови, отчего на лбу появились морщины.

– Сенатор.

– Он единственный живой, мой дядя, не так ли? – Дев сцепил пальцы вокруг бокала. – Я хочу, чтобы ты нашел все, что можно, об этом его интерне.

В глаза Арчи вспыхнул интерес.

– Той, что пропала? Андреа Джоан?

– Да.

Он, по-видимому, обдумал это.

– Считаете, она мертва?

Дев долго молчал.

– Надеюсь. Ради ее же блага.

– Боже, – пробормотал Арчи. Он был одним из тех немногих, кто понимал, что значат слова Дева, поскольку он знал десятую долю того, что знал Дев. И Дев был уверен, этого хватало, чтобы Арчи страдал от бессонницы. – Сделаю.

– Идеально.

– Кстати, о сенаторе. Ты получил от меня новости, связанные с твоими подозрениями?

– Риц-Карлтон, пока меня не было в городе? – спросил Дев.

Арчи кивнул.

– И много раз до этого, судя по информации моих контактов.

– Да. – Сделав глоток, он с удовольствием приветствовал чувство жжения, возникшее, когда янтарная жидкость потекла по горлу. – Я буду ждать вестей от тебя.

Кивнув, Арчи отошел в конец кабинки и остановился там. Посмотрел в глаза Деву.

– Я видел дерьмовые вещи. Смотрел злу в глаза, потому знаю, что у зла есть лицо. И порой меня ужасало то, что я видел, и те, с кем я сталкивался. А вы? Никогда не видел, чтобы вы улыбались. Вы меня немного пугаете.

Дев вскинул бровь.

Арчи ухмыльнулся.

– Я буду на связи.

Наблюдая, как Арчи выскользнул из кабинки и исчез в тенях, Дев допил свой бокал бурбона и подумал о том, в чем признался ему Арчи.

«Вы меня немного пугаете».

Он пугал даже собственных братьев. Хотя у них и не было на это причин, но он их понимал. В конце концов, он был готов пойти на это, чтобы защитить своих братьев, сделать немыслимое. Но они не знали того, что знал он. И все останется так.

Он был их щитом, и он всегда им будет.

– Еще бокал?

Дев перевел взгляд на Джастина, одного из официантов, годами работавших в «Красном Жеребце».

– Да. Спасибо.

Склонившись, Джастин наполнил бокал и исчез.

Дев бросил взгляд на телефон, потянулся к нему, но замер. Дел у его брата сейчас было по горло. У них обоих, на самом деле. Откинув голову на высокую спинку дивана, он испустил долгий, ровный вздох и по какой-то проклятой причине увидел образ.

Не просто образ. Человека.

Человека, с которым он познакомился в пятницу.

Человека, который догнал его на кладбище, чтобы отдать цветы. Человека, который сказал, что со временем ему станет проще справляться со смертью отца так, будто имел какого-то рода личный опыт в подобных делах. Человек, который оказался связан с этим раздражающим сукиным сыном журналистом. И она действительно не боялась его. Ни капли. Она не испугалась, когда он прижал ее к себе.

И он определенно чувствовал… нечто. Рози Герпин.

Креольская фамилия в тон смуглому лицу. Перед ним появился еще один бокал бурбона, но он не потянулся за ним.

Занавески из бусин?

У этой женщины в квартире висели самые вульгарные занавески из бусин. Какой взрослый, будь у него хоть на ноготь вкуса, повесит дома дешевые занавески из бусин? На дворе не шестидесятые и не семидесятые, а Рози – не ребенок, которого забавляют погремушки.

Через день после того, как его брат сыграл свою роль рыцаря в сверкающей броне и вернул их временную домработницу из – как догадался Дев – квартиры ее лучшей подруги, они все болтались на краю его сознания.

Занавески из, мать их, бусин.

Дев даже представить себе не мог, с чего он вообще думает об этой женщине.

На самом деле, это было не совсем правдой. Если бы хоть раз в своей жизни он был честен сам с собой, он думал о ней потому, что Рози… интриговала его. Одной из причин был тот факт, что она смотрела на него так, будто одно его присутствие в квартире портило в ней все, включая эти занавески из бусин.

Никто, кроме его братьев, не смотрел на него так и не осмеливался бросать разъяренные взгляды.

Это… заинтересовало его. И ему понадобилось всего несколько минут наедине с Рози, чтобы понять, что она ничуть не похожа на эту вероломную…

Он оборвал эти мысли. Отмел их подальше к черту.

Дев подумал о том, где жила Рози. Недалеко от площади Джексона. Как, черт подери, она жила там со всем этим шумом, что царит там. Его взгляд скользнул к бокалу с бурбоном.

Существовало два типа жителей Нового Орлеана. Те, кто наслаждался звуками, запахами, видами и всей атмосферой Французского квартала. И те, кто всеми силами избегал его.

Он полагал, что Рози принадлежала к первым. Тогда как он – к последним.

Дев знал о ней немного. Он мог изменить это за секунду, если бы захотел. Один звонок, и он узнает все, что захочет. Возраст. Место рождения. Семья. Сестры и братья. Образование. Место работы. Все, что угодно. Он мог даже узнать, как умер этот ее муж.

Проклятье.

Он вел себя как засранец, разве нет?

Его взгляд снова скользнул к телефону. Очень странная вещь случилась с ним, когда он стоял этим утром в квартире Рози, ожидая брата и споря с ней о том, что такое настоящее дерево. Он прекратил… думать.

Думать обо всем.

Дев не мог припомнить, когда подобное случалось в последний раз, и, надо признать, это было приятное разнообразие.

Девлин не верил в совпадения, так что он ни минуты не сомневался, что она совершенно точно знала, кто он, когда нашла его на кладбище. Преследовал ли его Росс, и не он ли подослал ее? Вполне возможно, поскольку это было любимым времяпрепровождением этого репортера. Ее очевидно близкие отношения с Никки и ее связь с Россом делали Рози опасной.

Так что, конечно же, он вел себя с Рози предельно жестко. Он даже знать не хотел, как это характеризовало его, но он знал, что за все время, что он провел с Сабриной, а это были долгие годы, никогда, ни разу он не возбуждался так быстро и легко.

Вот почему секс с Сабриной, довольно нечастый, был рутиной, средством достижения цели, которой он так и не достиг. И Сабрина не могла не чувствовать его бесстрастность, когда дело касалось ее. Он тоже был для нее средством достижения цели. Черт, он не хотел думать о Сабрине. Он предпочел бы думать о женщине, которая смотрела на него так, будто хотела убить одним лишь взглядом. Как она назвала его? А, да. Дебилом.

Его плечи приподнялись в беззвучном смешке, когда он потянулся за бурбоном. Женщина, у которой были занавески из, мать их, бусин, всерьез заинтересовала его. Женщина с ореховыми глазами – глазами, менявшими цвет от карих до зеленых в зависимости от того, насколько сильно она злилась.

Проклятие.

Ореховые глаза.

Это заставило его вспомнить то время, когда он был маленьким мальчиком. У его матери была подруга, которая приходила по субботам. Это было до того, как родились братья и сестра, так что тогда был только он, его мать и… субботы. Миссис Виндхэм всегда приводила с собой свою дочь. Девочка была одних лет с Девом, плюс-минус несколько месяцев. Он помнил лишь, что у нее были светлые волосы и ореховые глаза. Как ее звали?

Перл.

Они играли во всех комнатах поместья, потому что по субботам Лоуренса никогда не было дома, и Дев мог просто быть собой. Однажды он несся из комнаты в комнату в поисках Перл. Они играли в прятки или какую-то другую подобную глупую игру. Он не помнил точно, но помнил, что нашел Перл. Он также нашел Лоуренса и миссис Виндхэм в одной из этих комнат.

После этого подруга матери уже больше не приходила. Дев никогда больше не видел Перл, и субботы изменились. Все изменилось тем субботним днем, и лишь спустя годы, когда Дев стал старше, он начал понимать, почему.

Когда в последний раз он думал о Перл? Дьявол. Это было много лет назад.

Его мысли вновь вернулись к Лоуренсу. Этот человек был заразой, поражавшей все, к чему он прикасался, и это была истинная правда. Слишком многие, имевшие дела с Лоуренсом, начиная с его адвоката по недвижимости Эдмонда Оакса и заканчивая несколькими высокопоставленными городскими чиновниками, стали испорченными.

Дьявол, Лоуренс был больше, чем заразой. Он был, мать его, раковой опухолью.

Тень упала на стол, привлекая его взгляд. Перед ним снова стоял Джастин, держа в руках конверт из оберточной бумаги.

– Прошу прощения за беспокойство, мистер де Винсент, но это оставили для вас на входе.

– Да? – Он потянулся за конвертом, забрав его. – Кто?

– Кажется, его кинули в ящик всего несколько минут назад. Никто не видел, кто оставил его.

Интересно.

– Спасибо, Джастин.

Мужчина кивнул и поспешил прочь, пока Дев рассматривал конверт. В центре конверта было напечатано его имя. Перевернув его, он сорвал печать и открыл его. Сначала ему показалось, что там ничего нет, но он почувствовал нечто гладкое. Дев вынул фотографию восемь на одиннадцать сантиметров.

Что за?..

Фотография его и Лоуренса де Винсента. Его отца. Ее сделали на благотворительной акции, куда они пошли вдвоем незадолго до того, как Лоуренс… скончался, и всего через несколько месяцев после того, как подозрения Дева о Лоуренсе подтвердились самым неожиданным образом.

Они стояли плечом к плечу, и ни один из них не улыбался. Ни один из них не выглядел так, будто хотел быть там. И ни один из них не пытался скрыть безмерную неприязнь и недоверие друг к другу.

Дев помнил ночь на Балу Одиссея. Это тем вечером в машине, по дороге на мероприятие человек, который воспитал Дева, насмешливо сказал ему, что он и Габриэль не его дети. Его детьми были лишь Люциан и их сестра Мадлен.

Дьявол. Дев никогда не чувствовал облегчения сравнимого с тем, что он почувствовал в ту минуту. Некоторые могли верить, что Дев – монстр, но если бы они знали, что он сделал с Лоуренсом, они бы знали, что слова Арчи, произнесенные сегодня – правда.

У настоящего зла всегда есть лицо.

Его братья не знали, что Дев узнал правду раньше них. Его братья вообще едва ли что-то знали.

Даже Дев ничего не знал вплоть до того Бала у Одиссея. Эта тайна настолько меняла все в жизни, что он до сих пор, до сего дня, не знал, как рассказать братьям.

Или даже как справиться с этим самому.

Если бы он мог избавить своих братьев от знания о том, как злобен, как испорчен был вырастивший их человек, он бы сделал это. Проклятие, если бы он мог, он бы сошел в могилу с этим знанием. Так было бы… лучше.

Но не фотография заставила Дева стиснуть зубы. И даже не то, что символизировало это фото. Это было послание, нацарапанное на фото чем-то вроде иглы или даже чем-то потоньше, каким-то острым инструментом.

«Я знаю правду».