Я оглядела двор. Эшлин у бассейна играла в покер с ребятами. Дерек пытался подсмотреть ее карты, а она смеялась и отталкивала его. С таким вниманием со стороны Дерека она точно не заметит, что мы ушли.

Я спросила:

– А как же Надя?

– С ней все будет отлично. Смотри, она прекрасно проводит время.

Надя сидела с подругами у бассейна, болтая в воде ластами. Они хихикали и брызгались. Ренни потянула меня за руку и заговорила умоляющим тоном:

– Ну пожалуйста, Лил! Это мой последний шанс его увидеть. Они завтра уезжают. Сейчас или никогда!

Я вздохнула.

– Один час, и сразу же возвращаемся. Обещаешь?

Ренни радостно завизжала и обняла меня, но потом посмотрела на свой костюм русалки и нахмурилась.

– Нельзя идти в таком виде. Мы будем выглядеть как школьницы.

– В машине переоденемся, – поспешно ответила я.

У нас ушла бы целая вечность на то, чтобы ехать к Ренни домой и переодеваться там. А я хотела быстро сгонять туда и обратно, чтобы гости нашей вечеринки успели насладиться капкейками, хоть мы и испекли их из покупной смеси. Я специально не выставила их с остальной едой, потому что хотела торжественно раздать каждому лично.

Ренни пожала плечами.

– Ну ладно. Пойду, макияж поправлю. Встретимся в машине через две секунды.

Она побежала в дом, а я направилась к «джипу». Я копалась в своей большой сумке в поисках топа, который был на мне раньше, и вдруг почувствовала, как кто-то тянет меня за волосы. Я обернулась.

Рив.

Он протянул руку у меня над плечом и захлопнул дверцу машины.

– Куда это ты намылилась? – спросил он требовательно, наклоняясь ближе.

– Не твое дело.

– Да ладно! Скажи мне.

Я пыталась оттолкнуть его от «джипа», но он не двигался.

– Рив, отойди!

– То есть ты устроила парню вечеринку в честь его возвращения, а сама решила свалить? – Рив погрозил мне пальцем. – Плохая девочка, Чоу!

С этими словами он ушел.

– Я и не говорила, что хорошая! – крикнула я ему вслед.

Я открываю газировку и делаю глоток, возвращаясь к нашему столу. Я сажусь туда, где сидел Алекс, рядом с Пи-Джеем и Ривом. Рив смотрит на меня так же, как в тот вечер, подозрительно сузив глаза, и говорит:

– Теперь из-за чего дуешься, Чоу? Что пришлось самой покупать газировку?

– Заткнись!

– Девчонки вроде тебя… – начинает он, но, жестикулируя, случайно выбивает колу у меня из рук.

Газировка заливает мне весь свитер. Взвизгнув, я подпрыгиваю. Пи-Джей и Рив отодвигают стулья, чтобы не намочиться. Я чувствую, как через кашемировый свитер жидкость затекает мне в лифчик. На груди разрастается огромное коричневое пятно.

– Ты… ты мне свитер испортил!

– Спокуха, Лилия! Я случайно! – Рив подходит ко мне с салфеткой, пытаясь промокнуть пятно.

Я отшатываюсь.

– Не трогай меня!

Рив ехидно отвечает:

– Ой, я забыл. Принцесса Лилия не позволяет к себе прикасаться, да?

Он мне подмигивает.

– Рив, отстань от нее, – говорит Ренни.

К глазам подступают слезы. Вытирая свитер, я наклоняю голову так, чтобы волосы упали на лицо. Говорю себе, что все хорошо. Просто Рив ведет себя как Рив. Он ничего не знает. Откуда ему знать? Ренни никому не сказала бы. Мы пообещали друг другу. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но воздух застревает в горле. Нижняя губа начинает дрожать. Нужно убираться отсюда, пока я не сорвалась перед всеми.

– К твоему сведению, этот свитер стоит триста долларов! Явно дороже твоего драндулета.

Я беру сумочку и бегу в женский туалет. Подхожу к раковине и включаю воду. Я не буду плакать. Не буду. Я не буду плакать в школе. Я не стану этого делать.

Но у меня нет выбора.

Я плачу так сильно, что дрожат плечи и дерет горло, и не могу остановиться.

Дверь открывается, и я ожидаю увидеть Ренни. Но это не она. Это Кэт Де Брассио. Она бросает сумку в раковину рядом с моей и поправляет челку перед зеркалом.

Я быстро брызгаю в лицо ледяную воду, чтобы скрыть тот факт, что я плакала. Но Кэт все видела. Она спрашивает меня своим неприветливым тоном:

– У тебя все нормально?

Я смотрю вперед, на свое отражение.

– Все отлично.

Сначала я познакомилась с Ренни, в очереди за попкорном в старом кинотеатре на Главной улице. Мне было десять, но я чувствовала себя очень взрослой, потому что стояла там одна с десятидолларовой купюрой в заднем кармане. Ренни сказала, что ей нравятся мои шле́пки. Они были лавандового цвета, в розовый горошек. Через несколько недель она познакомила меня с Кэт. С тех пор мы дружили втроем. До появления Ренни и Кэт, приезжая на лето в Джар Айленд, я могла играть только с Надей. Теперь у меня появились две лучшие подруги.

Каждую пятницу мы оставались ночевать друг у друга, чередуя дома. Мы шпионили за старшим братом Кэт и играли с ее собакой, Шэпом. В квартире Ренни готовили карамельный арахис в микроволновке, а ее мама делала нам макияж. У меня дома Ренни и Кэт наперегонки плавали в бассейне, а я стояла в тени и была судьей. Мы играли с моим кукольным домиком в викторианском стиле, а потом, когда стали старше, снимали фильмы на папину камеру и показывали их маме и Наде за завтраком.

Раньше я ревновала, ведь в конце августа я уезжала из Джар Айленда, а Ренни и Кэт оставались вместе. Они были во многом похожи, обе бесстрашные. Я же была трусишкой. Кэт всегда меня так называла, когда я не хотела прыгать с самого высокого мостика, или держать штурвал лодки ее отца, или идти гулять с парнями, с которыми мы познакомились на пляже. Но Ренни и Кэт за мной присматривали. С ними я чувствовала себя в безопасности.

Когда родители решили переехать сюда навсегда, моя мечта наконец-то сбылась. То лето должно было стать всего лишь разогревом перед всеми развлечениями, которые ждали нас в старшей школе. Но потом, в начале августа, Ренни убедила маму разрешить ей сделать операцию на носу. Я никогда не замечала, что у нее некрасивый нос, но Ренни показала мне горбинку, на которую раньше я не обращала внимания. Когда ей сняли повязки и шрамы зажили, она заявила, что в старшей школе мы обязательно должны стать популярными. Кэт ответила, что это глупо, Ренни разозлилась, и они снова поссорились. Я думала, все закончится через пару дней, как и все их размолвки, но даже неделю спустя Ренни продолжала сердиться. Она сказала, что Кэт незрелая, ничего не понимает и тянет нас назад.

Мы не сразу перестали общаться с Кэт. Мы вместе поехали на материк за покупками к началу учебного года, как и планировали. На день рождения Кэт мы пошли в кино. Ренни уперлась и хотела сидеть только рядом со мной, якобы для того, чтобы мы могли делиться печеньем, и это было неловко. После сеанса мы должны были остаться на ночь у Кэт дома. Но, когда мы выходили из кинотеатра, Ренни объявила, что плохо себя чувствует и не останется ночевать. Было очевидно, что она притворяется: актриса из Ренни ужасная. Я отвела Кэт в сторонку и сказала: «Я все равно могу пойти, если хочешь», но она ответила: «Забудь».

Я вернулась домой и начала обдумывать сложившуюся ситуацию, а потом обсудила ее с мамой. Рассказала ей, что Ренни и Кэт ссорились, Ренни больше не хочет дружить с Кэт и я разрываюсь между ними.

– Но если бы пришлось выбирать, я бы встала на сторону Ренни, – сказала я.

Мама ответила:

– Зачем же выбирать? Почему бы не попытаться их помирить?

– Сомневаюсь, что Ренни меня послушает, – вздохнула я.

– Можешь хотя бы попытаться, – настаивала мама. – Кэт через многое прошла. Ей нужны подруги.

Я почувствовала укол вины. Мама Кэт умерла в прошлом году после долгой, тяжелой болезни. Кэт не хотела об этом говорить, по крайней мере, со мной. Иногда она, правда, разговаривала с моей мамой, когда мы с Ренни болтали в моей комнате.

– Я попробую! – пообещала я маме.

И мне пришла в голову отличная идея. В честь первого учебного года я подарю Ренни и Кэт кулоны дружбы. Это сгладит все разногласия, и мы снова будем вместе.

Мы пошли в милый ювелирный магазинчик в Уайт Хэвене, где папа всегда покупал маме украшения на годовщину свадьбы, и выбрали одинаковые золотые цепочки со специальной подвеской для каждой из нас. Мне не терпелось вручить подругам черные бархатные коробочки. Я знала, что Ренни придет в восторг.

В первый учебный день мама Ренни должна была отвезти всех нас в школу. Она приехала, и я ожидала увидеть на заднем сиденье и Кэт. Они с Ренни жили на одной стороне острова, а я – чуть дальше.

Но Кэт там не было, только Ренни, в новой джинсовой мини-юбке с декоративными швами на задних карманах. Я забралась в машину и спросила:

– А где Кэт? Она что, заболела?

Ренни мотнула головой.

Увидев, что ее мама смотрит на нас через зеркало заднего вида, Ренни наклонилась ко мне и прошептала:

– Я не хотела ее подвозить. Она меня достала.

– Ты ей хотя бы сказала, что не приедешь? – прошептала я в ответ.

Что если Кэт будет ждать нас у дома? Вдруг она опоздает в первый же день в старшей школе?

– Сама сообразит, – ответила Ренни.

Она потрогала нос и обеспокоенно спросила:

– Припухлости больше не видно?

Я планировала вручить Ренни и Кэт их кулоны одновременно, но не утерпела и сразу же отдала Ренни ее подарок. Она была в плохом настроении, и я хотела это исправить, начав день с чего-нибудь приятного. Ренни так громко завизжала, что ее мама от неожиданности остановила машину. Ее кулон был в форме сердечка, мой – в виде миниатюрного золотого капкейка. Мы тут же их надели.

Кулон Кэт я положила ей в шкафчик. Она не стала покупать замо́к, когда мы ездили за школьными принадлежностями. Сказала, что все равно забудет шифр. К тому же на острове никто не ворует, и бояться было нечего.

Позже в этот день я увидела Кэт в коридоре. У нее были красные глаза, и кулона на ней не было. Я выбрала для нее золотой ключик. Мне понравилось, какой он изящный, но одновременно простой и практичный. Прямо как Кэт.

Она прошла мимо меня.

Позже я пыталась заговорить об этом с Ренни, посмотреть, есть ли еще шанс вернуть все на круги своя. Но она отказывалась и категорически не хотела говорить о Кэт. Для Ренни все было кончено, стерто навсегда. Она хорошо умела вычеркивать из жизни то, что ей не нравится. Но я никогда раньше не видела, чтобы она вычеркивала человека.

***

Я вытираю лицо бумажным полотенцем, поворачиваюсь, чтобы выбросить его в мусор, и, стоя к Кэт спиной, говорю:

– Если честно, я никогда не считала, что у тебя воняет изо рта. Так, к сведению.

Я вдруг осознаю, что это первые настоящие слова, что я сказала ей за несколько лет.

Кэт пристально смотрит на меня, и я вижу, что она удивлена.

И вдруг из дальней кабинки раздается звук, резкий, короткий вздох, из тех, что непроизвольно вырываются из горла, когда пытаешься перестать плакать. Мы обе оборачиваемся.

– Кто там? – вскрикиваю я обеспокоенно, как будто меня застали за чем-то плохим.

– Эй! Кто это? – спрашивает Кэт.

Ответа нет. Тогда Кэт подходит к кабинке и пинком ноги открывает дверь.