Цитаты из книги «Американская грязь»

Он часто говорил: свободная пресса – последняя линия обороны

В совокупности страх и коррупция – надежная защита от любого, кто мог бы собрать улики и добиться правосудия.

Лидии больше хотелось видеть его живым, чем верным своим убеждениям.

Мало ли, вдруг местные «Лос-Хардинерос» исповедуют пятидесятничество: по понедельникам торгуют наркотиками, по четвергам режут людей, а по воскресеньям ходят в церковь замаливать грехи.

Но вот теперь, в то время как Хавьер сидел перед ней, сжимая ее руки в своих, и все ее страхи подтвердились, стало ясно: перед ней – безжизненные останки былого чувства. Любовь, которую она испытывала к своему другу, уже начала улетучиваться. Она парила рядом, словно призрак, размытый и безжизненный, но уже не принадлежала Лидии. Ее привязанность погибла, вытекла, как вытекает кровь из трупа.

Мне однажды сказали, что единственное, что можно посоветовать человеку в горе, – побольше пить. Все остальное – просто chingaderas

Три дня спустя, накануне празнования пятнадцатилетия Йенифер, декан частной школы в Барселоне позвонил в Мексику и сообщил, что Марту только что обнаружили мертвой в ее комнате; она повесилась на решетке кондиционера, соорудив петлю из вязаных колготок своей соседки. В предсмертном письме на имя отца было лишь одно предложение: .

онить во мраке собственной совести, на страницах газеты неожиданно образовали полноценную историю, рассказанную во всеуслышание беспристрастным языком черно-белой хроники. В то утро жена Хавьера была на взводе и не успела толком оправиться после одного потрясения, как тут же случилось новое: дочь Марта позвонила домой из частной школы в Барселоне, чтобы задать матери один-единственный вопрос – простой, но таивший разрушительную силу невероятной мощи. – спросила она. Жена Хавьера не сумела оказать дочери необходимую в такой момент поддержку и в том, что произошло дальше, винила себя до конца своих дней.

Сохраняя молчание, женщина перечитала статью Себастьяна в третий раз. Она была взволнована. Мысли, которые когда-то пришлось похо

в огромном поместье с ослепительным видом на бирюзовое море, статью прочитала жена Хавьера. Она никогда не была красивой, но старательно поддерживала образ женщины, чья природная красота якобы постепенно увяла с годами. Платина волос, немного туши на ресницах и со вкусом подобранная помада, грудь, омоложенная искусным кроем дорогого белья, блестящие квадратные ногти, лишь слегка розовее натурального оттенка. До этого она три года не курила, и вот в руке у нее опять дрожала ментоловая сигарета, дымившая завитками. У женщины было имя, но по нему к ней очень редко обращались. Чаще говорили Мами, или Донья, или Королева. Достигнув определенного возраста, она убедилась в том, что каждый новый день приносит с собой очередную, прежде неизвестную печаль, но в то же время твердо верила, что в мире не осталось ничего, что еще могло бы ее удивить.