«Это разумное начало и есть основа любой материи».

Макс Планк

Реальность не выдержит слишком много человечества

– Ваше имя?

– Рай Шелли.

– Журналист?

– Посетитель. Меня пригласил профессор Штейн.

– Лекции профессора Штейна открыты для публики и транслируются на сайте Королевского общества.

Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе было создано в 1660 году для развития естествознания и распространения научных знаний. Здесь, между улицами Карлтон-хаус-террас и Молл, Лондон поражает роскошью и спокойствием. Здания в неоклассическом стиле – творения архитектора Джона Нэша – построены в период с 1827 по 1834 год. Оштукатуренные фасады с коринфскими колоннами, великолепные фризы и цоколи.

Неподвластная времени безмятежность прошлого – чувство, хорошо знакомое всем британцам, – на самом деле внедренное, или, если хотите, фальшивое воспоминание. Все, что кажется неизменным и прочным, есть лишь часть бесконечного исторического цикла разрушения и созидания. Революционные нововведения прошлого превращаются со временем в традицию, в идеал, который мы признаем и охраняем – до тех пор, пока не настанет пора очередных решительных перемен. Во всяком случае, Королевское общество въехало в одно из зданий на Карлтон-хаус-террас лишь в 1967 году. История такова, какой ее создают.

Сегодня история – это мы, ее творцы. Я наблюдаю, как в зале собирается публика: студенты с сумками через плечо; бородатые хипстеры; подростки в футболках, работающие в лондонском Центре инноваций в Шордиче; банкиры, щеголяющие в сшитых на заказ костюмах; компьютерные гики; любители научной фантастики; две мусульманки в платках, одетые в худи с изображением робота Софии^[31].

В зале полно молодежи. У Виктора Штейна много подписчиков в «Фейсбуке» и «Твиттере». Его недавнее выступление на конференции TED^[32] собрало шесть миллионов просмотров. Безусловно, это выдающийся ученый.

Профессора часто спрашивают, на чьей он стороне. И Виктор Штейн отвечает: «Здесь нет сторон. Бинарные системы остались там же, где и углеродные формы жизни, – в прошлом. Будущее не связано с биологией. Оно за ИИ».

Лекция начинается. На большом экране возникает красивая простая схема.

«Жизнь 1-го типа: основанная на эволюции» – гласит первая строка.

– Изменения происходят медленно, в течение тысячелетий, – поясняет Виктор.

«Жизнь 2-го типа: частичное замещение».

– Сейчас мы находимся здесь, – комментирует он вторую строку. – Человек может развивать свой мозг в процессе обучения, включая использование автоматизированных ресурсов. Мы совершенствуемся индивидуально и в масштабе поколения. В течение поколения человек приспосабливается к изменяющемуся миру: например, любой младенец с легкостью осваивает айпад. Изобретены всевозможные машины – для путешествий и для работы. Конные экипажи и ручной труд канули в прошлое. Мы также научились преодолевать некоторые ограничения человеческого тела: теперь нам доступны очки, лазерная коррекция зрения, замена тазобедренного сустава, пересадка органов, протезирование. Началось освоение космоса.

«Жизнь 3-го типа: полное замещение».

– В ближайшем будущем, когда настанет эра ИИ, наши физические ограничения вообще перестанут иметь значение! – Виктор Штейн заметно оживляется. – С большинством задач, которые сегодня приходится решать человеку, начнут справляться роботы. Разум, а возможно, и сознание станут независимы от тела. Человечество научится сосуществовать с созданной им небиологической формой жизни! Мы колонизируем космос!

Я слушаю лекцию и любуюсь Виктором. В нем сочетаются миссионерство и эрудиция – сексуальная смесь, перед которой невозможно устоять. Худощавая, но спортивная фигура. Копна волос, намекающая на жизненную энергию, и проблески седины, придающие солидность. Прямая челюсть, темно-синие глаза, безупречно свежая рубашка, сшитые на заказ слегка зауженные брюки, ботинки ручной работы. Женщины обожают Виктора. Мужчины им восхищаются. Он умеет завладеть вниманием публики. Может сойти со сцены, чтобы подчеркнуть важный момент. Любит комкать листки со своими записями и швырять на пол. Люди слушают Виктора, затаив дыхание, словно пастора. Но кого спасет его проповедь?

На экране возникает изображение «Витрувианского человека» Леонардо. В зале стоит благоговейная тишина. Рядом с фигурой мужчины неожиданно возникает шляпа на вешалке. Мужчина надевает шляпу и, повернувшись к зрителям спиной, шагает к появившемуся на горизонте морю. Слышится плеск волн. Мужчина продолжает идти, и вот уже вода достигает его шеи. Вскоре на волнах лишь одиноко покачивается шляпа.

Виктор Штейн выходит на середину сцены и произносит с улыбкой:

– Я неспроста назвал свою лекцию «Будущее человечества в постчеловеческом мире». Ведь искусственному интеллекту не свойственна сентиментальность. Он нацелен на достижение наиболее благоприятного результата. А человеческая раса – не самый благоприятный результат.

Виктор с удовольствием общается с публикой, разъясняет непонятное. Настало время вопросов из зала. Одна из мусульманок в худи с изображением робота Софии поднимает руку, и к ней подбегает ассистент с микрофоном.

– Здравствуйте, профессор Штейн! Как известно, в 2017 году робот София получила гражданство Саудовской Аравии. У нее больше прав, чем у любой жительницы этой страны. Какие выводы можно сделать об ИИ в связи с данным фактом?

– Никаких, – отвечает профессор. – Зато можно многое понять о Саудовской Аравии.

В зале слышится смех, но мусульманка не сдается.

– То есть в вашем дивном новом мире^[33] первыми на свалку истории отправятся женщины?

– Вовсе нет, – возражает Виктор Штейн. – В мире ИИ устаревшие гендерные предрассудки исчезнут. Раз нет мужских и женских особей, значит…

Девушка в платке не дает ему закончить фразу. Профессор очень не любит, когда его перебивают, однако сдерживает раздражение.

– А как же секс-роботы? Пульсирующие вагины, которые никогда не скажут «нет»? – гневно спрашивает она.

– И на ресторан тратиться не надо! – выкрикивает какой-то молодой человек.

По залу прокатывается хохот. Молодой человек поворачивается к делегации мусульманок и с хорошо отрепетированной невинной улыбкой произносит:

– Шутка! Не обижайтесь! После лекции с меня кола!

Профессор чувствует, что утрачивает внимание аудитории. Он поднимает руку, призывая к тишине, и гул голосов в зале мгновенно стихает. Виктор обладает природным авторитетом – как укротитель львов.

– Давайте не путать понятия! Есть робототехника низшего и среднего уровня сложности, применяемая для решения узкопрофильных задач. Сюда, кстати, и относятся «пульсирующие вагины», даже если секс-кукла может произнести слово «красавчик» на восьми языках…

Слушатели смеются. На заднем ряду кто-то нетерпеливо машет рукой, желая вступить в дискуссию, но профессор с нажимом говорит:

– Пожалуйста, дослушайте! Так вот, существует колоссальная разница между узкопрофильной техникой и настоящим искусственным интеллектом, под которым я подразумеваю машины, способные к самостоятельному мышлению!

Профессор выдерживает паузу, давая публике осознать услышанное.

– И если вас заботит, не заменят ли в итоге женщин роботами, как в «Степфордских женах»… обожаю этот фильм, особенно с Гленн Клоуз. Вы видели? Нет? Очень советую! Там счастливая концовка…

Виктор шутит, дабы вновь обрести контроль над залом, приобщить всех к своей точке зрения, однако преодолеть сопротивление не так просто. С места поднимается еще одна женщина, явно собираясь перебить профессора. В глазах Виктора мелькает ярость, на миг он застывает как вкопанный, но быстро берет себя в руки. Лицо женщины мне знакомо. Привлекательная, хотя и слегка неряшливая: из-под заколки выбился золотистый локон, дорогая куртка порвана в нескольких местах.

– Профессор Штейн, вы пропагандируете искусственный интеллект, – говорит она. – На самом деле раса, которая будет создавать то, что вы называете ИИ, – это белые юноши-аутисты с низким эмоциональным восприятием и бедными навыками общения. И каким образом мир, сотворенный ими, окажется нейтральным относительно гендерных и всех остальных аспектов?

– Вряд ли китайцев можно назвать «белыми юношами-аутистами», – мягко возражает профессор.

– В Китае процветает шовинистическая культура, где мужчин с детства учат унижать женщин. Китайцы лидируют по производству и продажам секс-роботов.

Парень на заднем ряду снова машет рукой, прося слова.

– Мы прекрасно знаем, что самообучающиеся машины выдают весьма сексистские результаты, – не унимается женщина. – Amazon вынужден был отказаться от автоматизированной обработки резюме при приеме на работу, так как боты часто отдавали предпочтение кандидатам-мужчинам. В ИИ нет ничего нейтрального!

Виктор Штейн поднимает руку, прерывая гневный монолог женщины.

– Я согласен с вашими словами о нынешнем состоянии самообучающихся машин. Да, проблемы есть. Но я считаю, что они временные, а не системные.

Вцепившись в микрофон, который у нее пытаются забрать, женщина кричит:

– ЧТО ХОРОШЕГО В ИСЧЕЗНОВЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?!

В зале раздаются дружные аплодисменты. Хлопают даже некоторые мужчины в костюмах, рационально мыслящие, дальновидные. Виктор выглядит расстроенным. Впрочем, он обозначил бы свое состояние иными словами: «Меня не поняли». Профессор не отличается терпением, но знает, когда нужно выдержать паузу – подобно актеру или политику – перед тем, как произнести решающую фразу. И применяет один из самых удачных своих приемов: перебрасывает мостик от науки к искусству:

– «Неверно называя вещи, мы добавляем миру скорби».

Система распознавания речи выводит цитату на экран. Все молча смотрят на нее – красивую, как математическое уравнение. В зале повисает тишина. Профессор ждет, пока студенты закончат твитить цитату, а гики, наконец, отыщут ее в интернете. Виктор Штейн совершенно спокоен, словно в его распоряжении целая вечность. (Что, я полагаю, недалеко от истины. Ведь если все произойдет так, как предрекает профессор, то перед смертью он просто загрузит свое сознание в робота). А для простых смертных к тому времени, как лекция подходит к концу, на часах половина девятого вечера, среда.

Виктор говорит четко и размеренно. У него приятный тембр голоса, в речи проскальзывает едва уловимый акцент, появившийся за годы работы в Штатах.

– Помните, с чего я начал свою лекцию? – спрашивает профессор. (Читай: «Ну и для кого я тут распинался?») – Вовсе не гении из Кремниевой долины, а биологи превращают нашу жизнь в алгоритм. Барьер между органикой и неорганикой исчезает благодаря естественным наукам.

Аудитория затихла. Виктор продолжает говорить:

– Что такое алгоритм? Серия шагов для решения текущей задачи. Не стоит воспринимать задачу как препятствие. Это скорее вопрос: «КАК мне сделать?» Вот вам пример задачи: «Мой регулярный маршрут до работы». Или: «Я дерево. Как я испаряю влагу?» Иными словами, алгоритм можно сравнить с системой обработки данных. С точки зрения биологов, лягушки, картофель, люди – биологические системы обработки данных. А компьютеры – небиологические системы обработки данных. Если в систему вводится информация, и она неким образом обрабатывается, значит, люди не так уж уникальны. Разве этот вывод пугает? Скорее успокаивает. Человек порядком наломал дров, вообразив себя венцом творения: изменение климата, массовое уничтожение животных и растений, а также их естественной среды обитания, непоправимый ущерб дикой природе, загрязнение атмосферы, неконтролируемый рост населения, чудовищная жестокость и вместе с тем глупый инфантилизм…