Глава 5

В первую ночь своего пребывания в крепости Оливия уснула, едва закончив странный разговор с самой собой. Она стонала и вздыхала, мучаясь от боли, и металась по кровати, отчего разбередила свои раны еще сильнее. А на вторую ночь опять стала бормотать о демонах.

– Не трогай меня, ты, вонючая тварь. – Рыдание, всхлип. – Пожалуйста, не трогай меня.

На третью ночь воцарилось зловещее молчание.

Аэрон предпочел бы мольбы.

Все это время он находился рядом – вытирал ей пот со лба, поил водой с толчеными таблетками и даже прочитал вслух один из любовных романов Париса, хотя Оливия никак не отреагировала. Ему вовсе не хотелось, чтобы ее смерть была на его совести.

Более того, Аэрон желал, чтобы она исчезла из его жизни, и не важно, как сильно его тело реагирует на ее близость. Или на мысли о ней. Он не лгал, говоря, что, как только выздоровеет, она должна будет уйти. Именно из-за реакции его тела.

Хуже того, из-за реакции его демона. Не на нее, а из-за нее.

«Накажи, – кажется, в сотый уже раз настаивал демон. – Накажи тех, кто ее мучил».

Когда на Аэрона наложили проклятие жажды крови, демон разговаривал с ним односложными командами и то и дело проецировал в его сознание сцены насилия. Однако последние три дня Ярость вдруг полюбил общаться длинными предложениями, к которым Аэрон еще не привык. Куда девался покой, вызванный появлением Оливии?

Вдобавок Аэрон не был уверен, через что ей пришлось пройти, когда ее вышвырнули с небес, и пока не позволял себе это выяснять, ведь тогда вряд ли сумеет удержать своего демона от возмездия. Он и сейчас-то с трудом его контролирует. А если узнает правду, то, возможно, и не захочет останавливать. Если он когда-нибудь и будет наслаждаться тем, что творит Ярость, то…

«Не нужно так думать». Аэрон не хотел вести себя с Оливией мягче, чем сейчас, как не желал, чтобы она еще глубже проникла в его мысли и решения. В его жизни и без того хватает сложностей. Своим появлением она лишь добавила новых.

Оливия хочет веселиться, а Аэрон даже значения этого слова не знает и не собирается тратить время на выяснение. И сожалений из-за этого не испытывает. Честно.

Она хочет любви, но Аэрон для этой цели совершенно не подходит. Романтическую любовь он точно никому предложить не может. Особенно хрупкому созданию вроде Оливии. И об этом тоже не сожалеет. Честно.

Она хочет свободы. Вот это Аэрону по силам ей предоставить. В городе. Если только она наконец поправится, черт ее дери!

Она обязательно поправится, в противном случае, боги свидетели, Аэрон все-таки спустит своего демона с поводка, причем сделает это охотно и без колебаний.

«Накажи. Накажи тех, кто мучил ее».

Почему демону Ярости так нравится Оливия? Она ведь ему нравится, в том не может быть сомнений. Больше ничем нельзя объяснить его желание атаковать существ, которых ни сам Аэрон, ни его демон лично никогда не встречали. Он много размышлял над этим, но так и не пришел ни к какому заключению.

Аэрон потер рукой лицо. Из-за его отказа покидать Оливию Люсьену по-прежнему приходится заботиться о Парисе и следить, чтобы тот должным образом кормил своего демона. А Торин, в свою очередь, следит за тем, чтобы есть не забывал Аэрон, – по нескольку раз в день приносит подносы с едой, но ни разу не задержался в комнате, чтобы поговорить. Если Оливия проснется и увидит одержимого демоном Болезни… Аэрон совсем не хотел повторения ее предыдущей истерики.

К несчастью, женщины в крепости узнали о появлении ангела и всей толпой явились повидать Оливию. Но Аэрон ни одну из них даже на порог не пустил. Неизвестно, как Оливия отреагировала бы на их присутствие. Кроме того, ни одна из них все равно не знает, как помочь ангелу. Аэрон спрашивал. Ладно, ладно. Не спрашивал – прорычал.

Хотя, пожалуй, он согласился бы выдержать приступы паники Оливии, если бы в результате она пришла в сознание. Какого дьявола она не просыпается? Такая неподвижная… Очень осторожно, чтобы не толкнуть Оливию, Аэрон перекатился на свою половину кровати и посмотрел на нее. Впервые она не прильнула к нему, а осталась лежать в той же позе, что и раньше. Ее кожа стала бледной, почти прозрачной, сквозь нее отчетливо проступали вены. Волосы спутались в птичье гнездо вокруг головы, щеки ввалились, а кровь запеклась на искусанных губах.

Даже в таком виде она оставалась невероятно красивой. Истинное совершенство, пусть и в духе «защищай меня вечно». При взгляде на Оливию у Аэрона защемило в груди. Не из-за чувства вины, но из-за собственнического, пробирающего до костей желания стать ее защитником.

Оливия должна выздороветь, а ему следует от нее избавиться. Как можно скорее.

– Если так пойдет дальше, то она скоро умрет, – прорычал он, глядя в потолок, не уверенный, говорит ли с ее Единым Богом или же с богами, которых знал сам. – Ты этого хочешь? Чтобы один из твоих ангелов пережил невообразимые мучения, прежде чем погибнуть? Ты ведь можешь спасти ее.

«Посмотри на себя, – с отвращением подумал Аэрон. – Умоляешь о жизни так, как не делал ни один смертный».

Но даже эта мысль его не остановила.

– Почему ты не спасешь ее?

Тут до его слуха долетел призрачный намек на… рычание? Аэрон напрягся и потянулся к столику за кинжалом, внимательно осматривая взглядом комнату. Кроме них с Оливией здесь больше никого нет. Никакое божество не явилось, чтобы покарать его за неучтивый тон.

Постепенно Аэрон расслабился, решив, что начал сказываться недосып.

Давно наступила ночь, и сквозь застекленные балконные двери в спальню лился свет луны. Вид был таким умиротворяющим, а Аэрон так устал, что едва не провалился в сон. Но удержался. Нельзя сейчас спать.

Что он будет делать, если Оливия умрет? Станет ли оплакивать ее, как Парис свою Сиенну? Разумеется, нет. Аэрон ведь совсем не знает Оливию. Скорее всего, он почувствовал бы вину. Безбрежный океан вины. Ведь она спасла его, а он не смог ответить ей тем же.

«Ты ее не заслуживаешь», – прошелестел в его голове голос, и Аэрон заморгал. Это говорит не Ярость – тембр слишком низкий, резкий и, как ни странно, знакомый. Неужели Сабин, одержимый демоном Сомнения, вернулся из Рима и теперь, как обычно неумышленно, пытается пошатнуть его уверенность в себе?

– Сабин! – рявкнул Аэрон на всякий случай.

Нет ответа.

«Она слишком хороша для тебя».

На этот раз Ярость, внезапно оживившись, заметался у него в голове, ударяясь о стенки черепа.

Значит, это не Сабин. Во-первых, Аэрон не слышал о возвращении друга, а во-вторых, знал, что того и не должно быть еще несколько недель. Вдобавок в этих фразах не звучало ликования, а демон Сабина испытывал невероятную радость, распространяя свой яд.

Кто же это сказал? Кто обладает властью мысленно говорить с ним?

– Кто здесь? – требовательно спросил Аэрон.

«Это не важно. Я пришел, чтобы исцелить ее».

Исцелить ее? Аэрон немного расслабился. Этот голос исполнен правды, как и у Оливии. Может, это ангел?

– Спасибо.

«Оставь свою благодарность при себе, демон».

Разве может ангел говорить с такой злостью? Скорее всего, нет. Или некий бог ответил на его мольбы? Аэрон счел и это предположение маловероятным. Богам нравится являться во всем блеске своего великолепия. Они не упустили бы возможности показаться и потребовать благодарности. А будь это Бог Оливии, воздух как минимум вибрировал бы от исходящей от него силы. Вместо этого… пустота. Аэрон ничего не чувствует и не ощущает.

«Я от всей души надеюсь, что, проснувшись, она поймет, что ты на самом деле собой представляешь».

Так как говоривший был уверен, что Оливия проснется, Аэрон не обратил внимания на завуалированное оскорбление, столь велико оказалось нахлынувшее на него облегчение.

– И что же я собой представляю?

Не то чтобы мнение невидимки волновало Аэрона, но по ответу он мог догадаться, с кем разговаривает.

«Ничтожный, порочный, злобный, глупый, упертый, безнравственный, недостойный и обреченный».

– На самом деле ты так не думаешь, – сухо ответил Аэрон, надеясь сарказмом отвлечь внимание собеседника, и тем временем медленно прикрыл Оливию своим телом, словно щитом.

Злобный и порочный – это качества, приписываемые Владыкам охотниками. Но эти напали бы на Аэрона, не потрудившись предложить помощь. Даже своей наживке.

Он снова задался вопросом, может ли посетитель, несмотря на злость и явную ненависть, оказаться ангелом?

В голове его снова эхом разнеслось рычание.

«Твоя дерзость лишь доказывает мою правоту. Я позволю Оливии узнать тебя, как она и хотела, так как рассчитываю, что ей не понравится то, что она выяснит. Только… не обесчесть ее. Если посмеешь это сделать, я похороню тебя и всех, кто тебе дорог».

– Я бы никогда не…

«Тихо. Она сейчас проснется».

Словно в доказательство этих слов Оливия застонала. Аэрона охватило невероятное, необъяснимое облегчение. Слишком сильное для того, кто утверждал, что знать не знает гостью и не собирается ее оплакивать. В одном он не сомневался: кем бы ни был его собеседник, он действительно наделен немалой властью, раз так быстро вырвал Оливию из когтей смертельного сна.

– Спасибо, – снова сказал Аэрон. – Она страдала незаслуженно и…

«Я же велел тебе молчать! Если осмелишься потревожить ее во время исцеления, демон… Вообще-то я уже достаточно натерпелся от тебя для одного вечера. Самое время тебе поспать».

Как бы Аэрон ни сопротивлялся этому приказу, тело его обмякло на кровати в нескольких дюймах от Оливии. Глаза закрылись, навалилась сонливость, утянувшая его, брыкающегося и кричащего, во тьму, которой он прежде обрадовался бы. Тем не менее тьма не помешала ему обнять Оливию и привлечь к себе.

Ее место рядом с ним.

Будучи не в силах разлепить тяжелые веки, Оливия вытянула руки над головой и выгнула спину, чувствуя, как напряжение покидает мышцы. «Как же хорошо!» Улыбнувшись, она глубоко вздохнула и ощутила аромат экзотических специй и запретных фантазий. Прежде ее облако никогда не пахло так… сексуально. И не было таким почти до неприличия теплым.

Ей хотелось лежать так целую вечность, но ангелам леность несвойственна. Оливия решила навестить Лисандра. Если только он не на секретном задании, как часто бывало, или не заперся со своей Бьянкой. Потом она полетит в расположенную в Будапеште крепость. Интересно, чем сегодня займется Аэрон? Очарует ли ее в очередной раз своей противоречивостью? Почувствует ли снова ее присутствие, хотя, по идее, не должен, потребует ли от нее явить себя, горя желанием убить?

Эти угрозы всегда ранили чувства Оливии, но она не винила Аэрона за злость. Он ведь не знает, кто она и каковы ее намерения. «Хочу, чтобы он узнал меня». Ее считают очень привлекательной и милой. Ну, по крайней мере, другие ангелы. Оливия представления не имела, что подумает о ее облике одержимый демоном бессмертный воин – ее полная противоположность.

Вот только Аэрон вовсе не казался ей демоном. Никоим образом. Он называет Легион «драгоценной малышкой», покупает ей диадемы и украшает свою спальню в соответствии с ее вкусом. Даже попросил друга и собрата Мэддокса смастерить для нее кушетку. Ту самую, с розовым кружевным покрывалом, что стоит рядом с его кроватью.

Оливия мечтала, чтобы в его комнате появилась кушетка с кружевным покрывалом и для нее.

«Зависть тебе не к лицу, – напомнила она себе. – Может, у тебя и нет такой кушетки, зато ты подарила смех и радость бесчисленному количеству людей, научила их любить жизнь». Да, Оливия испытывала от этого огромное удовлетворение. Но… теперь ей хочется большего. Возможно, она всегда хотела большего, просто не осознавала этого до своего «продвижения по службе».

«Какая же я жадная», – подумала она со вздохом.

Твердый как камень, но при этом гладкий матрас под ней пошевелился и застонал.

Подождите-ка. Твердый как камень? Пошевелился? Застонал? Мгновенно очнувшись, Оливия распахнула глаза. Увиденное – точнее, не увиденное – заставило ее резко сесть. Вокруг не было ни голубоватой дымки от поднимающегося солнца, ни мягких пушистых облаков. Вместо этого ее взору предстала спальня с неровными каменными стенами, деревянным полом и полированной мебелью вишневого дерева.

И кушеткой с розовым кружевным покрывалом.

Осознание произошедшего обрушилось на Оливию. «Пала. Я пала». Она провалилась в ад, и демоны… «Не думай о них!» От малейшего воспоминания о своих мучителях ее начинала бить дрожь. «Теперь я с Аэроном. Я в безопасности». Но если она действительно смертная, почему ее тело кажется таким… здоровым?

Пришло новое осознание – потому что в действительности она не человек.

Пройдет четырнадцать дней, вспомнились ей слова Лисандра, прежде чем она утратит свои ангельские черты. Означает ли это… Могли ли ее крылья…

Закусив губу, страшась надеяться, Оливия завела руку назад и коснулась спины. То, что она ощутила, заставило ее плечи опуститься от облегчения и грусти одновременно. Раны зажили, но крылья заново не выросли.

«Ты сделала выбор. И получила определенные последствия». Да, она это принимает. И все же странно, что бескрылое тело принадлежит ей. Тело, которое не будет жить вечно и которое в равной степени чувствует и плохое, и хорошее.

Оливия поспешила убедить себя, что все в порядке. Ведь она в крепости Владык, она с Аэроном. Аэроном, лежащим сейчас под ней. Как забавно. До сих пор ее новое тело испытывало только плохое, и теперь пришел черед для хорошего.

Оливия скатилась с Аэрона и развернулась, чтобы лучше его рассмотреть. Он еще спал; черты его лица расслабились, одну руку он закинул за голову, а другую вытянул вдоль тела, там, где раньше лежала сама Оливия. Он обнимал ее во сне. Она мечтательно улыбнулась, и сердце ее неистово затрепетало.

Футболки на Аэроне не было, и осознание этого факта заставило ее сердце забиться еще сильнее. Оливия спала на его широкой разрисованной груди, ощущая крошечные коричневые соски, тугие мускулы и волнующий пупок.

К сожалению, джинсы Аэрон не снял. Зато ступни его были босы, и Оливия увидела, что даже пальцы ног у него покрыты татуировками. Очаровательно.

«Очаровательно? В самом деле? Что с тобой творится?» Татуировки на пальцах изображали убитых им людей. Тем не менее Оливии хотелось обрисовать пальцем их контуры. Она провела рукой по бабочке на груди. Кончики крыльев были заостренными, уничтожая любой намек на хрупкость.

Почувствовав прикосновение, Аэрон вздохнул, и Оливия отпрянула. Ни за что на свете ей не хотелось быть пойманной на заигрывании с ним. Ну, без его разрешения. Движение оказалось сильнее, чем она рассчитывала, и она свалилась с кровати, шлепнулась на пол и больно ударилась. Волосы взметнулись над ее лицом, и, откинув их назад, она обнаружила, что разбудила Аэрона.

Он сел на постели и теперь смотрел на нее сверху вниз.

Сглотнув, Оливия смущенно помахала ему пальцами:

– Э-э… доброе утро.

Прищурившись, он окинул ее взглядом.

– Ты выглядишь лучше. Намного лучше. – Голос его был хриплым, возможно, после сна, а не от страсти, как отчаянно надеялась каждая клеточка ее тела. – Ты исцелилась?

– Да, спасибо.