Сольдинк спустился на мостовую и критически рассмотрел строение, на которое ему указал Кугель.

– Это хижина Терлулии?

– Именно так. Извольте заметить ее объявление.

Сольдинк с сомнением прочел надпись на табличке, закрепленной хозяйкой на двери.

– Нельзя сказать, что красные буквы, окруженные мигающими оранжевыми лампочками, производят впечатление скромного приглашения.

– Скромнице приходится притворяться – иначе на нее не обратят внимания, – возразил Кугель. – Теперь достаточно снять табличку с двери и зайти в хижину.

Сольдинк глубоко вздохнул:

– Так тому и быть! Не забудьте – даже не заикайтесь о моих подвигах в присутствии мадам Сольдинк! По сути дела, если она уже вернулась с Бундервалем на борт «Галанте», было бы неплохо именно сейчас познакомить ее с Пафниссийскими банями.

Кугель вежливо поклонился:

– Я тут же этим займусь. Извозчик, отвезите меня к причалу.

Экипаж развернулся, чтобы направиться к набережной. Оглянувшись через плечо, Кугель успел заметить, что Сольдинк взял табличку и подошел к двери хижины с двумя окнами. Дверь тут же распахнулась; Сольдинк оцепенел, его колени слегка подогнулись. Каким-то образом (каким именно, Кугель не имел возможности увидеть) Сольдинк был вынужден совершить прыжок вперед и скрылся внутри.

Пока экипаж спускался к набережной, Кугель обратился к извозчику:

– Расскажите мне кое-что о Пафниссийских банях. Правда ли, что купания в водах этого источника приносят ощутимую пользу?

– Мне приходилось слышать самые разные отзывы, – ответил водитель. – Легенда гласит, что Пафнис, богиня красоты и «гинодина столетия» – то есть владычица острова, – решила отдохнуть на вершине горы Дейн. Рядом она нашла родник и омыла в нем ноги, тем самым наделив воды источника магическим зарядом добродетели. Через некоторое время пандалекта Космеи основала в этом месте нимфариум и построила там роскошную купальню-водолечебницу из зеленого стекла и перламутра. С тех пор стали распространяться слухи о чудесных исцелениях и омоложениях.

– И что там происходит теперь?

– Вода все еще течет из родника. Порой по ночам призрак Космеи бродит среди развалин. Время от времени там можно услышать тихое пение – не более чем отдаленный отголосок; судя по всему, это эхо, оставшееся с тех пор, когда вокруг родника распевали гимны нимфы.

– Если бы эти воды действительно отличались теми свойствами, которые им приписываются, – размышлял Кугель, – Крислена, Оттлейя и даже грозная Терлулия, надо полагать, воспользовались бы их магией. Почему они до сих пор этого не сделали, как вы считаете?

– По их словам, они хотят, чтобы мужчины Помподуроса любили их за духовные качества. Может быть, они просто упрямы, как необъезженные дроггеры, а может быть, уже пробовали купания, но воды источника не возымели никакого действия. Почему женщины делают или не делают те или иные вещи? Кто знает? Это великая тайна.

– А спралинги? Они действительно так аппетитны, как утверждается?

– Каждому нужно что-то есть.

Коляска выехала на площадь перед клубом, и здесь Кугель попросил извозчика задержаться.

– Какой из этих проездов ведет к Пафниссийским баням?

Водитель показал:

– Вот этот, что в гору. До родника восемь километров.

– Сколько вы возьмете за поездку к источнику?

– Как правило, я беру три терция, но с важных персон иногда удается содрать побольше.

– Что ж, Сольдинк потребовал, чтобы я сопровождал мадам Сольдинк до купален, причем она предпочитает больше никого с собой не брать, чтобы как можно меньше смущаться. Поэтому я хотел бы арендовать ваш экипаж за десять терциев – и прибавлю еще пять, чтобы вы могли выпить пива, ожидая нашего возвращения. Мастер Сольдинк вам заплатит, как только вернется из объятий Терлулии.

– Если он после этого сможет пошевелить пальцем, – проворчал извозчик. – Нет уж, плата вносится вперед и в полном размере.

– Хорошо, вот вам на пиво, – согласился Кугель. – Остаток потребуйте с Сольдинка.

– Так обычно не делается, но пусть будет по-вашему. По меньшей мере вас нужно научить управлению. Смотрите: эта педаль позволяет ускоряться. Этот рычаг останавливает дроггера. Рулевое колесо заставляет дроггера поворачивать туда, куда вы хотите повернуть. Если дроггер заупрямится и сядет на землю, водитель втыкает вот этот шип ему в мошонку – дроггер тут же вскакивает и бежит с удвоенной прытью.

– Все предельно ясно, – сказал Кугель. – Я верну коляску на стоянку перед мужским клубом.

Кугель подъехал на арендованном экипаже к причалу и остановился рядом с «Галанте». Мадам Сольдинк и ее дочери разлеглись в шезлонгах на квартердеке, наблюдая за горожанами, ходившими по набережной и по площади, и обменивались замечаниями по поводу увиденного.

– Мадам Сольдинк! – позвал Кугель. – Меня зовут Фускуль, мне поручено сопровождать вас в поездке к Пафниссийским баням. Вы готовы? Нам следует поспешить, так как дело идет к вечеру!

– Конечно, я готова. В экипаже хватит места для нас четверых?

– Боюсь, что нет. Дроггер не затащит такой груз в гору. Мы никак не сможем взять с собой ваших дочерей.

Мадам Сольдинк спустилась по трапу, и Кугель соскочил на землю.

– Фускуль? – пробормотала супруга экспедитора. – Где-то я уже слышала это имя, но никак не могу вспомнить, по какому поводу.

– Я – племянник червячника Пулька. Мастер Сольдинк купил моего червя; кроме того, я надеюсь, что меня назначат червячником в составе команды «Галанте».

– Тогда все понятно. Благодарю вас за то, что согласились сопровождать меня в этой экскурсии, это очень любезно с вашей стороны. Потребуется ли мне купальный костюм?

– В нем не будет необходимости. В банях предусмотрены купальные кабинки, защищенные от посторонних взоров, а любая одежда препятствует воздействию целебных вод.

– Хорошо, это очень удобно.

Кугель помог супруге Сольдинка подняться в экипаж, после чего залез на козлы и нажал на педаль акселератора. Экипаж покатился по площади.

Кугель направил дроггера по дороге, ведущей в горы. Помподурос остался позади, и скоро город заслонили скалистые холмы. Густые поросли черной осоки, тянувшиеся по обеим сторонам, испускали резковатый аромат, не оставлявший сомнений в том, что именно это растение островитяне использовали в процессе приготовления местного пива.

Наконец дорога повернула на небольшой пустынный луг. Кугель остановил коляску, чтобы дроггер мог передохнуть. Мадам Сольдинк капризно спросила:

– Мы прибыли к источнику? Где же храм, в котором устроены купальни?

– Осталось проехать еще некоторое расстояние, – отозвался Кугель.

– Неужели? Фускуль, вам следовало предоставить мне более удобный экипаж. Эта колымага трясется и прыгает – я чувствую себя так, будто меня целый час тащили в мешке по камням. Кроме того, меня ничто не защищает от пыли – по возвращении мне снова придется мыться.

Повернувшись к ней на козлах, Кугель строго произнес:

– Мадам Сольдинк! Будьте добры, прекратите пустую болтовню: ваши жалобы действуют мне на нервы! По сути дела, я могу выразиться откровенно, как подобает бывалому червячнику. При всех своих несомненных достоинствах вы избалованы чрезмерной роскошью и, конечно же, позволяете себе слишком много есть. Вы живете в изнеженном сне! А в том, что касается экипажа, могу сказать только одно: довольствуйтесь теми удобствами, которые вам предлагают до поры до времени: когда подъем станет крутым, вам придется идти пешком.

Мадам Сольдинк молча уставилась на проводника – она потеряла дар речи.

– Кроме того, здесь, на этой лужайке, я обычно взимаю плату за проезд, – продолжал Кугель. – Сколько денег вы потрудились взять с собой?

Мадам Сольдинк нашла в себе силы прервать молчание и произнесла самым ледяным тоном:

– Не сомневаюсь, что с оплатой можно подождать до возвращения в Помподурос. Мастер Сольдинк справедливо оценит ваши заслуги в надлежащее время.

– Предпочитаю немедленную оплату полновесными терциями ожиданию гипотетической справедливости. Здесь я могу взять с вас столько, сколько захочу. В Помподуросе мне пришлось бы иметь дело со знаменитой скупостью вашего супруга.

– Поистине бессердечный подход!

– Мой подход согласуется с законами классической логики, которым нас обучали в школе червячников. С вас причитается как минимум сорок пять терциев.

– Это неслыханно! У меня нет с собой таких денег!

– В таком случае будьте добры передать мне брошь с опалом, которую вы носите на плече.

– Ни в коем случае! Это дорогостоящая драгоценность! Вот восемнадцать терциев – все, что есть у меня в кошельке. А теперь сейчас же отвезите меня в бани и постарайтесь воздержаться от дальнейших дерзостей.

– Мы только что познакомились – этим, по-видимому, объясняется тот факт, что вы неправильно понимаете характер наших взаимоотношений, мадам Сольдинк. Я намерен выполнять обязанности червячника на борту «Галанте» – невзирая на любые неудобства, которые это причинит некоему Кугелю. Он может прозябать на Лаусикае до конца своих дней – какое мне дело? В любом случае вам придется постоянно общаться со мной на всем протяжении дальнейшего плавания, и если вы проявите достаточную любезность, я отвечу на нее такой же любезностью. В частности, вы можете представить и порекомендовать меня своим дочерям.

И снова мадам Сольдинк не могла найти слов. Наконец она буркнула:

– Отвезите меня в бани!

– Пора ехать дальше, – согласился Кугель. – Подозреваю, что дроггер, если бы мы могли с ним посоветоваться, заявил бы, что уже затратил достаточно усилий, – учитывая, что нам заплатили всего лишь восемнадцать терциев. У нас на Лаусикае не часто возят разжиревших, грузных иностранок.

Мадам Сольдинк твердо решила взять себя в руки и сухо обронила:

– Ваши замечания, Фускуль, просто невероятны!

– Не утруждайте себя бесполезной болтовней: когда дроггер устанет, вам понадобится вся оставшаяся энергия.

Мадам Сольдинк промолчала.

Склон холма действительно становился круче; дорога поднималась зигзагами, пока не перевалила через гребень возвышенности, после чего спустилась в прогалину, затененную желтовато-зелеными кронами имбирно-ягодных деревьев, среди которых по-королевски выделялся одинокий высокий ланселад с блестящим темно-красным стволом и перистой черной листвой.

Кугель остановил коляску на берегу ручья, журчавшего вдоль прогалины.

– Вот мы и приехали, мадам Сольдинк. Купайтесь в ручье – а я посмотрю, приведет ли это к каким-нибудь результатам.

Мадам Сольдинк рассматривала ручей безо всякого энтузиазма.

– Но здесь нет никаких купален! И где, спрашивается, храм? Где упавшая статуя, о которой мне столько говорили? Где беседка Космеи?

– Собственно бани находятся выше в горах, – лениво отозвался Кугель. – В этом ручье течет та же вода, что поступает из Пафниссийского родника. Так или иначе, все эти воды одинаково бесполезны – особенно в тех случаях, когда имеют место необратимые дряхлость и ожирение.

Лицо мадам Сольдинк побагровело:

– Мы немедленно возвращаемся в город! Мастер Сольдинк позаботится о том, чтобы мои купания были организованы надлежащим образом.

– Как вам угодно. Но свои чаевые я хотел бы получить здесь и сейчас.

– За чаевыми обращайтесь к мастеру Сольдинку. Уверена, что он выскажет вам свои замечания по этому поводу.

Кугель развернул экипаж и направил дроггера вниз по дороге, ограничившись только одним замечанием:

– Женщины! Никогда их не понимал!

На обратном пути мадам Сольдинк сидела как безмолвная статуя; через некоторое время коляска снова прокатилась по Помподуросу и остановилась на набережной перед «Галанте». Мадам Сольдинк выскочила из экипажа и, не удостоив Кугеля взглядом, поднялась по трапу на палубу.

Кугель вернул коляску на стоянку перед мужским клубом, после чего зашел в клуб и устроился в малозаметном угловом отделении. Там он закрепил на тулье шляпы платок так, чтобы он свободно свисал перед лицом наподобие вуали; теперь его никак нельзя было принять за самозваного Фускуля, лицо которого было замотано кушаком.

Прошел час. Капитан Бонт и старший червячник Дрофо, покончив с различными делами, прошлись по площади и остановились, разговаривая, у входа в мужской клуб, где через некоторое время к ним присоединился Пульк.

– А где Сольдинк? – спросил Пульк. – Он еще не успел наесться спралингов до отказа?

– Да, ему пора было бы вернуться, – почесал в затылке капитан. – Вряд ли с ним могло что-нибудь случиться, как вы считаете?

– Только не в надежных руках Фускуля! – заверил его Пульк. – Надо полагать, они обсуждают покупку червя у бассейна.

Капитан Бонт указал на фигуру, спускавшуюся по проезду:

– Вот он, Сольдинк! Нет, с ним что-то случилось – он едва волочит ноги!

Наклонившись вперед и приглядываясь к мостовой, прежде чем сделать каждый следующий шаг, Сольдинк медленно обогнул площадь, держась поближе к стенам окружавших ее зданий, и в конце концов присоединился к собравшимся у входа в клуб. Капитан Бонт сделал пару шагов ему навстречу:

– Вам нехорошо? Что произошло?

Сольдинк произнес, глухо и напряженно:

– Мне пришлось пережить ужасные вещи.

– Как так? В чем дело? По меньшей мере вы живы!

– Едва жив. Последние несколько часов будут преследовать меня в кошмарах до конца моей жизни. И во всем виноват – во всех отношениях – Фускуль! Дьявольски извращенный мерзавец! Я купил его червя – по меньшей мере с этим я не прогадал. Дрофо, подгоните червя к судну – мы немедленно поднимаем якорь и покидаем эту вонючую дыру!

Пульк осторожно спросил:

– Но Фускуль все еще займет должность червячника?

– Ха! – рявкнул Сольдинк. – Ноги его не будет на борту «Галанте»! В этой должности останется Кугель.

Заметив Сольдинка, когда он еще проходил по площади, его супруга больше не могла сдерживать гнев. Она спустилась на причал и направилась к мужскому клубу. Как только она подошла достаточно близко, чтобы экспедитор мог ее слышать, она закричала:

– Явился наконец! Где ты пропадал, пока я подвергалась неслыханным издевательствам и оскорблениям этого садиста Фускуля?! Как только он взойдет на палубу, я покину наше судно! По сравнению с Фускулем Кугель – ангел небесный! Кугель должен остаться нашим червячником!

– Дорогая моя, я придерживаюсь точно такого же мнения.

Пульк попытался вставить несколько примирительных слов:

– Не могу поверить, чтобы Фускуль вел себя неподобающим образом! Несомненно, тут какая-то ошибка, возникло какое-то недоразумение…

– Недоразумение?! Он потребовал сорок пять терциев за проезд и получил восемнадцать только потому, что у меня больше не было никаких денег. Он требовал, чтобы я отдала ему драгоценный опал, после чего облил меня такой словесной грязью, какую я даже вспоминать не хочу! При этом он похвалялся (можете ли вы себе такое представить?), что будет червячником на борту «Галанте»! Этого никогда не будет, даже если мне самой придется дежурить у трапа, чтобы его не пускать!

Капитан Бонт сказал:

– По этому поводу уже принято безоговорочное решение. Судя по всему, Фускуль просто рехнулся!

– Хуже, чем рехнулся! Невероятные претензии этого подонка выходят за рамки любых представлений! И все же, пока я с ним говорил, у меня все время было такое ощущение, что где-то, когда-то – в прошлой жизни или в каком-то кошмаре – я уже его видел!

– Наш мозг порой играет в странные игры, – заметил капитан Бонт. – Мне не терпится встретиться с этим достопримечательным субъектом.

– Вот он идет, вместе с Дрофо! – воскликнул Пульк. – Теперь по меньшей мере он предложит нам какое-то объяснение и, возможно, принесет надлежащие извинения.

– Не хочу никаких извинений! – закричала мадам Сольдинк. – Хочу, чтобы меня увезли с этого проклятого острова, больше ничего! – Развернувшись на каблуках, она решительно пересекла площадь и взошла на борт «Галанте».

Фускуль приблизился ко входу в клуб бодрой пружинистой походкой – Дрофо отставал от него на пару шагов. Остановившись, Фускуль приподнял чадру и подверг собравшихся пристальному осмотру.

– Кто из вас Сольдинк?

С трудом сдерживая ярость, экспедитор холодно ответил:

– Ты прекрасно знаешь, кто из нас Сольдинк! И я тебя прекрасно знаю, мошенник и мерзавец! Не буду высказываться по поводу вульгарной шутки, которую ты со мной сыграл – а также по поводу твоего непростительного обращения с мадам Сольдинк. Предпочитаю завершить нашу сделку исключительно на формальной основе. Дрофо, почему нового червя еще не пристегнули к спонсону «Галанте»?

– Я отвечу на этот вопрос! – сказал Фускуль. – Дрофо получит червя, когда вы заплатите пять тысяч терциев – плюс одиннадцать терциев за мой двояковыпуклый скребок для зачистки прихвостней, который вы позволили себе выбросить в бассейн, а также еще двадцать терциев за неспровоцированное хулиганское нападение! Таким образом, вы должны мне пять тысяч тридцать один терций. Потрудитесь рассчитаться, не сходя с места.

Смешавшись с группой других посетителей пивной, Кугель вышел на площадь и наблюдал со стороны за разгоравшимся скандалом.

Сольдинк сделал два угрожающих шага и встал лицом к лицу с Фускулем:

– Ты с ума сошел? Ты уже получил от меня наличными справедливую цену за червя! Сколько можно уклоняться, врать и фантазировать? Сейчас же передай червя Дрофо – или нам придется принять решительные неотложные меры!

– Не говоря уже о том, что тебя теперь ни в коем случае не назначат червячником на борту «Галанте», – прибавил капитан Бонт. – Так что доставь червя, и мы покончим с этим делом.

– Ха! – страстно воскликнул Фускуль. – Теперь вы не получите моего червя ни за пять, ни за десять тысяч! А по поводу других задолженностей… – Быстро шагнув вперед, Фускуль огрел Сольдинка кулаком в висок. – Это тебе за скребок! – Он тут же нанес еще один удар. – А это за все остальное!

Сольдинк рванул к противнику, чтобы дать сдачи; капитан Бонт попытался вмешаться, но Пульк неправильно истолковал его намерения и с силой оттолкнул капитана – тот свалился на мостовую.

Положить конец этой сваре удалось Дрофо, втиснувшемуся между сжимающими кулаки драчунами. Разведя руки, старший червячник призвал присутствующих к сдержанности:

– Успокойтесь, успокойтесь! Необходимо хорошенько подумать о странностях возникшей ситуации. Фускуль, вы утверждаете, что Сольдинк предложил вам за червя пять тысяч терциев, после чего выбросил ваш скребок в бассейн?

– Да, утверждаю! – яростно выкрикнул Фускуль.

– Подумайте! Возможно ли это? Сольдинк известен своей скупостью! Он никогда не предложил бы пять тысяч за червя, которому красная цена две тысячи! Как вы объясняете этот парадокс?

– Я червячник, а не психолог, распутывающий причины неврозов, – проворчал Фускуль. – Тем не менее… Действительно, насколько я помню, человек, называвший себя Сольдинком, был на голову выше этого пузатого головастика. Кроме того, на нем была необычная шляпа с тремя складками тульи, и он ходил, слегка подгибая колени.

Сольдинк возбужденно вмешался: