Я рад, что парень перебрался в место получше, даже если теперь туда приходится ехать на трех поездах. После двух пересадок и часового путешествия на юго-восток я оказываюсь в пригороде Лондона. Там я сажусь в заранее заказанное такси и остаток пути проделываю по извилистой проселочной дороге. Пейзаж становится все более пустынным, лишь время от времени за окном мелькают автобусные остановки. Количество маршрутов, отмеченных на каждой следующей остановке, неуклонно сокращается. Наконец мы минуем несколько остановок, где ходит лишь один автобус. А вот и он, грохочет навстречу по узкой дороге.

Небо ясное, синее. Тебе бы понравился этот погожий денек. Представляю, с каким азартом ты сунула бы ноги в походные ботинки, чтобы побродить по прекрасным, усыпанным листьями лесным тропинкам, вдыхая чистый прохладный воздух.

Мы редко выбирались в лес. Мне почему-то всегда казалось, что пригород – это слишком далеко, и поездка туда и обратно отнимет полдня. Теперь, когда я изредка выбираюсь на природу, то с ужасом понимаю: от города сюда рукой подать.

– Здесь нормально?

– Прошу прощения? – Я выхожу из задумчивости и встречаюсь взглядом с водителем, который молча ждет ответа.

Машина не движется. Вокруг живописная британская деревушка.

– Приехали, говорю. Здесь нормально? – Таксист показывает в окне строение, которое в навигаторе значится как «дом Монти Хана».

Да, это совсем не Кэнари-Уорф. Перед нами очаровательный, словно сошедший с картинки, английский сельский дом. Невысокая печная труба оплывшей свечой торчит на покрытой мхом крыше. Стены из настоящего природного камня, положенного на раствор, как в старину, подъемные окна с белыми переплетами и ярко-красная входная дверь. Дом расположен в глубине прекрасного сада, утопающего в буйной растительности на многочисленных клумбах и шпалерах. Ты бы влюбилась в это место с первого взгляда!

Поблагодарив водителя, я выбираюсь из машины и шагаю к дому. На железной калитке приятно звякает щеколда. Под подошвами ботинок хрустит древесная щепа, я иду по дорожке под арками, увитыми многоярусными соцветиями глицинии, вдыхаю ароматы жимолости, герани и полевых цветов.

Я почти у красной двери, и вдруг желудок сворачивается в тугой комок. Не ожидал, что стану волноваться перед встречей, но мне почему-то тревожно. Иногда, думая о Монти, я высокомерно считал его эмоционально выгоревшим эгоистом, который разрушает все вокруг и безрассудно растрачивает деньги, словно напрашиваясь на раннюю смерть. Теперь, если принять во внимание мамины слова и глядя на новое обиталище Монти, складывается впечатление, что ситуация кардинально поменялась.

Торопливо накарябанная записка, подсунутая под дверной молоточек, гласит: «Если не отвечу на стук, иди на задний двор». Естественно, в ответ на мой робкий стук никто не отозвался, и я направляюсь к тенистой тропке, ведущей вдоль дома.

Тропинка приводит меня в аккуратный, отделанный камнем дворик, за которым, полого спускаясь вниз, простирается сад. Первым делом я замечаю ухоженную овощную грядку: она начинается с вершины и уходит далеко вниз, до каменной стены, за которой виднеется поле другого фермера. С обеих сторон склон обсажен вечнозелеными деревьями, которые придают саду ощущение уединенности. Пушистые сосны сохраняют хвою круглый год, закрывая участок от соседних коттеджей.

– Мать моя женщина, какие люди! Арти! Двигай сюда! Ну что, черт тебя возьми, как дела?

Над кустами картофеля, покрытыми защитной сеткой, возникает улыбающееся лицо: ослепительно-отбеленные зубы и сияющие карие глаза. Монти Хана просто не узнать! Мрачный иссохший наркоман, которого я в прошлый раз видел в зале суда Сингапура, исчез. Вечно нечесанные космы аккуратно подстрижены, ввалившейся челюсти вернулась упругость, под облегающей футболкой угадываются рельефные мышцы, которых, я уверен, раньше не было. Монти будто заново родился!

В голове мелькает мысль: интересно, а как в его глазах выгляжу я? Я уже полгода не был в тренажерном зале, и хоть отсутствие аппетита не дало мне располнеть, зато одежда теперь висит на мне мешком, как на огородном пугале.

Несмотря на то что Монти в восторге от моего приезда, мне трудно смотреть ему в глаза.

– Привет, Монти! Рад тебя видеть!

– Черт, дружище, и я ужасно рад, честное слово! – с искренним чувством произносит он. – Мы с твоим отцом буквально месяц назад виделись в Дубае! Хотел поздравить его с женитьбой, а потом узнал про… В общем, сам понимаешь.

– Про развод? – догадываюсь я.

– Точно! – ухмыляется Монти. – Впрочем, судя по всему, старик быстро оправился. Узнаю Малкольма!.. А как Дилайла? Она просто звезда, черт возьми, я всегда это говорил!

– Да, мама в порядке.

– Хорошо. – Монти умолкает, и это мгновение тишины меняет его настрой.

Он подходит и кладет руку на мое плечо с такой силой, что у меня чуть не подгибаются колени.

– Сам-то как? Слышал о твоей жене. Ее звали Джулия, верно? Эта новость меня прямо прибила. Так неожиданно. Ты был рядом, когда она… Черт, я настоящий дуболом…

– Все в порядке. Нет… я не был с ней, когда это случилось.

– В любом случае прими мои соболезнования. Так, я сейчас тут кое-что доделаю, и мы сможем нормально поговорить.

Монти подвязывает защитную сетку к бамбуковым колышкам. Не отрываясь от работы, он продолжает беседу:

– Тебе, наверное, странно видеть все это? Вечный раздолбай Монти Хан, король тусовок Кэнари-Уорф, возится на грядках в каком-то гребаном захолустье?

– Кто я, чтобы судить? – пожимаю плечами я. – Последний раз, когда мы с тобой как следует общались, оба еще ходили в младшую школу. Но ты здорово изменился по сравнению с тем, каким был раньше.

– Ха! Да я оставался потрясающим оболтусом до прошлого года! – посмеивается Монти, аккуратно продевая пластиковые зажимы в тонкую сетку. – А что, неужели ты ни разу не заходил в пентхаус на знаменитые вечеринки?

– Ох, нет. Мы с Джулией были домоседами. Ты здорово веселился и без нас.

– Да уж… веселился. – Монти прямо выплевывает последнее слово. – Веселился снова и снова. А потом я однажды понял, что вынужден заползать обратно в грязную вонючую постель, лишь бы не видеть дневной свет. А друзья любили меня, только когда я был в алкогольном угаре.

От его горьких слов мне вдруг становится легче. Грубая прямота действует как глоток свежего воздуха после месяцев приторной вежливости, с которой все старались со мной говорить. Абсолютное пренебрежение правилами приличия довело Монти до серьезных неприятностей в прошлом, но сейчас для меня это благо – я могу говорить с ним без обиняков.

– Ты сказал, что был алкоголиком?

– Конченым пропойцей, приятель.

– То есть… сейчас все позади?

Монти отряхивает землю с рук и встает.

– Черт, как же здорово тебя видеть! – широко улыбается он. – Пойдем.

Монти ведет меня по газону вниз, в самый дальний угол сада. Вокруг благоухают сосны, в полной тишине щебечут птицы. Мы подходим к деревянному сараю без окон, стоящему в тени елки, на краю участка. Монти извлекает из кармана связку ключей и с истинно сельской неторопливостью начинает искать нужный.

Щелкает замок, дверь со скрипом отворяется, и в нос ударяет хмельной сладковатый запах брожения. Сарай доверху набит прозрачными девятнадцатилитровыми бутылями. К каждой приделан краник. Внутри бутылей, выстроенных в ряд на трех крепких полках, янтарная жидкость, которая, видимо, настаивается.

Монти оглядывает содержимое сарая с нескрываемой гордостью. И без смущения глядя мне в глаза, говорит:

– А вот и настоящий деликатес, натуральный продукт. Поначалу я это затеял ради забавы, ну или хотел что-то себе доказать, черт его знает, однако несколько месяцев назад мой товар начали переливать в бутылки и с тех пор берут регулярно. Доход, конечно, поскромнее, чем от сделок на международном рынке недвижимости, но мне хватает. Это, кстати, медовуха.

Монти проходит внутрь и достает большой пластиковый лоток, покрытый слоем пыли. Открывает крышку и вынимает из лотка два чистых стакана.

– На следующей неделе мне установят два улья, а пока сотрудничаю с местной пасекой. У нас тут «Ваниль», «Шиповник», «Чили»… думаю, тебе понравится «Боше»^[8].

Монти поворачивает кран и, наполнив оба стакана темно-янтарной жидкостью, протягивает один мне. Я пялюсь на напиток. У меня не укладывается в голове, что жертвой этого простого вещества, сгубившего стольких людей, стал и спокойный, уверенный в себе мужчина, стоящий напротив меня. И тем не менее, влияние алкоголя на организм Монти – медицинский и исторический факт. Вряд ли кто-то станет отрицать, что спиртное разрушило не только жизнь самого Монти, но и жизни его родных и даже посторонних людей, имевших несчастье оказаться у него на пути.

Неловко улыбаясь, я беру свой стакан и с тревогой смотрю, как Монти подносит напиток ко рту. Я чувствую, что должен вмешаться! Может, выбить стакан из его руки и напомнить о том, сколько горя принес ему алкоголь?

– За трезвость! – нахально ухмыляется Монти и опрокидывает в себя напиток.