23 часа 59 минут по восточноафриканскому времени
Горы Кал-Маду, Сомали

Игла с анестезирующим средством вонзилась в живот Аманды. Место укола ожгло как огнем, но ощущение это быстро прошло. Она впилась пальцами в тонкие простыни больничной кровати. Но отворачиваться не стала, хотела видеть все.

Больничный халат ей задрали, обнажив огромный живот и сильно выступающий пупок. Нижнюю часть тела прикрывала тканевая ширма – но вряд ли они хотели пощадить ее чувства.

– Ну, все, скоро онемеет, и она не будет чувствовать ничего, – сказала высокая белокурая женщина, выбрасывая шприц в красный контейнер. В говоре ее слышался немецкий акцент, а может, швейцарский.

– Спасибо, Петра. – Англичанин похлопал Аманду по руке. Как и на медсестре, на нем был больничный халат, но только не голубой, а старомодный, ослепительно-белый. – Через несколько минут мы закончим, и сможете отдохнуть, поспать. Знаю, день выдался тяжелый.

И парочка удалилась – заканчивать последние приготовления к процедуре.

Аманда осталась ждать в постели – выбора у нее не было. Тихонько погладила живот, словно успокаивая себя и ребенка. Потом заметила свисающие с поручней кожаные ремни. И испугалась – эти двое не озаботились привязать ее. А это могло означать лишь одно – непоколебимую их уверенность в надежности охраны.

Она смотрела на ультразвуковой монитор; пока тот был темный, словно ждал, когда его начнут использовать в процедуре. Они уже провели ей сканирование брюшной полости – сразу по прибытии сюда, установили положение плода, измерили череп младенца и длину его тела. Аманда не сопротивлялась. Ей, как и этому доктору, хотелось знать как можно больше о состоянии ребенка.

В самом конце она испытала огромное облегчение – увидела, как бьется его крохотное сердечко, увидела маленькие сжатые кулачки, его плавные, словно замедленные, движения. После изучения сонограммы врач объявил, что здоровье мальчика в полном порядке.

Однако ее состояние врачей, судя по всему, не интересовало.

В палату вернулся доктор Блейк. За ним вошла Петра с подносом; на нем лежал большой шприц с длинной, дюймов в пять, иглой. Аманде уже проводили амниоцентез^[12] восемнадцать недель тому назад, и она знала, чего ждать.

Петра смазала ей живот антисептиком, затем включила ультразвуковой аппарат и протянула шприц доктору Блейку. Не сводя глаз с монитора, тот погрузил иглу в живот. Боль была незначительная, сравнимая со спазмами во время менструации.

Аманда отвернулась от монитора, когда кончик иглы приблизился к спящему ребенку. Наблюдать за этим она была не в силах. Одно неверное движение – и повреждение может оказаться смертоносным.

Однако все прошло хорошо.

Часть околоплодных вод умело откачали из-под оболочки вокруг ее малыша, иглу вытащили. И Аманда, старавшаяся не дышать, смогла наконец вдохнуть полной грудью. Глаза застилали слезы.

– Надо проверить на наличие лихорадки, – сказал доктор Петре. – Ну, и проследить за тем, нет ли вагинального кровотечения.

Петра кивнула.

Доктор Блейк обернулся к Аманде.

– Нет причин лить слезы. По крайней мере, пока. Результаты генетических тестов мы получим только завтра утром.

Первая процедура амниоцентеза была чистой формальностью – тогда плод Аманды проверяли на наличие различных хромосомных отклонений типа синдрома Дауна, а также генетических нарушений вроде фибрознокистозной дегенерации^[13]. Но она знала, что врачи ищут не только это, но и нечто другое – и тогда, и сейчас.

Информация, заставившая ее столь поспешно покинуть Штаты, предупреждала о том, что ребенок ее отличается неким генетическим отклонением, о котором другим остается лишь мечтать. Аманда не слишком разбиралась в этих вопросах, однако сообразила: надо бежать прежде, чем за ее ребенком придут.

Блейк меж тем продолжил:

– Если генетика стабильна, ваш младенец будет жить. И станет первым таким младенцем на земле. Если нет… что ж, не будем же мы раньше времени поднимать панику, верно?.. – И отечески похлопал ее по руке.

Даже если результаты будут стабильны, Аманда знала об ужасных последствиях, поджидавших ее ребенка. А если нет – эта команда, скорее всего, вызовет преждевременные роды. И ее малыш погибнет.

Она повернулась лицом к стене, не зная, какой из результатов предпочтительней. На что надеяться утром?.. Нащупала рукой живот, и из глаз потекли слезы. Но в одном Аманда была точно уверена. Она будет бороться за своего малыша до последнего. Сама умрет, но защитит свое дитя.

Не позволю им причинить тебе вред.

Через полотняную стену палатки просвечивало пламя костра, на этом оранжевом фоне выделялась тень красного креста, который она видела ранее. До чего же причудливая, необычная, ни на что не похожая резьба украшала его, изгибалась, вилась и сплеталась в сплошной неразрывный узор на стойке и перекладине. Лишь теперь – после амниоцентеза, после всех этих треволнений по поводу генетических аномалий – Аманда вдруг поняла, догадалась, что это за структура.

Это же спирали ДНК!

Генетический код.

Аманда вздрогнула, сама себе не веря. А потом вся так и похолодела. Она никогда не видела этот крест прежде, но слышала, как перешептывались об этом символе, о связанной с ним тайне, уходящей в глубину веков, поясняющей, с кого начался ее род. О тайне, которую хранят только в своем сердце.

Она всегда считала это мифом, страшилкой для детей. Но теперь отрицать ужасающую правду не было никакого смысла. То был код, зашифрованная записка с предупреждением, заставившим ее в страхе отправиться в безрассудное путешествие на Сейшелы.

«Линия крови».

Они нашли меня.

Глава 10

2 июля, 10 часов 12 минут по восточноафриканскому времени
В воздухе над Сомали

Грей поправил большие неудобные наушники, борясь с ревом, который производила винтокрылая машина. А потом посмотрел в окно, туда, куда указывал капитан Олден.

– Вон там, смотрите! – крикнул британец, офицер СРП.

Вертолет низко летел над опаленными солнцем полями, красными обломками горных пород; изредка попадались островки низкорослых деревьев. Целые стада антилоп разбегались в разные стороны, напуганные гулом вертолетного двигателя. В отдалении в утреннее небо вонзался горный хребет, ломая линию горизонта, превращая ее в неровную зигзагообразную полосу. Но до гор этих медицинскому транспортному вертолету было не долететь.

На пересечении двух каменистых дорог раскинулся огромный лагерь из палаток и хижин – именно на него и указывал Олден. На крышах многих палаток красовались красные кресты. А вокруг были припаркованы машины – обычные легковые, грузовики и джипы наблюдателей от ООН; они рассыпались по полям среди пасущихся там верблюдов.

Это был лагерь по оказанию медицинской и гуманитарной помощи и поддержки местному населению, организованный ЮНИСЕФ и управляемый французской организацией под названием «Mйdecins Sans Frontiиres», в Штатах ее называли «Врачи без границ». Он раскинулся под прикрытием двух холмов, на полпути между горами и океаном, и служил перевалочным пунктом для тех, кто жил в самом сердце континента и на побережье.

В задней части кабины вертолета послышался стон, и Грей обернулся. Там на полу лежал прикованный к носилкам майор Патель – видимо, действие морфина ослабевало после часового перелета из аэропорта Босасо в эту глубинку. Местные французские врачи наверняка приведут его сломанную берцовую кость в надлежащий вид, а затем отправят долечиваться в Европу.

Но прилетели они сюда не только за этим. Состояние Пателя было лишь прикрытием, предлогом для путешествия.

Олден придвинулся к Грею поближе, но говорил через микрофон.

– Есть у меня тут свой человек, ждет нашего прибытия. И если в лагере хотя бы словом упоминалось о том, что через него провозили похищенную женщину, он непременно все выяснит.

Грей кивнул и покосился на Такера и Сейхан. Ковальски сидел впереди, рядом с майором Батлером, который управлял вертолетом.

В целом план был неплох. Лагерь раскинулся вблизи гор Кал-Маду. На сотни миль кругом – практически безлюдная местность, а на пересечении двух этих главных дорог Сомали любой мог найти себе приют, будь то торговец, путешественник или просто бродяга. Люди приходили сюда за медицинской помощью; одни оставались, другие отправлялись дальше. Именно поэтому лагерь стал важным, стратегическим источником информации. Так что неудивительно, что СРП внедрил сюда своего человека.

И если действовать осторожно, то команда Грея имела все шансы узнать о местонахождении Аманды или же, по крайней мере, сузить круг поисков. Пейнтер же из округа Колумбия координировал спутниковое сканирование окрестных гор. Так что глаза у них были не только на земле, но и на небе, а потому они надеялись еще до наступления темноты определить местонахождение Аманды.

У окон вертолета завихрился песок, поднятый винтами при приземлении. Последний, выворачивающий душу наизнанку толчок – и вот они уже на земле.

Олден распахнул двери кабины. Внутрь ворвались жар и песок, рев моторов стал стихать. Все вышли из вертолета. Новоприбывших встречала команда из четырех медицинских работников – они тут же бросились выгружать из машины майора Пателя, осторожно спустили носилки и понесли их к поджидавшему джипу. Раненого товарища сопровождал майор Батлер; именно он должен был проследить за тем, чтобы Пателю было обеспечено должное лечение, а заодно распространить слух о том, что их группа состоит из сотрудников, оказывающих гуманитарную помощь.

Такер похлопал своего пса по спине, говоря ему тем самым, что долгое и шумное путешествие закончилось.

Ковальски хмуро оглядел унылый пейзаж.

– Всего раз… хотя бы один разок… можно было приземлиться на пляже, где разгуливают девочки в бикини, где подают напитки в скорлупе кокосов?

Сейхан, не обратив внимания на эти его слова, подошла к Грею и встала рядом.

– Что дальше?

– Сюда! – позвал Олден.

Он указал рукой на скопление хижин с крышами из пальмовых листьев и зашагал по песку в сопровождении последнего члена британской команды от СРП, майора Белы Джейн.

Они пересекли парковку, где пылились насквозь проржавевшие грузовики, скелетообразные джипы без крыш и разбитые мотоциклы. Все это хозяйство находилось под охраной старого автомобиля «Даймлер Феррет Скаут», выкрашенного в белый цвет, с синей эмблемой ООН. Машина эта походила на мини-танк – кабина бронированная, наверху укреплен бельгийский пулемет «L7». Привалившись спиной к кузову этого грозного сооружения, стоял солдат-миротворец ОНН; он окинул их подозрительным взглядом, когда они проходили мимо.

Олден заметил удивление Грея.

– Такие лагеря, как этот, необходимо охранять. На них часто устраивают налеты банды из местных, приходят за таблетками, даже за водой. Этот регион просто преследуют засухи, люди голодают и умирают. Многие перебираются поближе к океану или же, напротив, уходят в горы.

Они дошли до хижин и увидели врача-француза; тот сидел на корточках перед целой толпой выстроившихся в шеренгу сомалийских детишек. Медсестра приготовила шприц и протянула его доктору; тот вонзил иглу в костлявую ручку мальчика, который был первым в очереди.

Грей читал, что гражданская война на юге этой страны заставила сотни тысяч мирных жителей с детьми сняться с насиженных мест, покинуть свои дома; мало того, война вызвала эпидемии холеры, дизентерии и гепатита. Однако программа вакцинации против кори и полиомиелита, наряду с применением простых противоглистных препаратов и витаминов, помогла спасти множество молодых жизней.

– Вот тот самый человек, о котором я вам говорил, – сказал Олден, указывая на доктора. – Он осведомлен обо всем, что происходит в лагере и вокруг, ничего не пропускает мимо ушей. Он великий человек, верный друг и помощник.

Грей рассматривал доктора-француза, мужчину средних лет в очках с толстыми линзами и обгоревшими на солнце ушами и носом. Казалось, подумал он, такой человек не должен был бы замечать, что творится вокруг. Чутье его не подвело.

– Бааши! – крикнул Олден и, махнув рукой, шагнул к группе у хижины.

Его осведомитель, темнокожий мальчик, болезненно поморщился: как раз в этот момент игла вошла в руку. Затем поблагодарил доктора по-французски:

– Мерси. – Опустил рукав рубашки и обернулся. – А, мистер Тревор. Вы прибыли!

– Так это он ваш информатор? – растерянно и неодобрительно пробормотал Ковальски. – Сколько ему? Лет четырнадцать?

– Вообще-то тринадцать, – тихо заметила майор Джейн и посмотрела на своего командира; во взгляде ее светилось восхищение. – Капитан Олден спас этого мальчика от группы мусульманских повстанцев неподалеку от Могадишо. Он стал сыном полка. В ту пору ему было всего одиннадцать, накачан амфетамином, озлоблен, по всему телу шрамы – его прижигали окурками сигарет.

Сердце у Грея сжалось при виде того, как лицо мальчишки расплылось в широчайшей улыбке, а затем он бросился к капитану Олдену, опустившемуся на одно колено, и крепко-крепко обнял его. Проявленная им искренняя радость как-то совсем не сочеталась с ужасами, которые только что описывала майор Джейн.

Олден обнял своего юного друга за худенькие плечи и повел к своей группе.

– Вот, Бааши, хочу познакомить тебя с этими людьми.

Мальчик улыбнулся, оглядел незнакомцев; от внимания Грея не укрылся страх, на миг промелькнувший в его глазах. Он еще крепче прижался к Олдену. Видимо, сказывалась пережитая им травма.

Тут к нему стала приближаться собака Такера – наверное, хотела добавить еще один новый запах к своей коллекции. Глаза у Бааши испуганно расширились. А затем он еле слышно пискнул:

– Ай!..

– Каин, ко мне! – скомандовал Такер, видя страх мальчика.

Пес послушно вернулся к хозяину.

– Лежать, – Такер сопроводил эту команду жестом, опустив раскрытую ладонь к земле. Затем встал на одно колено рядом с собакой и сказал Бааши: – Он тебя не обидит, не бойся. Честное слово. Он очень хороший и умный пес.

И протянул руку, призывая мальчика подойти поближе.

Но Бааши так и застыл рядом с Олденом.

– Оставь ребенка в покое, – вмешалась Сейхан. – Сам видишь, он боится собак.

Ковальски буркнул что-то в знак согласия, даже Джейн смотрела встревоженно. Но Такер проигнорировал все эти замечания и продолжал протягивать руку к Бааши.

Сейхан покосилась на Грея в надежде найти у него поддержку. Но тот отрицательно помотал головой, помня о незаурядных качествах Такера. Им немало довелось пережить вместе. И он знал о его сверхъестественной способности интерпретировать эмоциональное состояние других людей. Уэйн понимал не только животных.

Похоже, что и Олден, испытывающий особую привязанность к этому ребенку, разделял стремление Такера. И сказал:

– Все нормально, Бааши. Если хочешь…

Мальчик, слегка склонив голову набок, смотрел на пса еще секунду-другую, словно погрузился в давние воспоминания о раннем и давно потерянном детстве, о прикосновениях к чему-то пушистому и теплому. И вот наконец отошел от Олдена, дрожа всем телом и по-прежнему не сводя глаз с Каина.

– Он хорошая собака?

Такер кивнул.

Бааши медленно и осторожно приближался к ним, точно к краю бездонной пропасти.

Каин так и замер в настороженной позе, лишь кончик хвоста слегка подрагивал от возбуждения. Бааши протянул к собаке руку тыльной стороной ладони. Кончик носа у Каина задвигался, ноздри расширились – он принюхивался.

Бааши приблизился еще на дюйм – и этого оказалось достаточно. Длинный розовый язык принялся облизывать пальцы мальчика. Хвост, как маятник, качался из стороны в сторону.

– А ты ему понравился, – тихо сказал Такер.

Бааши снова заулыбался – сперва еле заметно, потом уже во весь рот, – придвинулся еще ближе и коснулся головы Каина. Теперь нос собаки усердно обнюхивал всю его руку.

Бааши захихикал и сказал что-то на сомалийском диалекте.