Шок и трепет

Нельзя сказать, чтобы нигерийское государство не желало справиться с анархией в Лагосе или что власти Демократической Республики Конго вдруг решили, что не стоит следить за соблюдением законов и можно позволять бандитам убивать мирных граждан. Просто оба правительства были неспособны исполнять обязанности государства. В перечень этих обязанностей обычно включают контроль за исполнением закона, разрешение конфликтов, регулирование налогов и экономической деятельности, предоставление инфраструктуры или других общественных услуг. К этим же обязанностям может относиться и ведение военных действий.

Способность государства выполнять свои функции отчасти зависит от организации его институтов, но еще сильнее она зависит от бюрократического аппарата. Для воплощения в жизнь государственных планов необходимы бюрократический аппарат и государственные служащие, а эти бюрократы должны иметь средства и мотивацию для исполнения своих обязанностей. Первым эту концепцию описал немецкий социолог Макс Вебер, вдохновленный примером прусской бюрократической машины, которая легла в основу германского государства в XIX и XX столетиях.

* * *

В 1938 году у немецкой бюрократии появилась проблема. Правящая Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (нацисты) решила избавиться от всех евреев в только что аннексированной Австрии. В связи с этим возник настоящий бюрократический коллапс. Для выезда из страны евреи должны были оформить и получить множество различных документов, а это требовало от чиновников огромного количества времени.

Руководителем этого процесса был назначен Адольф Эйхман, глава отдела IV-B-4 в Главном управлении имперской безопасности (РХСА). Эйхман предложил организационную идею, которую Всемирный банк сегодня назвал бы принципом «единого окна» (one stop shop), – своего рода конвейерную систему, объединявшую все нужные ведомства: министерство финансов, налоговую инспекцию, полицию и руководство еврейских общин. Он также отправил представителей этого руководства за границу для получения от зарубежных еврейских организаций финансовой помощи для оплаты эмиграционных виз. Ханна Арендт в своей книге «Эйхман в Иерусалиме» описывала эту систему следующим образом:

В здание входит еврей, у которого есть хоть какая-то собственность – фабрика, магазин или счет в банке, он движется по зданию от конторки к конторке, от кабинета к кабинету и выходит из здания без денег, без прав, но зато с паспортом, при вручении которого ему говорят: «Вы обязаны покинуть страну в течение двух недель. В противном случае вы будете отправлены в концлагерь»^[5].

В результате работы «единого окна» Австрию покинули 45 000 евреев. Эйхмана повысили, присвоив звание оберштурмбаннфюрера СС (соответствует армейскому подполковнику), и назначили транспортным координатором «окончательного решения». На этой должности он решал схожие бюрократические задачи, устраняя узкие места в процессе массового уничтожения евреев.

В данном случае речь идет о вполне дееспособном, эффективно работающем бюрократическом Левиафане. Но он использовал свою дееспособность и эффективность не для разрешения общественных конфликтов, не для того, чтобы остановить «войну всех против всех», а для преследования евреев, для того, чтобы отобрать у них гражданские права и собственность, а в конечном счете – уничтожить. Государство Третьего рейха, основанное на традициях прусской бюрократии и прусской профессиональной армии, определенно можно назвать Левиафаном в понимании Гоббса. Как и желал Гоббс, немцы (по крайней мере, изрядная их часть)«признали как свои собственные все действия и суждения того человека или собрания людей, которому большинство дало право представлять лицо всех». В самом деле, немецкий философ Мартин Хайдеггер говорил студентам, что «фюрер, и только он, есть настоящая и будущая немецкая действительность и ее закон». Германское государство, без сомнения, приводило в трепет всех своих подданных, а не только тех, кто поддерживал Гитлера. Немного находилось таких, кто готов был бросить вызов государству или нарушить его законы.

Германский Левиафан внушал гораздо больший ужас, чем анархия в Нигерии или Конго. И не без оснований. Нацистский режим бросил за решетку, подверг пыткам и убил огромное количество собственных граждан – социал-демократов, коммунистов, политических противников, гомосексуалов и свидетелей Иеговы. Он убил шесть миллионов евреев, многие из которых были гражданами Германии, а также 200 000 цыган; по некоторым оценкам, число славян, убитых на территории Польши и Советского Союза, превышает 10 миллионов.

Немцы и жители оккупированных Гитлером территорий страдали вовсе не от «войны всех против всех». Это была война государства против собственных граждан. Это было доминирование и непрекращающиеся убийства. Не такого Гоббс ожидал от своего Левиафана.

Трудовое перевоспитание

Страх перед всемогущим государством – это не какой-то единичный случай, связанный исключительно с нацистским режимом. Этот страх в истории встречался гораздо чаще. В конце 1950-х годов коммунистический Китай все еще вызывал восхищение у многих европейских левых; о теории маоизма постоянно рассуждали в парижских кофейнях, а «Красная книжечка» (сборник цитат председателя КНР Мао Цзэдуна) входила в число модных бестселлеров. В конце концов, разве не Коммунистическая партия Китая свергла гнет японского колониализма и западного империализма, разве не она руководит строительством сильного социалистического государства на обломках прежнего режима?

11 ноября 1959 года на Чжана Фухуна, секретаря Коммунистической партии в уезде Гуаншань, было совершено нападение, которым руководил некий Ма Луншань, первым толкнувший Чжана. Затем другие нападавшие набросились на секретаря с кулаками, а потом стали пинать его ногами. Чжана избили в кровь, его волосы были выдраны целыми клоками, его одежда изорвана в клочья, и он едва мог ходить. Потом его избили еще несколько раз, и 15 ноября Чжан уже не мог сопротивляться, когда его снова избивали ногами и вырвали остатки волос. Когда Чжана принесли домой, он уже не владел своим телом, не мог ни есть, ни пить. На следующий день его снова избили, и 19 ноября Чжан умер.

Это сцена из книги китайского журналиста Яна Цзишэна «Надгробный камень». Ян вспоминает, как чуть раньше в том же году его внезапно вызвали домой из школы-интерната, потому что отец Яна умирал с голоду. Вернувшись в свою родную деревню Ванли, он увидел, что

от вяза перед нашим домом остался только голый ствол без коры, даже его корни были выкопаны. Пруд пересох; соседи сказали, что его откачали, чтобы собрать на дне вонючих моллюсков, которых раньше никогда не ели. Не было слышно собачьего лая, не пробежала ни одна курица… Деревня превратилась в призрак. Войдя в дом, я застал полнейшее запустение, не было ни зернышка риса, ничего съедобного, не было даже воды в кадке… Отец полулежал на своей кровати, его глаза запали и смотрели совершенно безжизненно, лицо вытянулось, кожа потрескалась и обвисла… Я сварил кашу из риса, который привез с собой… но он уже не мог глотать. Три дня спустя он оставил этот мир.

Отец Яна Цзишэна скончался во время Великого голода, охватившего Китай в конце 1950-х; по приблизительным оценкам, всего от голода умерло 45 миллионов человек. Ян описывает, как

голод превратился в долгую агонию. Зерно исчезло, дикие травы были все съедены, даже кору с деревьев содрали. Птичий помет, крысы, вата из коробочек хлопка – все шло в дело, чтобы как-то набить живот. В карьерах, где добывали каолин, умирающие от голода люди жевали вырытую глину. Пищей для тех, кто совсем отчаялся, становились даже трупы беженцев из других деревень, а порой и умершие близкие.

Людоедство было широко распространено.

Этот период стал настоящим кошмаром для жителей Китая. Но, как и в случае с Третьим рейхом, причиной кошмара стало не отсутствие Левиафана: катастрофу спланировало и осуществило государство. Чжан Фухун был забит до смерти своими же товарищами по Коммунистической партии (Ма Лошан был секретарем уездного комитета партии). Чжана обвинили в «правом уклоне» и «вырожденчестве» только за то, что он пытался предупредить надвигающийся голод. Даже простое упоминание о голоде в Китае могло повлечь за собой обвинение в «отрицании Великого урожая», и с такими отрицателями следовало «бороться», что зачастую означало – забить до смерти.

В народной коммуне Хуайдянь в другой части Китая с сентября 1959-го по июнь 1960 года погибло 12 134 человека – треть населения. Большинство из них умерли от голода, но не все; 3528 человек были избиты членами Коммунистической партии, 636 из них скончались, 141 – на всю жизнь остались инвалидами и 14 – совершили самоубийство.

Причина катастрофы проста. Осенью 1959 года в результате неурожая было получено необычно низкое количество зерна – лишь 5955 тысячи тонн. Но Коммунистическая партия уже запланировала изъять у крестьян 6000 тысяч тонн зерна. Так что все зерно коммуны Хуайдянь отправилось в города в распоряжение партии. Крестьянам пришлось есть кору с моллюсками и умирать с голоду.

Эти эксперименты были частью «Большого скачка» – программы «модернизации», объявленной председателем Мао Цзэдуном в 1958 году. «Скачок» должен был коренным образом преобразовать Китай – превратить его из отсталой аграрной страны с преобладающим сельским населением в современное индустриальное государство с преобладанием городского населения. Программа предусматривала тяжелые поборы с крестьян ради развития промышленного производства. Результатом стала не просто гуманитарная катастрофа, а экономическая трагедия огромного масштаба – и все это спланировал и осуществил Левиафан. Блестящая и волнующая книга Яна показывает, как Левиафан, обладающий властью «лишать индивидов всего», шел даже на такие меры, как конфискация всего урожая зерновых в коммуне Хуайдянь, причем эти меры сопровождались «борьбой» и насилием.

В ходе этой «борьбы» был предложен и такой метод, как создание централизованной системы приготовления и распределения пищи на государственной «коммунальной кухне», что давало возможность «лишить еды любого, кто откажется подчиняться». В результате крестьяне уже не могли выжить самостоятельно: любого, кто был несогласен с действиями правительства, «сокрушали», и в результате каждый превращался «либо в деспота, либо в раба». Чтобы выжить, людям приходилось «порицать то, что они ценили выше всего, и восхвалять то, что они презирали больше всего» и демонстрировать преданность системе посредством «виртуозного угождения и вранья» – то есть мы видим доминирование в чистом виде.

Гоббс утверждал, что жизнь людей «одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна», если они «живут без общей власти, которая держит всех в трепете». Но из описания Яна Цзишэна следует, что, хотя крестьяне и трепетали перед Мао, жизнь их стала еще более бедной, жестокой – и короткой.

Другой инструмент, который использовала Коммунистическая партия, назывался «трудовым перевоспитанием». Первый документ, в котором встречается это словосочетание, – это опубликованные в 1955 году «Директивы по полному искоренению скрытых контрреволюционеров». В следующем году система перевоспитания вступила в действие: по всей стране были созданы лагеря, в которых применялись различные методы «борьбы». Ло Хуншань, приговоренный к трем годам перевоспитания, вспоминает:

Мы просыпались от четырех до пяти часов утра и шли на работу к шести тридцати… работали до семи-восьми часов вечера. Заканчивали работу, когда становилось уже слишком темно, чтобы что-то можно было рассмотреть. О времени мы не имели ни малейшего представления. Нас регулярно избивали, я знаю 7–8 заключенных из первого рабочего отряда, которых забили до смерти. И это не считая тех, кто повесился, не вытерпев издевательств… Избивали железными дубинками, деревянными битами, рукоятками от кирок, кожаными ремнями… Мне сломали шесть ребер, и все мое тело до сих пор в шрамах… Все виды пыток – «взлет на самолете», «поездка на мотоцикле»… «стоять на цыпочках в полночь» (это названия наиболее частых видов пыток) – все это применялось регулярно. Нас заставляли есть экскременты и пить мочу – это называлось «поесть печенья» и «выпить вина». Надзиратели были настоящими садистами.

Надо заметить, что Ло арестовали не в эпоху «Большого скачка», а в марте 2001 года, когда Китай считался уважаемым членом мирового сообщества и был одной из ведущих мировых держав. Система трудового перевоспитания была расширена после 1979 года, причем под руководством Дэн Сяопина – архитектора легендарного экономического роста Китая в последние четыре десятилетия. Дэн рассматривал эту систему как полезное дополнение к своей программе экономических реформ. В 2012 году в КНР насчитывалось примерно 350 лагерей перевоспитания, в которых содержались 160 000 заключенных. Для того чтобы отправить человека в такой лагерь на срок до четырех лет, не требовалось никакого судебного процесса.

Лагеря перевоспитания – лишь часть огромного архипелага исправительных центров и различных нелегальных «черных тюрем» в китайской провинции; дополнением к нему служит обширная «общественная исправительная система», которая в последние годы быстро расширяется. В мае 2014 года эта система «исправляла» 709 000 человек.

Борьба со «скрытыми контрреволюционерами» продолжается. В октябре 2013 года председатель Си Цзинпинь с похвалой отозвался о «системе Фэнцяо» и рекомендовал партийным кадрам следовать этому примеру. Речь идет о районе в провинции Чжэцзян, в котором во время кампании «четырех чисток», начатой Мао в 1963 году, людей не арестовывали, а заставляли следить друг за другом, доносить на своих соседей и помогать «перевоспитывать» их. Это была прелюдия к «культурной революции», в ходе которой погибли сотни тысяч, а то и миллионы невинных китайцев (точное количество жертв неизвестно и не разглашается до сих пор).

Китайский Левиафан, как и Левиафан Третьего рейха, вполне способен разрешать общественные конфликты и достигать поставленных целей. Но он пользуется этой способностью не для расширения свободы, а для неприкрытого подавления и доминирования. Да, этот Лефиафан покончил с «войной всех против всех», но заменил ее другим кошмаром.