Читать книгу «Зверобой» онлайн полностью📖 — Джеймса Фенимора Купера — MyBook.
image

Глава II

 
Ты бросаешь зеленый озерный край,
Охотничий дом над водой,
В этот месяц июнь, в этот летний рай,
Дитя, расстаешься со мной!
 
«Воспоминания женщины»[23]

Идти оставалось уже немного. Отыскав поляну с родником, Непоседа верно определил направление и теперь подвигался вперед уверенной поступью человека, знающего, куда ведет дорога.

В лесу стоял глубокий сумрак, но ноги легко ступали по сухой и твердой почве, не загроможденной валежником и хворостом. Пройдя около мили, Марч остановился и начал внимательно озираться. Он рассматривал окружающие предметы, задерживая иногда свой взор на древесных стволах, которые валялись повсюду, как это часто бывает в американских лесах, особенно там, где дерево еще не приобрело рыночной ценности.

– Как будто это то самое место, Зверобой, – наконец произнес Марч. – Вот бук рядом с хемлоком[24], вот поодаль три сосны, а там, немного дальше, белая береза со сломанной вершиной. И, однако, что-то не видно ни скалы, ни пригнутых ветвей, о которых я тебе говорил.

– Сломанные ветви – нехитрая примета для обозначения пути, так как даже самые неопытные люди знают, что ветви редко ломаются сами собой, – ответил собеседник. – Поэтому они возбуждают подозрение и наводят на след. Делавары доверяют сломанным ветвям только во время всеобщего мира да на проторенной тропе. А буки, сосны и березы можно увидеть всюду, да не по два или по три, а десятками и сотнями.

– Твоя правда, Зверобой, но ты не принимаешь в расчет их расположения. Вот бук и рядом с ним хемлок…

– Да, а вот другой дуб и другой хемлок, любовно обнявшиеся, как два братца, или, пожалуй, ласковее, чем иные братья. А вон еще и другие, потому что все эти деревья здесь не редкость. Боюсь, Непоседа, что тебе легче выследить бобра или подстрелить медведя, чем служить проводником на такой непроторенной тропе… Ба! Да вон и то, что ты ищешь.

– На этот раз, Зверобой, это одна из твоих делаварских выдумок! Пусть меня повесят, если я вижу здесь что-нибудь, кроме деревьев, которые столпились вокруг нас самым причудливым и сбивающим с толку образом.

– Глянь-ка сюда, Непоседа! Разве ты не замечаешь вот здесь, на одной линии с этим черным дубом, склонившееся молодое деревцо, поддерживаемое ветвями кустарника? Это дерево было засыпано снегом и склонилось под его тяжестью; оно никогда не смогло бы снова выпрямиться и окрепнуть. Рука человека помогла ему.

– Это была моя рука! – воскликнул Непоседа. – Я увидел хрупкое молодое деревцо, приникшее к земле, как живое существо, согбенное горем, и поставил его так, как оно стоит теперь… Ну, Зверобой, я вынужден признаться, что у тебя в лесу действительно острое зрение.

– Оно понемногу улучшается, Непоседа, оно улучшается, допускаю это, но все же я в этом совсем ребенок, если сравнить меня кое с кем из моих знакомых. Взять хоть Таменунда. Правда, он теперь так стар, что лишь немногие помнят, каким он был во цвете лет, однако ничто не ускользает от его взгляда, который больше напоминает собачье чутье, чем зрение человека. Затем Ункас, отец Чингачгука и законный вождь могикан; от его взгляда тоже немыслимо укрыться. Я делаю успехи… допускаю, что делаю успехи… но мне еще далеко до совершенства.

– А кто такой этот Чингачгук, о котором ты так много толкуешь, Зверобой? – спросил Непоседа, направляясь к выпрямленному деревцу. – Бродяга-краснокожий, само собой разумеется?

– Он самый лучший среди бродяг-краснокожих, как ты их называешь. Если бы он мог вступить в свои законные права, то стал бы великим вождем. Теперь же он только храбрый и справедливый делавар. Правда, все уважают его и даже повинуются ему в некоторых делах, но все-таки он потомок захудалого рода, представитель исчезнувшего племени. Ах, Гарри Марч, тепло становится на сердце, когда в зимнюю ночь сидишь у них в вигваме[25] и слушаешь предания о стародавнем величии и могуществе могикан!

– Слушай, друг Натаниэль, – сказал Непоседа, останавливаясь и заглядывая прямо в лицо товарищу, чтобы слова его звучали более веско, – если человек верит всему, что другие люди считают нужным говорить в свою пользу, у него создается преувеличенное мнение о них и преуменьшенное о себе. Краснокожие – известные хвастуны, и, по-моему, добрая половина их преданий – одна пустая болтовня.

– Не стану спорить, Непоседа, ты прав. Они действительно любят похвастать. Это у них прирожденный дар, и грешно не давать ему развиваться… Стоп! Вот место, которое мы ищем.

Разговор был прерван этим замечанием, и оба товарища устремили все свое внимание на предмет, находившийся непосредственно перед ними. Зверобой указал своему спутнику на ствол огромной липы, которая отжила свой век и упала от собственной тяжести. Это дерево, подобно миллионам своих собратьев, лежало там, где свалилось, и теперь гнило под действием постоянной смены тепла и холода, дождей и засухи. Тление, однако, затронуло сердцевину еще в то время, когда дерево стояло совершенно прямо, во всей красе своего мощного роста, подобно тому как скрытая болезнь иногда подтачивает жизненные силы человека, тогда как сторонний наблюдатель видит только здоровую внешность. Теперь ствол лежал на земле, вытянувшись в длину на добрую сотню футов, и зоркий взгляд охотника по некоторым признакам тотчас же распознал в нем то самое дерево, которое разыскивал Марч.

– Ага! Оно-то нам и нужно! – воскликнул Непоседа, поглядев на толстый конец липы. – Все в полной сохранности, как будто пролежало в шкафу у старухи. Помоги мне, Зверобой, и через полчаса мы будем уже на воде.

Услышав это, охотник присоединился к товарищу, и оба взялись за работу решительно и умело, как люди, привыкшие к такого рода делам. Прежде всего Непоседа снял куски коры, которые прикрывали широкое отверстие в конце ствола и, по словам Зверобоя, были положены таким образом, что скорее привлекали внимание, чем скрывали тайник, если бы мимо проходил какой-либо бродяга. Затем они вытащили наружу сделанный из коры челнок, в котором имелись скамьи для сидения, весла и другие принадлежности, вплоть до рыболовных крючков и лесок. Челнок был отнюдь не малых размеров, но очень легкий. Природа же наделила Непоседу такой исполинской силой, что он, отказавшись от помощи, без всякого усилия поднял челнок себе на плечи.

– Иди вперед, Зверобой, – сказал Марч, – и раздвигай кусты, с остальным я и сам управлюсь.

Юноша не возражал, и они тронулись в путь. Зверобой прокладывал дорогу товарищу, сворачивая по его указанию то вправо, то влево. Минут через десять они внезапно увидели яркий солнечный свет и очутились на песчаной косе, которая с трех сторон омывалась водой.

Когда, дойдя до берега, Зверобой впервые увидел это непривычное зрелище, крик изумления вырвался из его уст, – правда, крик негромкий и сдержанный, ибо молодой охотник был гораздо осторожнее и предусмотрительнее, чем необузданный Непоседа. Вид, внезапно открывшийся перед ними, действительно был настолько поразителен, что заслуживает особого описания. На одном уровне с косой расстилалась широкая водная поверхность, такая спокойная и прозрачная, что казалась ложем из чистого горного воздуха, охваченным со всех сторон холмами и лесами. В длину озеро имело около трех миль. В ширину оно достигало полумили, а против косы даже более; далее к югу оно суживалось до половины. Берега имели неправильные очертания и изобиловали заливами и острыми низкими мысами. На севере озеро замыкалось одиноко стоявшей горой, на запад и на восток от которой простирались низменности, приятно разнообразившие горизонт. Все же общий характер местности был гористый. Высокие холмы или небольшие горы круто поднимались из воды на протяжении девяти десятых берега. И даже в тех местах, где берег был относительно полог, в некотором отдалении виднелись возвышенности.

Но больше всего в этом пейзаже поражали его пустынная величавость и сладостное спокойствие. Всюду, куда ни кинешь взор, – только зеркальная поверхность воды да безмятежное небо в рамке густых лесов. Пышный и плотный покров леса тщательно скрывал от взоров землю. Нигде ни одной прогалины. Повсюду, от берегов до закругленных горных вершин, сплошной зеленой пеленой тянулись леса. Но растительность, казалось, не хотела довольствоваться даже столь полной победой: деревья свисали над самым озером, вытягиваясь по направлению к свету. Вдоль восточного берега можно было целые мили плыть под ветвями темных рембрандтовских[26] хемлоков, трепетных осин и меланхолических сосен. Коротко говоря, рука человека еще никогда не уродовала этого дикого пейзажа, купающегося в солнечных лучах, этого великолепного лесного величия, нежащегося в июньском благоухании.

– Это величественно! Это прекрасно! Сам становишься лучше, как поглядишь на это! – восклицал Зверобой, опершись на свой карабин и озираясь кругом – направо и налево, на юг и на север, на небо и на землю. – Я вижу, что даже рука краснокожего не тронула здесь ни одного дерева. Ну, Непоседа, твоя Юдифь, должно быть, нравственная и благоразумная девушка, если она, как ты говоришь, провела полжизни в таком благословенном месте.

– Это сущая правда. Но у девчонки есть свои причуды. Впрочем, она не все время живет здесь, так как старик Хаттер имеет обыкновение проводить зиму в поселках колонистов или под защитой пушек форта. Нет, нет, Джуди, на свою беду, набралась кое-чего у колонистов и особенно у шаркунов-офицеров.

– Если так, Непоседа, то вот школа, которая может ее исправить… Скажи, однако, что это вон там прямо против нас? Для острова это слишком мало и слишком велико для лодки, хотя стоит как раз посреди озера.

– Щеголи из форта прозвали это Замком Выхухоли, и сам старик Том скалит зубы, слыша эту кличку, которая как нельзя лучше определяет его свойства и привычки. Это неподвижный дом; там их всего два: этот, который никогда не сдвинется с места, и второй, который плавает и потому находится то в одной, то в другой части озера. Он называется ковчегом, хотя я не берусь объяснить тебе, что значит это слово.

– Оно пошло от миссионеров, Непоседа, которые при мне рассказывали и читали об этой штуке. Они говорят, земля была когда-то вся покрыта водой, и Ной со своими детьми спасся, построив судно, называвшееся ковчегом. Одни делавары верят этому преданию, другие не верят. Мы с тобой люди белые и христиане. Нам подобает верить… Однако не видишь ли ты где-нибудь этот ковчег?