Цитаты из книги «Последний из могикан»

Отец и сын обменялись спокойными вопросительными взглядами, чтобы узнать, не пострадал ли кто-нибудь из них от выстрелов; оба отлично знали, что ни один не позволил бы себе крикнуть или сказать хоть слово, если бы что-то случилось с ним.

Господи! Господи! Вот оно, мужество белого человека, граничащее с безрассудством, как и многие другие поступки белых! – воскликнул разведчик. – Неужели вы думаете, что сагамор, или Ункас, или даже я стали бы раздумывать, следует ли прибегнуть к уловке, когда нельзя бороться открыто?

разведчик протянул ладонь и произнес имя Щедрая Рука – прозвище, данное Дункану всеми дружескими племенами за его щедрость.

И несмотря на это, терпению и сдержанности спорящих друзей могли бы поучиться самые почтенные министры на любом совещании.

Для глаз белых нет разницы между кожей одного или другого индейца, а вот сагамор говорит, что это кожа с головы минга, и даже называет племя, к которому принадлежал бедный малый, так свободно, как если бы скальп был страницей книги, а каждый волосок – буквой.

Вместо поспешного пространного рассказа, в котором белый юноша старался бы передать – а может быть, и преувеличить – события, происшедшие на темной равнине, молодой воин довольствовался сознанием, что его дела сами будут говорить за него. Действительно, для индейца в данное время не представлялось случая похвастаться своими подвигами, и, вероятно, не задай Хейворд вопрос, не было бы произнесено ни слова об этом деле.

Ему казалось, что между жителями лесов существует какое-то тайное понимание, ускользающее от его ума.

Надо позвать Ункаса. Индеец может услышать то, что скрыто от нас; я белый и не отрицаю этого.

Тучи, словно устав от бешеной скачки, разрывались; более тяжелые собирались черными массами на горизонте; легкие облака еще носились над водой или кружились среди горных вершин, словно стаи птиц, порхающих вокруг своих гнезд.

Индеец никогда не отправляется в подобное путешествие, не выкурив предварительно трубку у огня совета, и хотя я белый, я уважаю этот обычай, потому что он исполнен благоразумия и мудрости.