Глава IV
Подводные скалы

Между тем утомительный перевод продолжался. 2 февраля, через шесть дней после отплытия, с «Макари» еще нельзя было опознать Оклендского побережья. Ветер был благоприятный – юго-западный. Но бригу мешали встречные течения, и он едва двигался вперед. Море было бурное. «Макари» сильно качало, весь остов его трещал; судно зарывалось в волны и с трудом поднималось. Плохо натянутые ванты, бакштаги и штаги недостаточно крепко держали мачты, а сильная качка расшатывала их.

К счастью еще, Билль Галлей, вообще не любивший торопиться, не ставил много парусов, а то мачты неизбежно сломались бы. Джон Манглс не терял надежды, что эта жалкая посудина дотащится-таки без особых злоключений до гавани, но ему было тяжело видеть, в каких плохих условиях находятся на бриге его спутники.

Однако ни Элен, ни Мэри Грант ни на что не жаловались, хотя непрекращавшийся дождь и заставлял их сидеть в рубке, где было душно и очень ощущалась качка. Поэтому, не обращая внимания на дождь, они часто выходили на палубу, и только налетавшие нестерпимые порывы ветра заставляли их спускаться в тесную рубку, более годную для перевозки товаров, чем пассажиров, а тем более пассажирок.

Друзья старались как-нибудь развлечь их. Паганель пробовал было заинтересовать их своими рассказами, но это ему плохо удавалось. Печальное возвращение действовало на путешественников подавляющим образом. Вот почему они, прежде слушавшие с таким интересом повествования географа о пампасах и Австралии, теперь, когда вопрос шел о Новой Зеландии, оставались холодными и равнодушными. Ведь они плыли в этот мрачный край без воодушевления, без какой-либо вдохновляющей цели, не по своему желанию, а под гнетом роковой необходимости.

Из всех пассажиров «Макари» наибольшего сожаления заслуживал Гленарван. Его редко можно было видеть в рубке: ему не сиделось на месте. По природе нервный и легко возбуждающийся, он не мог примириться с этим заключением в тесной каюте. Весь день и часть ночи проводил он на палубе, не обращая внимания ни на волны, хлеставшие по ней, ни на потоки дождя. Он то стоял, опершись на поручни, то лихорадочно расхаживал по палубе, вглядываясь в нависший кругом туман. Когда тот на короткое время рассеивался, Гленарван не отрывал глаз от подзорной трубы. Казалось, он вопрошал эти немые волны; ему хотелось разорвать взмахом руки эту завесу тумана, это скопление паров, застилавшее горизонт. Он не мог примириться с постигшей его судьбой, и лицо его выражало глубокое страдание. Это был энергичный человек, до сей поры счастливый и могущественный, которому вдруг изменило и то и другое.

Джон Манглс не покидал Гленарвана и вместе с ним переносил всю тяжесть непогоды. В этот день Гленарван с особенной настойчивостью вглядывался в прорывы дымки у горизонта.

– Вы ищите землю, сэр? – спросил Джон Манглс.

Гленарван отрицательно покачал головой.

– Все же вы, наверно, с нетерпением ждете той минуты, когда сойдете с этого брига, – промолвил молодой капитан. – Мы должны были увидеть огни Оклендского порта еще тридцать шесть часов назад.

Гленарван ничего не ответил. Он продолжал смотреть в подзорную трубу в ту сторону горизонта, откуда дул ветер.

– Земля не там, – заметил Джон Манглс. – Смотрите направо, сэр.

– Зачем, Джон? – сказал Гленарван. – Я ищу не землю.

– А что же, сэр?

– Мою яхту! Мой «Дункан»! – гневно ответил Гленарван. – Ведь он должен плавать в этих водах, грабя, занимаясь своим зловещим ремеслом пирата! Говорю вам, Джон, он здесь, на пути судов между Австралией и Новой Зеландией. У меня есть предчувствие, что мы с ним встретимся.

– Лучше бы нам не встречаться, сэр!

– Почему, Джон?

– Вы забываете, сэр, в каком мы теперь положении. Что могли бы мы предпринять на этом бриге, если бы «Дункан» погнался за нами? Мы не были бы даже в силах уйти от него.

– Уйти, Джон?

– Да, сэр! Мы тщетно пытались бы это сделать! Мы были бы захвачены и оказались бы во власти этих негодяев, а Бен Джойс показал уже, что он не отступит перед преступлением. Дело не в нашей жизни – мы защищались бы до последнего издыхания. Но подумайте, сэр, о наших спутницах!

– Бедные женщины! – прошептал Гленарван. – У меня разрывается сердце, Джон, и порой я прихожу в отчаяние. Мне кажется, что нас ждут новые беды, что судьба против нас, и мне делается страшно.

– Вам, сэр?

– Не за себя, Джон, но за тех, кого я люблю и кого вы любите.

– Успокойтесь, сэр, – ответил молодой капитан. – Бояться нечего. «Макари» идет неважно, но все же идет. Билль Галлей – тупоумная скотина, но я ведь здесь, и если найду, что подходить к берегу рискованно, то поведу судно обратно в море. Итак, с этой стороны мало или даже совсем нет опасности. А вот очутиться бок о бок с «Дунканом» было бы ужасно, и если вы, сэр, стремитесь увидеть его, то пусть это будет для того, чтобы избежать встречи с ним, чтобы уйти от него.

Джон Манглс был прав: встреча с «Дунканом» явилась бы роковой для «Макари». Пираты были страшны именно в этих водах, где они могли свободно разбойничать. К счастью, в течение всего этого дня яхта не появилась, и шестая ночь со времени отплытия из бухты Туфольд наступила без каких-либо угрожающих признаков.

Но эта ночь, видимо, должна была быть ужасной. Стемнело почти внезапно в семь часов вечера. Небо стало грозным. Инстинкт моряка заговорил даже в пьяном Билле Галлее. Протирая глаза и тряся своей большой рыжей головой, капитан вышел из каюты, с силой втянул в себя воздух – так, как другой выпил бы для своего отрезвления стакан воды, – и принялся осматривать паруса. Ветер свежел и, повернув на четверть румба к западу, нес бриг к Новозеландскому побережью.

Билль Галлей с грубой бранью накинулся на матросов, велел им убрать брамселя. Джон Манглс одобрил распоряжение капитана, но не сказал ему об этом ни слова. Он решил не вступать ни в какие разговоры с этим грубияном. Но ни молодой капитан, ни Гленарван не ушли с палубы. Два часа спустя ветер еще усилился, и Билль Галлей приказал взять марселя на рифы. С этой работой трудно было бы справиться команде из пяти человек, если бы на «Макари» не имелось двойной реи американской системы. Достаточно было опустить верхнюю рею, чтобы марселя сократились до минимальной величины.

Прошло еще два часа. Море становилось все более бурным. Волны так резко били в бриг, что казалось – он уже натыкается на подводные скалы, хотя этого в действительности и не было. Тяжелый корпус брига с трудом поднимался на волну, и потому надвигавшиеся сзади волны часто хлестали через борт и прокатывались по палубе. Шлюпка, висевшая над левым бортом, была смыта таким нахлынувшим валом.

Джон Манглс тревожился. Всякому другому судну были бы нипочем эти, в сущности, не такие уж страшные волны, но с тяжеловесным «Макари» можно было опасаться сразу пойти ко дну, ибо каждый раз, когда он зарывался в волны, через палубу прокатывалась масса воды, которая, не находя достаточного количества желобов для стока, угрожала затопить бриг. Для облегчение выхода воды было бы благоразумно прорубить топорами отверстия в верхней части бортов, но Билль Галлей не согласился принять эту меру предосторожности. Впрочем, «Макари» грозила еще большая опасность, и предотвратить ее уже не было времени.

Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, вдруг донесся какой-то необычный шум. В них проснулся инстинкт моряка. Джон схватил матроса за руку.

– Прибой! – сказал он.

– Да, – отозвался Вильсон, – это волны разбиваются о рифы.

– Не больше как в двух кабельтовых?

– Не больше. Там земля.

Джон перегнулся через борт, посмотрел на темные волны и крикнул:

– Лот, Вильсон, лот!

Хозяин «Макари», стоявший на носу, по-видимому не отдавал себе отчета в своем положении. Вильсон схватил лот, свернутый на баке, и бросил его в воду. Веревка заскользила между его пальцами. У третьего узла лот остановился.

– Три сажени! – крикнул Вильсон.

– Капитан, мы у рифов! – воскликнул Джон, подбегая к Биллю Галлею.

Заметил ли Джон Манглс или нет, как Галлей пожал плечами, не важно, только молодой капитан кинулся к рулю, повернул румпель, а Вильсон, бросив лот, стал подтягивать марсель, чтобы привести бриг к ветру. Стоявший у руля матрос, которого Джон Манглс с силой оттолкнул, был совершенно озадачен этим внезапным нападением.

– Отдавай! Отдавай! – кричал молодой капитан, поворачивая бриг таким образом, чтобы уйти от подводных скал.

С полминуты судно шло, почти касаясь рифов правым бортом, и как ни была темна ночь, Джон увидел саженях в четырех от «Макари» белые гребни ревущих волн. Тут Билль Галлей, поняв наконец грозящую судну опасность, потерял голову. Еле протрезвившиеся матросы никак не могли понять, чего требует от них капитан. Несвязная речь, противоречивость его приказаний говорили о том, что этот тупоумный пьяница отнюдь не обладал хладнокровием. Галлей был совершенно поражен: он считал, что земля от него еще в тридцати-сорока милях, а она оказалась в каких-нибудь восьми. Судно отнесло течением в сторону от его обычного пути, и это захватило жалкого капитана врасплох.

Благодаря быстро произведенному Джоном Манглсом маневру «Макари» избежал подводных скал. Но Джон Манглс не знал фарватера. Быть может, рифы окружали его со всех сторон? Ветер нес бриг прямо к востоку, и каждую минуту можно было натолкнуться на какую-нибудь подводную скалу.

Вскоре шум прибоя стал нарастать справа. Снова Джону Манглсу пришлось лавировать. Перед форштевнем судна бурлил один бурун за другим. Надо было во что бы то ни стало выйти в открытое море. Но удастся ли произвести нужный для этого поворот на таком неустойчивом судне, с малой парусностью? Шансов на успех было немного, но все же надо было отважиться на этот маневр.

– Руль на борт! До отказа! – крикнул Джон Манглс Вильсону.

«Макари» стал приближаться к новой полосе подводных скал. Запенились буруны. Наступила минута мучительного ожидания. Волны светились от пены, будто вспыхивая фосфорическим светом. Море ревело.

Вильсон и Мюльреди, нагнувшись, изо всех сил налегали на штурвал. Вдруг почувствовался страшный толчок. «Макари» наткнулся на подводную скалу. Ватер-штаги лопнули, и потому фок-мачта стала менее устойчивой. «Удастся ли закончить поворот без других аварий?»– пронеслось в голове у Джона Манглса.

Нет, закончить поворот не удалось: ветер сразу спал, и бриг перестал двигаться. Нахлынувший вал подхватил его, поднял и со страшной силой швырнул на скалы. Фок-мачта со всей своей оснасткой рухнула. Бриг дважды ударился о скалы задним концом киля, затем, накренившись на правый борт на тридцать градусов, замер.

Стекла в рубке разлетелись вдребезги. Пассажиры выбежали на палубу, но по ней перекатывались волны и оставаться там было небезопасно. Джон Манглс, зная, что судно основательно увязло в песке, попросил пассажиров вернуться в рубку.

– Говорите правду, Джон, – хладнокровно обратился к молодому капитану Гленарван.

– Правда, сэр, заключается в следующем: ко дну мы не пойдем. Будет ли судно разбито волнами, это другой вопрос, но у нас есть время принять нужные меры.

– Теперь полночь?

– Да, сэр, и надо подождать, пока рассветет.

– Нельзя ли спустить шлюпку?

– При такой волне и среди такого мрака это немыслимо. К тому же мы даже не знаем, где можно высадиться на берег.

– Хорошо, Джон, останемся здесь до утра.

В это время Билль Галлей бегал, словно сумасшедший, по палубе своего брига. Его матросы, выйдя из остолбенения, высадили дно у бочонка с водкой и принялись распивать. Джон предвидел, что это опьянение не замедлит привести их к диким выходкам. Рассчитывать, что капитан сможет удержать свою команду, не приходилось – этот жалкий человек рвал на себе волосы, ломал руки и думал только о своем грузе, который не был застрахован.

– Разорен я! Погиб! – кричал он, бегая от одного борта к другому.

Джон Манглс не стал его утешать. Он посоветовал своим спутникам иметь при себе оружие, и все они приготовились в случае надобности дать отпор матросам. Те пили водку, выкрикивая ужасные ругательства.

– Пусть только кто-нибудь из этих мерзавцев приблизится к рубке – я убью его, как собаку, – спокойно заявил майор.

Матросы, должно быть, поняли, что с ними церемониться не станут, и потому, сделав попытку пограбить, куда-то исчезли. Джон Манглс перестал думать об этих пьяницах. Он с нетерпением ждал рассвета.

Бриг оставался совершенно неподвижным. Ветер стихал. Море мало-помалу успокаивалось. Видимо, корпус судна мог продержаться еще несколько часов. С восходом солнца Джон Манглс рассчитывал разглядеть берег. Если пристать к нему будет нетрудно, то ялик – единственное оставшееся на судне средство сообщения – перевезет на берег и команду и пассажиров. Это придется сделать за несколько раз, ибо он мог вместить не больше четырех человек. Судовая же шлюпка, как уже упоминалось, была сорвана и унесена нахлынувшим валом.

Обдумывая опасное положение, в котором он со своими спутниками очутился, Джон Манглс, опершись о борт, прислушивался к шуму клокочущих бурунов. Он старался разглядеть что-либо в окружавшем его беспросветном мраке и спрашивал себя, на каком расстоянии могла находиться эта столь желанная и вместе с тем столь мрачно-неприветливая земля. Буруны часто тянутся на расстоянии нескольких миль от побережья. Сможет ли легкая, хрупкая лодка выдержать такой переход?

В то время как Джон Манглс, ожидая первых проблесков зари, раздумывал обо всем этом, пассажирки, успокоенные молодым капитаном, спали на своих койках. Неподвижность судна обеспечивала им несколько часов отдыха. Гленарван, Джон Манглс и их спутники, не слыша больше криков мертвецки пьяной команды, также решили немного поспать. В час ночи на «Макари», дремавшем на своем песчаном ложе, воцарилась полная тишина.

Около четырех часов утра на востоке показались первые проблески зари. Облака посветлели в бледных лучах рассвета. Джон Манглс снова поднялся на палубу. Туманная завеса висела на горизонте. Какие-то неясные очертания будто реяли на некоторой высоте в утренняя парах. Легкая зыбь вздымала море.

Джон Манглс стал ждать. Мало-помалу делалось светлее, восток загорался алым светом. Туманная завеса медленно поднималась – из воды начали выступать черные скалы. Затем за полоской пены вырисовалась черта, а высоко над нею загорелся, словно какой-то маяк, яркий свет – это еще невидимое солнце осветило остроконечную вершину горы. Земля была там, меньше чем в девяти милях.

– Земля! – крикнул Джон Манглс.

Его спутники, разбуженные этим криком, выбежали на палубу брига и молча устремили глаза на побережье, видневшееся у горизонта. Гостеприимное ли, пагубное ли – оно должно было дать им приют.

– Где Билль Галлей? – спросил Гленарван.

– Не знаю, сэр, – ответил Джон Мангле.

– А его матросы?

– Скрылись, как и он.

– И, вероятно, как и он, мертвецки пьяны, – добавил Мак-Наббс.

– Разыщите их, – сказал Гленарван. – Нельзя же их бросить на этом судне.

Мюльреди и Вильсон спустились в помещение на баке и тут же вернулись обратно, так как там никого не оказалось. Затем они тщательно осмотрели все судно, до самого дна трюма, но ни Билля Галлея, ни его матросов нигде не обнаружили.

– Как, никого? – сказал Гленарван.

– Не упали ли они в море? – спросил Паганель.

– Все возможно, – отозвался Джон Манглс, очень озабоченный этим исчезновением. Затем, направляясь на корму, он крикнул – К ялику!

Вильсон и Мюльреди последовали за ним, чтобы спустить на воду ялик, но его не было – он исчез.