Глава XV
«Австралийская и Новозеландская газета»

2 января на восходе солнца наши путешественники покинули пределы золотоносного района и графства Тальот. Копыта их лошадей ступали теперь по пыльным тропам графства Далхоуз. Несколько часов спустя отряд вброд перебрался через речки Кальбоан и Кемпейс-Ривер. Половина расстояния, отделявшего наших путешественников от цели, была пройдена. Еще пятнадцать дней пути при столь же благоприятных условиях – и маленький отряд достигнет берегов бухты Туфольд.

К тому же все были в добром здоровье. Слова Паганеля относительно здорового климата Австралии вполне оправдались. В воздухе почти не чувствовалось сырости, и жара была очень умеренной. Лошади и быки, так же как и люди, чувствовали себя прекрасно.

Надо сказать, что после Кемденского моста в походном строе отряда произошла некоторая перемена. Когда Айртон узнал о том, что железнодорожная катастрофа была вызвана преступлением, он высказался за принятие некоторых мер предосторожности, в которых до сих пор не было надобности. Теперь всадники не упускали из виду колымаги, а во время привалов один из них должен был нести караул. Утром и вечером тщательно осматривались ружья. Раз было известно, что по этой местности бродит шайка злоумышленников, то хотя непосредственная опасность еще и не грозила, тем не менее следовало держаться настороже. Излишне говорить о том, что эти меры предосторожности принимались без ведома Элен и Мэри: Гленарван не хотел пугать их.

Эти меры были необходимы. Неосторожность и даже простая небрежность могли обойтись дорого. Впрочем, не одни наши путешественники опасались злоумышленников – жители уединенных городков и скваттеры на своих стоянках принимали также меры предосторожности против нападения и всяких неожиданностей. Уже в сумерки все дома запирались. Собаки, спущенные с цепи, заливались лаем при приближении посторонних. У каждого из пастухов, загонявших на ночь свои огромные стада, висел на луке седла карабин. Такие чрезвычайные меры были вызваны известием о преступлении, совершенном на Кемденском мосту. Многие колонисты, спавшие до тех пор с открытыми настежь дверями и окнами, теперь, как только смеркалось, запирались на все засовы.

Также и администрация провинции приняла меры, свидетельствующие о ее бдительности и усердии. В окрестности были разосланы отряды туземных жандармов. Телеграммы стали доставляться под охраной. Раньше почтовая карета разъезжала по большим дорогам без конвоя, а в тот день, когда отряд наших путешественников пересекал большую дорогу из Кильмора в Хиткот, мимо него промчалась, поднимая облака пыли, почтовая карета, и как ни быстро неслась она, Гленарван успел заметить блеснувшие карабины полисменов, скакавших у ее дверец. Можно было подумать, что еще не кончилась та мрачная пора, когда вслед за открытием золотых россыпей на Австралийский материк устремились подонки населения Европы.

Проехав с милю от Кильморской дороги, колымага очутилась в огромном, простиравшемся на сотни километров лесу с гигантскими деревьями. Впервые после мыса Бернулли путешественники попали в такой лес. У них вырвался крик восхищения при виде великанов-эвкалиптов в двести футов вышины, с их губчатой корой до пяти дюймов толщины. На этих стволах в двадцать футов в окружности, изборожденных ручейками душистой смолы, не было видно ни единой ветки, ни единого сука, ни единого случайного отростка, даже узла. Выйди стволы эти из рук токаря, они не могли бы быть ровнее. Казалось, что высятся сотни изготовленных по одному и тому же стандарту колонн. А завершались они на громадной высоте капителями из круто изогнутых ветвей, на концах которых росли симметрично сидевшие листья и крупные цветы, похожие на опрокинутые урны.

Под этой вечнозеленой завесой свободно двигался воздух, высушивая почву. Деревья росли так далеко друг от друга, что между ними, словно по просеке, могли свободно проходить стада быков, проезжать всадники и телеги. То была не лесная чаща с ее колючими кустами, не девственный лес, загроможденный свалившимися стволами, опутанный цепкими лианами, через которые только топор и огонь могут проложить дорогу пионерам. Ковер травы у подножия деревьев, завеса зелени по их вершинам, длинные, уходящие вдаль ряды стройных стволов, отсутствие тени и прохлады, какой-то особенный свет, будто процеженный через тонкую ткань, однообразно расположенные пятна света, четкая игра отблесков на земле создавали причудливое, изобилующее неожиданными эффектами зрелище. Лес Австралийского материка совершенно не похож на лес Нового Света. Эвкалипт – одна из бесчисленных разновидностей миртового дерева – занимает главное место среди древесных пород Австралии. Если тень его не густа и под его зелеными сводами отсутствует полумрак, то это является следствием любопытной аномалии в расположении листьев этого дерева. Все они обращены к солнцу не лицевой стороной, а ребром, и глаз видит эту необычную листву только в профиль. Вот почему лучи солнца проникают сквозь эту листву, как через щели решетчатых ставен.

Все заметили это и были удивлены: почему так странно расположены листья? Понятно, этот вопрос был обращен к Паганелю, и он ответил, как человек, которого ничто не может поставить в тупик.

– Меня удивляют не странности природы, – сказал он – природа знает, что делает, но ботаники не всегда отдают себе отчет в том, что говорят. Природа не ошиблась, дав этим деревьям такую своеобразную листву, а вот люди впали в заблуждение, назвав их эвкалиптами.

– А что значит это слово? – спросила Мэри Грант.

– По-гречески это значит: «Я хорошо покрываю». Ботаники постарались скрыть свою ошибку, назвав растение греческим словом, однако очевидно, что эвкалипт покрывает очень плохо.

– Вполне с вами согласен, любезнейший Паганель, – отозвался Гленарван. – А теперь объясните нам: почему, листья растут таким образом?

– По вполне естественной и легко понятной причине, друзья мои. В здешней стране, где воздух сух, где дожди редки, где земля иссушена, деревья не нуждаются ни в ветре, ни в солнце. Недостаток влаги вызывает у растений недостаток соков. Отсюда эти узкие листья, которые стремятся найти способ защитить себя от солнца и чрезмерных испарений. Вот причина, почему эти листья подставляют действию солнечных лучей не свою лицевую сторону, а ребро. Нет ничего умнее листа.

– И ничего более эгоистичного, – заметил майор. – Листья эти думают только о себе, совершенно позабыв о путешественниках.

Все в душе согласились с Мак-Наббсом, кроме Паганеля, – тот, вытирая потный лоб, ликовал, что ему довелось ехать под деревьями, не дающими тени. Такое расположение листвы имеет свои неудобства: переход через эти леса часто бывает очень продолжителен и мучителен, так как ничто не защищает путника от жгучих лучей солнца.

В течение всего дня колымага катилась среди бесконечных рядов эвкалиптов. Ни одно четвероногое, ни один туземец не попались навстречу маленькому отряду. На вершинах этих гигантов-деревьев обитали какаду, но на такой высоте их едва было видно, и болтовня их превращалась в еле уловимый ропот. Порой вдали между стволами мелькала стая попугайчиков, оживляя все вокруг своим разноцветным оперением. Но, в общем, в этом огромном храме зелени царила глубокая тишина; ее нарушали лишь стук лошадиных копыт, несколько беглых слов, которыми иногда перекидывались между собой путешественники, скрип колымаги да порой окрик Айртона, понукавшего ленивых быков.

Вечером разбили лагерь под эвкалиптами. На их стволах видны были следы недавнего огня. Стволы этих гигантов походили на фабричные трубы, ибо огонь выдолбил их до самого верха. Они держались, в сущности, одной корой, но держались, видимо, неплохо. Однако ж эта вредная привычка скваттеров и туземцев разводить таким образом огонь постепенно уничтожает эти великолепные деревья, и в конце концов они исчезнут, подобно четырехсотлетним кедрам Ливана, погибающим от неосторожно разложенных лагерных костров.

Олбинет, по совету Паганеля, развел огонь для приготовления ужина в одном из таких обгорелых полых стволов. Тотчас получилась сильная тяга: дым терялся высоко в темной листве.

На ночь приняли необходимые меры предосторожности: Айртон, Мюльреди, Вильсон и Джон Манглс по очереди охраняли лагерь.

В продолжение всего дня 3 января тянулся этот бесконечный лес со своими длинными, симметричными рядами эвкалиптов. Казалось, ему и конца не будет. Но к вечеру деревья стали редеть, и наконец в небольшой долине показался ряд домов.

– Сеймур! – крикнул Паганель. – Это последний из городов провинции Виктория, который должен встретиться нам на пути.

– Это действительно город? – полюбопытствовала Элен.

– Это простой поселок, – ответил Паганель, – который только собирается стать городом.

– Найдем ли мы там приличную гостиницу? – спросил Гленарван.

– Надеюсь, что да, – ответил географ.

– Тогда направимся в этот Сеймур. Думаю, что наши отважные путешественницы будут рады провести там ночь.

– Мы с Мэри соглашаемся, дорогой Эдуард, – сказала Элен, – но при условии, что это не принесет лишних хлопот и не задержит нас.

– Ни малейшим образом, – сказал Гленарван. – К тому же и нашим быкам надо отдохнуть. Завтра с рассветом мы снова двинемся в путь.

Было девять часов вечера. Луна уже склонилась к горизонту, и ее косые лучи тонули в тумане. Понемногу сгущался мрак. Маленький отряд, с Паганелем во главе, вступил на широкие улицы Сеймура. Географ, казалось, всегда прекрасно знал то, что никогда ему не приходилось видеть. Как бы руководимый инстинктом, он привел своих спутников прямо к гостинице «Северная Британия».

Лошадей и быков поставили в конюшню, колымагу – в сарай, а путешественникам предоставили довольно хорошо обставленные комнаты. В десять часов вновь прибывшим был подан ужин, к которому приложил руку мистер Олбинет. Паганель уже успел обежать с Робертом весь город. Но о своей ночной прогулке он рассказал весьма лаконически: он ничего не видел.

Однако человек менее рассеянный обратил бы внимание на то, что на улицах Сеймура чувствовалась какая-то тревога. Там и сям собирались люди, и число их мало-помалу росло. Велись разговоры у дверей домов. Жители с явным беспокойством расспрашивали о чем-то друг друга. Читали вслух вышедшие в этот день газеты, обсуждали их, спорили. Эти признаки не могли ускользнуть даже от самого невнимательного наблюдателя. Но Паганель ничего не заметил.

Майор же, не побывав в городе, даже не переступив порога гостиницы, а только поговорив десять минут с ее словоохотливым хозяином мистером Диксоном, уже успел разузнать, в чем дело. Но он ни слова не сказал об этом.

Только когда по окончании ужина Элен Гленарван, Мэри и Роберт Грант разошлись по комнатам, майор, задержав остальных спутников, сказал им:

– Злодеи, вызвавшие крушение поезда на Сендхорстской железной дороге, обнаружены.

– И они арестованы? – поспешно спросил Айртон.

– Нет, – ответил Мак-Наббс, делая вид, что не замечает интереса, проявленного к этому делу боцманом (интереса, впрочем, очень понятного при данных обстоятельствах).

– Тем хуже, – заметил Айртон.

– Ну, а кому же приписывают это преступление? – спросил Гленарван.

– Вот читайте, – сказал майор, протягивая Гленарвану номер «Австралийской и Новозеландской газеты», – и вы убедитесь в том, что главный инспектор не ошибался.

Гленарван прочел вслух следующее:

– «Сидней, второго января 1865 года. Наши читатели, верно, помнят, что в ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря прошлого года произошло крушение поезда у Кемденского моста, в пяти милях от станции Кастльмен Мельбурнской железной дороги. Ночной курьерский поезд, вышедший из Мельбурна в одиннадцать часов сорок пять минут вечера, идя полным ходом, свалился в реку Люттон. При прохождении поезда Кемденский мост оказался разведенным. Многочисленные кражи, совершенные после этого крушения, а также труп железнодорожного сторожа, найденный в полумиле от Кемденского моста, доказали, что крушение было вызвано преступлением. Действительно, расследование выяснило, что это преступление является делом рук шайки каторжников, убежавших полгода тому назад из Пертской исправительной тюрьмы в Западной Австралии.

Эта шайка каторжников состоит из двадцати девяти человек. Главарем ее является некий Бен Джойс, опаснейший преступник, недавно появившийся в Австралии.

Властям пока не удалось задержать эту шайку. Поэтому предлагается жителям городов, колонистам и скваттерам быть настороже, а также доводить до сведения главного следователя данные, которые могут содействовать розыскам преступников.

Ж. П. Мичель, главный инспектор».

Когда Гленарван окончил чтение этого сообщения, Мак-Наббс, повернувшись к географу, сказал:

– Видите, Паганель, что и в Астралии могут быть каторжники.

– Беглые – это неоспоримо, – отозвался ученый. – Отбывшие наказание не имеют здесь права жительства.

– Все же они тут, – заметил Гленарван. – Но я полагаю, что их присутствие не может изменить наши планы и прервать путешествие. Что вы думаете, Джон, по этому поводу?

Джок Манглс ответил не сразу. Молодой капитан колебался: с одной стороны, он понимал, какое горе принесет Мэри и Роберту Грант прекращение начатых поисков их отца, а с другой – он боялся подвергнуть экспедицию опасности.

– Если бы с нами не было миссис Гленарван и мисс Грант, то меня очень мало тревожила бы эта шайка негодяев, – промолвил он наконец.

Гленарван понял его и добавил:

– Само собой разумеется, что не может быть и речи о том, чтобы отказаться от выполнения взятой нами на себя задачи, но, быть может, было бы благоразумнее из-за наших спутниц возвратиться сейчас в Мельбурн, оттуда пойти на «Дункане» к восточному побережью и там возобновить наши поиски Гарри Гранта? Ваше мнение, Мак-Наббс?

– Раньше чем высказаться, – ответил майор, – я хотел бы знать мнение Айртона.

Боцман взглянул на Гленарвана и ответил:

– Мы находимся в двухстах милях от Мельбурна, и мне кажется, что если опасность в самом деле существует, то она нам грозит на южной дороге не меньше, чем на восточной. Обе эти дороги довольно пустынны, и одна стоит другой. К тому же я не думаю, чтобы тридцать злоумышленников могли быть страшны для восьми хорошо вооруженных и смелых людей. Итак, по-моему, если нет лучшего предложения, нам следует двигаться вперед.

– Вы правы, Айртон, – согласился Паганель. – Продолжая наш путь, мы можем напасть на следы капитана Гранта, а возвращаясь на юг, мы, наоборот, теряем шансы их найти. Поэтому я присоединяюсь к вашему мнению. Беглые из Пертской тюрьмы меня не пугают: храброму человеку нечего обращать на них внимание.

Предложение продолжать путешествие поставили на голосование, и оно было принято единогласно.

– Мне хотелось бы, сэр, высказать еще одно соображение, – промолвил боцман, когда уже все собирались разойтись.

– Говорите, Айртон.

– Не пора ли послать распоряжение «Дункану» держаться вблизи берегов?

– Зачем это? – вмешался Джон Манглс. – Когда мы доберемся до мыса Туфольд, тогда и будет своевременно послать такое распоряжение. А если какой-нибудь непредвиденный случай заставит нас направиться в Мельбурн, нам придется пожалеть, что там нет «Дункана». К тому же судно, должно быть, еще и не вышло из ремонта. Поэтому я считаю, что лучше с этим обождать.

– Хорошо, – согласился Айртон, не настаивая на своем предложении.

На следующий день маленький отряд покинул Сеймур. Он был хорошо вооружен и готов ко всяким неожиданностям. Через полчаса путешественники снова очутились в эвкалиптовом лесу, тянувшемся на восток. Гленарван предпочел бы ехать по открытым местам. Равнина, конечно, была бы менее благоприятна для нападений и засад, чем густой лес. Но выбора не было, и колымага в течение целого дня пробиралась между однообразными великанами-эвкалиптами. Вечером, проехав вдоль северной границы графства Энглези, наши путешественники пересекли сто сорок четвертый меридиан и раскинули лагерь у границы округа Мёррей.