Потом два дня я был словно пришибленный, однако грек на меня дулся и ничего не заметил.
А дулся он потому, что я не починил дверь из кухни в зал. Кора сказала, что ударилась о дверь – нужно же было объяснить, отчего у нее распухла губа. Виноват оказался я: не починил дверь. Тогда я ослабил пружину – вот и вся починка.
На самом-то деле Ник был не в себе из-за вывески. Он потерял от нее голову и даже боялся, как бы я не сказал, что идея моя, а не его. Да еще эту чертову вывеску не смогли сделать сразу, пришлось ждать три дня. Потом я забрал ее и повесил. На вывеске было все, что Ник нарисовал на листке, и кое-что еще. Греческий флаг, американский флаг, две руки в рукопожатии и надпись: «Качество гарантировано». Все это было написано красными, белыми и голубыми неоновыми буквами; я ждал, пока стемнеет, чтобы включить. Когда я повернул выключатель, вывеска засияла, как рождественская елка.
– Да, много я видал вывесок, но такой – ни разу. Нужно отдать вам должное, Ник.
– Ей-богу! Ей-богу!
Мы пожали друг другу руки и опять стали друзьями.
На следующий день, оказавшись на минутку с Корой наедине, я ткнул ее кулаком в бедро – да так, что чуть не сшиб с ног.
– Это еще чего?! – фыркнула она, словно пантера. Мне она такой нравилась.
– Как ты, Кора?
– Паршиво.
Меня опять стал преследовать ее запах.
Как-то раз Ник узнал, что один парень неподалеку продает по дешевке бензин. Он мигом прыгнул в машину и помчался запасаться. Я сидел у себя в комнате и уже хотел двинуть в кухню, но на пороге столкнулся с Корой. Я посмотрел на ее губы. Раньше-то случая не представлялось. Опухлость сошла, остались только крошечные синячки от моих зубов. Я потрогал их пальцем. Губы у нее были мягкие и влажные. Я поцеловал их – не сильно, а легко и нежно. Никогда раньше так не целовал.
Кора оставалась со мной, пока не вернулся грек, примерно час. Мы ничего не делали, просто лежали рядом. Она перебирала мои волосы и задумчиво смотрела в потолок.
– Ты пирог черничный любишь?
– Не знаю. Люблю, наверное.
– Я тебе испеку.
– Осторожней Фрэнк! Рессору[2] сломаешь!
– К чертям собачьим рессору!
Мы въехали в эвкалиптовую рощицу у дороги.
Ник послал нас в лавку – вернуть несколько бифштексов, которые, по его словам, никуда не годились. На обратном пути нас застигла темнота. Я съехал с дороги – машина подскакивала и тряслась – и остановился за деревьями. Не успел я потушить фары, как Кора уже заключила меня в объятия.
Мы много чего успели. Потом сидели в машине.
– Я так больше не могу, Фрэнк.
– И я.
– Это невыносимо. Мне нужно насытиться тобой, Фрэнк. Ты понимаешь, о чем я? Утолить свою жажду.
– Понимаю.
– Ненавижу этого грека!
– Почему ты за него вышла? Ты не рассказывала.
– Я тебе ничего не рассказывала.
– Да, на разговоры мы не отвлекались.
– Я работала в одной кафешке. Поработаешь пару лет в лос-анджелесской забегаловке – ухватишься за первого же парня с дорогими часами.
– А из Айовы когда уехала?
– Три года назад. Победила в конкурсе красоты. В выпускном классе, в Де-Мойне. Я там тогда жила. Первое место – поездка в Голливуд. Отхватила главный приз, кругом – фотографы… а через две недели уже работала в забегаловке.
– Домой не вернулась?
– Не хотелось доставлять им такое удовольствие.
– А в кино сниматься?
– Пробы проходила. С внешностью-то никаких проблем. Но там же теперь нужно говорить – в кино. И стоило мне на экране заговорить, как всем стало ясно, чего я стóю… Жалкая дешевка из захолустья, у которой шансов стать актрисой столько же, сколько у обезьяны. Даже меньше. Обезьяна хотя бы рассмешить может. А от моей игры людей только тошнит.
– А потом?
– Потом два года парни щипали меня за ляжки, оставляли грошовые чаевые и звали прогуляться после работы. И иногда, Фрэнк, я с ними ходила.
– А дальше?
– Ты понимаешь, что значит «прогуляться»?
– Понимаю.
– Дальше… появился он. Я вышла за него замуж, думала, притерплюсь. Но больше не могу. Господи, разве я похожа на беленькую птичку?
– По мне, ты скорей из породы хищников.
– Что есть, то есть. Перед тобой мне незачем притворяться. И кожа у тебя хорошая и не блестит от жира. Фрэнк, ты хоть понимаешь, как это важно?
– Вроде могу представить.
– Вряд ли. Мужчина никогда не поймет, что это значит для женщины. Жить с потным и сальным типом, от которого тошнит, когда он до тебя дотрагивается. И вовсе я не хищница, Фрэнк, я просто больше не могу его терпеть.
– Это ты меня-то хочешь обдурить?
– Ладно, пусть. Пусть я хищница, только я могла бы быть совсем другой. С парнем, который не лоснится от жира…
– Кора, как насчет того, чтобы со мной уехать?
– Я об этом думала. Много думала.
– Плюнем на твоего грека и рванем отсюда. Рванем – и все.
– Куда?
– Куда угодно. Какая разница?
– Куда угодно, куда угодно… А это вообще где?
– Да повсюду. Где мы сами захотим.
– Нет. Это в дешевой забегаловке.
– Я не предлагаю забегаловку, я предлагаю дорогу. Дорога – это здорово! Уж я-то знаю дорогу, как никто. Каждый поворот, каждую кочку. И как по ней идти. Разве нам такое не подходит? Стать парочкой бродяг, какие мы и есть на самом деле?
– Ты-то настоящий бродяга. У тебя даже носков не было.
– Но тебе я понравился.
– Еще как. Понравился бы, не будь у тебя и рубашки. Без рубашки – даже лучше: плечи у тебя такие крепкие и широкие.
– Потасовки с охранниками на железной дороге помогают развивать мускулатуру.
– У тебя вообще сильное тело. Большое и сильное. И волосы светлые. Ты – не дряблый сальный коротышка с курчавыми волосами, который мочит их на ночь одеколоном.
– Наверное, приятно пахнет.
– Ничего у нас не выйдет, Фрэнк. Эта дорога никуда не ведет, разве что опять в дешевую закусочную. Забегаловка – для меня, и какая-нибудь черная работа – для тебя. Паршивая работа на заправке, где нужно ходить в комбинезоне с надписью «Мы вам всегда рады». Фрэнк, если я тебя увижу в рабочем комбинезоне, я просто разревусь.
– Ну и?..
Она долго сидела, сжимая мою руку.
– Фрэнк, ты меня любишь?
– Да.
– Так сильно, что все остальное не важно?
– Да.
– Есть один способ…
– Ты вроде говорила, ты не хищница?
– Говорила, причем серьезно. Я вовсе не такая, как ты думаешь, Фрэнк. Я хочу работать, хочу чего-то стоить – вот и все. Только без любви это невозможно. Понимаешь? По крайней мере для женщины. Да, я совершила ошибку. И приходится вести себя как хищница, чтобы ее исправить. На самом деле я не такая.
– Нас могут повесить.
– Нет, если все сделать как следует. Ты умный, Фрэнк, ты сразу меня раскусил. Ты придумаешь способ. Я не первая женщина, которой приходится стать хищницей, чтобы выпутаться из беды.
– Он мне ничего не сделал. Он не злой.
– Наплевать, что он не злой. Говорю тебе – от него воняет. Он сальный и вонючий. Думаешь, я позволю тебе нарядиться в рабочий комбинезон, в то время как у него четыре костюма и дюжина шелковых рубашек? Разве мотель – не мой наполовину? Разве я не готовлю? Или я готовлю плохо? А ты разве не работаешь?
– Тебя послушать – так это нормально.
– А кто узнает – нормально или нет, кроме нас с тобой?
– Ты и я.
– Именно. Не ты, я и дорога, а просто – ты и я.
– Наверное, ты все-таки хищница. Иначе не смогла бы внушить мне такие мысли.
– Поцелуй меня, Фрэнк. В губы.
Я поцеловал Кору. Ее глаза сияли, словно голубые звезды. Я как будто очутился в церкви.
– Горячая вода найдется?
– А в ванной?
– Там Ник купается.
– Ах да. Я налью вам из котла. Ник любит нагревать полный бойлер, когда купается.
Мы репетировали, как будем потом все рассказывать.
Было около десяти, мы уже закрылись, Ник принимал ванну, как обычно по субботам. Мне понадобилась горячая вода для бритья, потом я вспомнил, что не загнал машину в гараж. Я выхожу наружу, стою рядом с машиной, готовый посигналить, как только кто-нибудь появится. Кора ждет, пока он залезет в ванну, заходит взять полотенце и бьет его по голове мешочком, в который я заранее положил несколько подшипников.
Сначала я сам собирался его стукнуть, но мы подумали так: если зайдет Кора, Ник и внимания не обратит, а если зайду я – поискать, например, бритву, – он может вылезти из ванны, чтобы мне помочь.
Потом, значит, она держит его под водой, пока он не захлебнется, напускает на пол воды, вылезает в окно и спускается по лестнице, которую я заранее туда приставил. Отдает мне мешок и возвращается в кухню. Я складываю подшипники обратно в ящик, ящик убираю, ставлю машину в гараж, иду к себе и начинаю бриться. Кора ждет, пока с потолка потечет вода, и зовет меня. Мы выламываем дверь в ванную, обнаруживаем Ника, вызываем доктора. Он как будто поскользнулся в ванне, ударился головой и утонул. На этот план меня натолкнула статейка в газете, где говорилось, что большинство несчастных случаев происходит с людьми в ванной.
– Осторожно, горячо.
– Спасибо.
Я отнес кастрюльку с кипятком к себе, поставил на комод и положил рядом причиндалы для бритья. Затем спустился во двор и сел в машину так, чтобы видеть и дорогу, и окно ванной.
Ник распевал. Не мешало бы запомнить, какую он песню поет, подумал я. Он пел «Мама, милая». Спел один раз и завел по новой. Я посмотрел в кухню. Кора была еще там.
С трассы свернул грузовик, затем автофургон. Я положил палец на клаксон. Иногда водители грузовиков останавливаются у нас поесть, а это такой народ, что будут колотить в дверь, пока им не откроют. Но они проехали мимо. Потом еще пара машин. Не остановились. Я опять посмотрел в кухню. Коры там не было. Зажегся свет в спальне.
Вдруг у крыльца что-то мелькнуло. Я едва не нажал на клаксон, однако вовремя разглядел кошку. Обычная серая кошка, но как же она меня напугала! Только ее мне тут не хватало. Она на миг исчезла, потом опять появилась рядом с лестницей, что-то вынюхивая. Сигналить я не стал, поскольку кошка – не человек, но делать ей там было нечего. Я вылез и отпихнул ее ногой подальше от лестницы.
Не успел я вернуться в машину, как она снова появилась и полезла на лестницу. Я опять прогнал ее подальше. Прежде чем идти обратно к машине, постоял чуток. И тут как раз подкатил местный коп. Увидев меня, приглушил мотор и свернул к нам. Я и с места двинуться не успел. Он оказался между мной и машиной. Теперь я не мог посигналить.
– Отдыхаете?
– Вышел загнать машину.
– Ваша?
– Нет, хозяйская.
– Ясно. Я просто на всякий случай.
Он огляделся.
– Черт побери! Глядите-ка!
– Что?
– Кошка полезла на лестницу.
– А.
– Люблю кошек. Всегда-то они себе на уме.
Он надел перчатки, посмотрел куда-то в темноту, несколько раз нажал педаль – и уехал.
Едва он скрылся, я бросился сигналить. Но не успел. Над крыльцом что-то вспыхнуло, и во всем доме потух свет. Кора закричала дурным голосом:
– Фрэнк! Фрэнк!! Что случилось??
Я побежал в кухню; спичек в кармане не оказалось, пришлось пробираться наощупь. Мы столкнулись на лестнице, когда я поднимался, а Кора спускалась. Она опять вскрикнула.
– Тише ты, ради бога! Ты сделала?
– Да, только свет погас, и я не успела подержать его под водой.
– Нужно его спасать! Здесь был коп, он видел лестницу!
– Позвонить доктору?
– Звони, а я его вытащу.
Она спустилась, я поднялся. Вошел в ванную. Ник лежал в воде, но голова была снаружи. Я принялся его вытаскивать. Вот уж я попотел: он был весь в мыле, скользкий. Мне пришлось даже в ванну залезть.
Кора тем временем говорила с телефонисткой. С доктором ее не соединили. Соединили с полицией.
Я наконец поднял Ника, примостил на край ванны. Потом сам вылез, перенес его в спальню и уложил на кровать.
Пришла Кора, мы отыскали спички и зажгли свечу. Занялись Ником. Я обмотал ему голову мокрым полотенцем, а Кора стала растирать руки и ноги.
– Мне сказали – нам вызовут «Скорую».
– Хорошо. Он понял, что это ты его?
– Не знаю.
– Ты подошла сзади?
– Кажется, да. Потом стало темно, и я не знала, в чем дело. Что ты сделал со светом?
– Ничего. Пробки полетели.
– Фрэнк… Хорошо бы он так и не очнулся.
– Он должен очнуться! Если он умрет – нам конец. Говорю же тебе – коп видел лестницу. Если Ник умрет, будет ясно, почему. Стоит ему умереть – нас посадят.
– Вдруг он меня заметил? Что он скажет, когда придет в себя?
– Может, и не заметил. Нужно придумать объяснение. Ты была в ванной, вдруг потух свет, и ты слышала, как Ник поскользнулся и упал, а когда ты его позвала – не ответил. Вот так. И неважно, что он скажет, стой на своем. Ему померещилось – и все!
– Где же носит эту «Скорую»?
– Приедут.
Приехала «Скорая», Ника уложили на носилки, сунули в машину. Кора поехала с ним, я – следом, на машине.
На полпути в Глендейл нам попался коп; он пристроился впереди «Скорой». Они неслись на всех парах, и я приотстал. Когда подъехал, Ника выгружали из машины под присмотром копа. Коп вдруг замер и уставился на меня. Это был тот самый!
Ника завезли внутрь, уложили на каталку и повезли в операционную. Мы с Корой ждали в холле. Подошла сестра, села рядом. Потом явился коп, и с ним еще сержант. Они с меня глаз не сводили. Кора рассказывала сестре, как все произошло.
– Я была там, в ванной, зашла взять полотенце, и вдруг щелчок, как будто выстрелили, – и свет погас. Ник упал – я слышала. Он перед этим как раз начал вставать, собирался включить душ. Я его зову – он не отвечает, а вокруг темнота, ничего не видно, и непонятно, что случилось. Я подумала, его током ударило. Потом Фрэнк услышал, как я кричу, и пришел, вытащил его, а я вызвала «Скорую». Не знаю, что бы я делала, не приедь они так быстро.
– На ночные вызовы они всегда торопятся.
– Я очень боюсь, что он сильно расшибся.
– Вряд ли. У нас теперь есть рентген, и по снимкам сразу будет видно. Вряд ли он сильно пострадал.
– Господи, хоть бы нет!
Копы молчали. Просто сидели рядом и смотрели.
Потом выкатили Ника; голова у него вся была забинтована. Его завезли в лифт, мы двинули за ним – Кора, я, сестра и копы. Ника подняли на этаж и отвезли в палату. И мы все тоже туда вошли. Стульев там было мало, и пока Ника укладывали, сестра принесла еще несколько. Мы уселись. Кто-то заговорил, но сестра велела соблюдать тишину.
Пришел доктор, осмотрел Ника и ушел. А мы все сидели и сидели. Пришла сестра – проверить, как там Ник.
– Похоже, приходит в себя.
Кора взглянула на меня, а я быстро отвернулся. Копы подались вперед – послушать, что скажет Ник. Он открыл глаза.
– Тебе лучше?
Он не ответил. Остальные тоже молчали.
Было так тихо, что я слышал, как кровь стучит в ушах.
– Ты не узнаешь свою жену? Стыдишься, наверное, что испугался как маленький, и упал, когда свет погас? Ты не хочешь со мной поговорить?
Ник силился что-то сказать, однако не мог. Сестра принялась его обмахивать. Кора взяла его руку и погладила. Минуту-другую он пролежал с закрытыми глазами, потом его губы шевельнулись, и он посмотрел на сестру.
– Стало… темно.
Потом сестра сказала, что ему нужен покой, и я отвел Кору вниз и усадил в машину. Не успели мы отъехать, как появился коп; он поехал за нами на мотоцикле.
– Фрэнк, он подозревает…
– Это тот самый. Он сразу почуял неладное, когда увидал меня там, на страже.
– Что делать будем?
– Не знаю. Все зависит от лестницы – врубится он или нет, для чего ее туда поставили. А куда ты дела мешочек с подшипниками?
– У меня в кармане лежит.
– Господи, да если бы они сразу тебя задержали и обыскали, нам пришел бы конец!
О проекте
О подписке