Цитаты из книги «Душевные омуты. Возвращение к жизни после тяжелых потрясений»

униженная личность оказывается не только более интересной, но и более человечной.

Последняя разновидность вины носит экзистенциальный характер; она является неизбежной спутницей человеческого существа. Например, мы знаем основной закон, согласно которому за жизнью следует смерть. Жизнь и смерть – это не только систола и диастола космоса; в основе самой жизни лежит убийство. Чтобы выжить, мы убиваем животных.

вместе с этим падением обязательно пришло бы начало осознания, неизбежное ощущение унижения при погружении в нравственную трясину, а значит, и способность к расширению психологических возможностей.

Разумеется, жизнь человека кончается смертью, которая может восприниматься как поражением, так и природной или божественной мудростью, которая превосходит слабую способность Эго к пониманию.

По мнению Рильке, сущность истинных отношений между людьми определяется тем, что они делятся друг с другом своим одиночеством: Я считаю, что величайшая задача в отношениях двух людей заключается в том, что каждому из них следует охранять одиночество другого[69]. Эта самая большая жертва, которую мы можем принести друг другу, даже признавая то, что другой человек также одинок.

«Когда, ненавидя друг друга, двое в койку одну отправляются спать: одиночество льется рекой – не унять…»

Человек, который рискует усомниться, рискует усилить свою тревогу. Но риск усиления тревоги указывает на развитие личности, которому препятствует наша ригидная точка зрения.

Например, родитель, болезненно переживающий так называемый «синдром пустого гнезда», страдает от ухода ребенка меньше, чем от потери внутренней идентичности из-за окончания исполнения своей родительской роли. Теперь от него требуется найти иное применение энергии, которую он раньше тратил на ребенка. Поэтому самое лучшее отношение к тем, кто нас покинул, – по достоинству оценить их вклад в нашу сознательную жизнь и свободно жить с этой ценностью, привнося ее в повседневную деятельность.

Камю в своем эссе «Миф о Сизифе» пришел к выводу, что единственной по-настоящему философской проблемой является самоубийство: быть или не быть – вот в чем вопрос. Поддавшись отчаянию и совершив самоубийство, мы все равно совершаем выбор. Но тогда мы выбираем путь, не позволяющий продолжить жизнь. Продолжать жить, оставшись во власти отчаяния и разрываясь изнутри на части, – это, по крайней мере, означает сохранить возможность решить проблему и как-то продвигаться дальше.

Кто, подобно леммингу , не попадал в лапы отчаяния, предпочитая знакомый ужас воображаемому ужасу?