Спарта
Фильм Зака Снайдера с Джерардом Батлером в главной роли очень убедительно изображает спартанцев этакой военной машиной, но грозную репутацию они заработали не только делами за пределами своего города, но и укладом жизни внутри его. Завоевав и поработив коренных жителей Пелопоннеса, ахейцев, дорийцы поняли, что значительно уступают им в численности. Держать этот побежденный народ в подчинении нельзя было без хоть какого-либо общественного устройства.
Города-государства полуострова Пелопоннес
Согласно их мифу об основании, спартанцы были обязаны своими законами и политическим устройством человеку по имени Ликург (ок. IX в. до н. э.). Система управления в Спарте состояла из двух царей, совета старейшин (так называемой герусии, средний возраст членов которой превышал 60 лет) и закаленной военизированной молодежи. Общество состояло из трех классов. На самом верху были спартиаты (гомеи), то есть граждане Спарты мужского пола, которые с семи до двадцати лет проходили через суровую систему воспитания (агогэ) в военных отрядах, а потом допускались к сисситии, регулярным совместным трапезам. Это был своеобразный суперклуб с ежемесячной оплатой, пятнадцать членов которого на своих встречах питались только черной кровяной похлебкой из свинины[7]. Спартиаты могли жениться в двадцать лет, но еще десять должны были жить отдельно от жен. Военнообязанными они считались до шестидесяти лет.
Следующий класс составляли периэки, лично свободные, но не обладавшие политическими правами люди. Часто это были бывшие спартиаты[8], не выдержавшие суровости агогэ; их использовали в качестве военного резерва.
В самом низу располагались илоты, зависимое население, в основном из ахейцев, покоренных когда-то в Мессении и Лаконике. Илоты кормили спартиатов и становились жертвами ежегодных облав, на которых молодежь приучалась к войне. Склонность спартанцев порабощать другие греческие племена резко отличала их от жителей других городов-государств.
Спартанцы были не сильны в искусстве слова, поэтому почти все, что мы о них знаем, мы знаем от их врагов, например от Аристотеля, считавшего их чуть ли не гангстерами. Правда ли они кидали хилых новорожденных младенцев с обрыва на горном хребте Тайгет? Пока что археологи находили там останки лишь взрослых людей. Правда ли илотов презирали и ненавидели? Аристотель утверждал, что каждый год спартанцы устраивали на них ритуальную облаву, однако у нас есть сведения, что обращались они с илотами все же лучше, чем, скажем, афиняне со своими рабами. Илоты могли оставлять себе половину того, что производили, могли жениться, могли выкупить себя на свободу. Правда ли спартанки считались лишь производительницами все новых и новых поколений спартанцев? Может быть, но жилось им куда лучше, чем большинству гречанок. Они знали грамоту, могли иметь собственность и воздерживались от деторождения, пока их тела не будут для этого готовы. В среднем они жили на десять лет дольше афинянок.
Спартанское остроумие
Выставленный в Археологическом музее Спарты бюст великолепного спартанского воина увенчан не менее великолепной головой с улыбкой до ушей. Разве в таком городе, как Спарта, находилось место юмору? Да, там не устраивали праздник, посвященный греческому богу вина, Дионису, но был построен, например, храм Гелоса – бога смеха.
Улыбающийся спартанец. Мраморный бюст предположительно царя Леонида, 490–80 гг. до н. э.
Археологический музей Спарты © Wikimedia Commons, Ticinese
Вообще-то спартанцы славились остроумием. Сократ, если верить Платону, однажды заметил: «Если бы кто захотел сблизиться с самым никчемным из лаконцев, то на первый взгляд нашел бы его довольно слабым в речах, но вдруг, в любом месте речи, метнет он, словно могучий стрелок, какое-нибудь точное изречение, краткое и сжатое, и собеседник кажется перед ним малым ребенком»[9]. А когда Филипп II Македонский завоевал Южную Грецию, он отправил спартанцам послание с грозным вопросом, кем ему прийти к ним – другом или врагом. Спартанцы ответили: «Никем». Последовало еще более дерзкое послание: если, мол, вступлю в Лаконию, то сотру Спарту с лица земли. Ответ был также односложен: «Если».
Лаконика, область на юго-востоке Спарты, оставила о себе память в прилагательном «лаконичный», то есть «простой», «немногословный». «Аттическое остроумие», впрочем, означает остроумие тонкое, деликатное. Пожалуй, ничто не высвечивает различия лучше, чем юмор.
И все же в спартанской системе было то, что мы сейчас называем дефектом конструкции. Суровая военная подготовка, строгие ограничения в семейной жизни, огромные боевые потери неуклонно сокращали количество настоящих спартиатов. Во времена Аристотеля, то есть в середине IV в. до н. э., от 9000 граждан осталась всего тысяча, но жесткая общественно-политическая структура Спарты исключала какое-либо смешение с низшим классом илотов.
Классический период (500–323 до н. э.)
Два века необычайных достижений почти во всех областях человеческой деятельности принято называть греческим чудом. То было время становления демократии, которая была в отличие от нашей, представительной, гораздо более прямой, сначала в Афинах, а потом и в других греческих городах-государствах. В те примерно двести лет демократия успела появиться на свет, достичь расцвета, прийти в упадок и возродиться – правда, уже в других исторических условиях, когда вернулась тирания. То, чему греки научились тогда, крайне интересно и поныне.
Путь к свободе
К VII в. до н. э. греческий мир состоял более чем из тысячи городов-государств, управлявшихся элитами, настроенными против какой бы то ни было демократии. В Афинах правящие классы завладели такой большой долей городских богатств, что простые люди начали бунтовать. В 594 г. до н. э. новый правитель, Солон, понял, что пришла пора что-то менять.
По мнению Солона, корнем проблемы был избыток богатства. Еще одна Дельфийская максима на стене храма гласила: «Ничего сверх меры», и Солон воспринял ее со всей серьезностью. Он отменил долговое рабство и сделал так, что участие в управлении стало зависеть от доходов, а не от происхождения, а значит, активный средний класс теперь мог потеснить аристократию. Он разрешил всем гражданам заседать в экклесии – народном собрании, на котором принимали городские законы. Участвовать в экклесии могли даже феты (самые бедные среди свободных людей), хотя они и не имели права говорить. Превыше всего Солон ставил παιδεία (пайдейя) – образование, воспитание, видя в этом средство распространения ἀρετή (арете) – добродетели, доблести и внушения афинянам отвращения к тирании. Как он писал в своих стихах:
И все же путь к демократии не был гладким. После Солона к власти несколько раз приходил тиран Писистрат (561–527 до н. э.). Политические реформы мало-помалу сошли на нет, но Писистрат продолжал добрые дела Солона в других областях. Он сохранил почти все его законы и решил острую для Афин проблему водоснабжения, выстроив многочисленные колодцы и акведуки. Перераспределение воды обрадовало и землевладельцев, разводивших оливковые деревья. Писистрат хорошо понимал силу популистских жестов. После своей первой ссылки он облачил какую-то высокую женщину в грудной доспех и шлем и в компании этой «Афины» триумфатором въехал в город на золотой колеснице.
В 507 г. до н. э. грянула настоящая революция: политик-реформатор Клисфен ввел новую административную единицу под названием дема («область», или «округ»). Она заложила основы понимания такого гражданства, когда классы смешивались с целью максимального – и справедливого – участия в основных делах полисов: собраниях, религиозных празднествах, судах и представительстве в «совете пятисот». На службу граждане избирались по жребию.
Должности, требующие специальных знаний, замещались путем выборов
В Афинах экклесии стали проводиться на холме Пникс, и теперь уже все собравшиеся граждане имели право говорить. Места там хватало для без малого 6000 человек (примерно пятой части граждан города), а голосовали просто – поднятием правой руки. Сначала собрания проводились ежемесячно (потом стали собираться чаще) и останавливались, лишь когда начинался дождь – знак неблагосклонности богов. Изобретенный Клисфеном буле (совет) был «мозговым центром», где вырабатывались и принимались законы жизни города.
Однако, как было известно еще Солону, демократия работает только тогда, когда граждане знают, зачем поднимают руки. По этой причине система афинского воспитания и обучала информированному участию, и поощряла его. Пайдейя издавна учила детей аристократов быть образцовыми гражданами полиса. Теперь ее распространили и на средние классы. Целью была выработка арете в каждой области. Ее программа предполагала глубокое изучение свободных искусств и точных наук, физическое и нравственное воспитание через знакомство с музыкой, поэзией и философией. Самое же главное место отводилось риторике – искусству, насущно необходимому в условиях прямой демократии.
У Спарты была своя система, нацеленная на формирование безграничной преданности полису, но уделявшая основное внимание военной подготовке. Никаких творческих задатков она не развивала: так и не появилось ни спартанского храма, равного Парфенону, ни спартанского драматурга, равного Эсхилу.
Войны с Персией
Именно эти два очень разных греческих полиса в начале V в. до н. э. столкнулись с нашествием персов. Дарий, «царь царей», как его называли в Персии, хотел наказать Афины за то, что они подбивали греческие города Малой Азии восстать против его правления. В 490 г. до н. э. армия Дария переправилась через Эгейское море и высадилась восточнее Афин, у селения Марафон. Там, на самом берегу, ее разгромили афинские гоплиты, и персы отправились восвояси.
Фидиппид
История молодого гемеродрома («бегущего целый день», скорохода), который пробежал 150 миль (ок. 240 км) до Спарты – с просьбой прислать войско на подмогу – и обратно, затем принял участие в битве, а потом пробежал еще 25 миль (ок. 40 км) от Марафона до Афин, чтобы сообщить о победе, может быть, и относится к области преданий, но до сих пор захватывает. Фидиппид, говорят, сделал это и пал замертво – и неудивительно, ведь за три дня он пробежал больше 300 миль (свыше 480 км).
Подвиг Фидиппида вдохновлял организаторов первого современного марафонского забега, состоявшегося в 1896 г. на возрожденных Олимпийских играх, а теперь в них участвуют миллионы людей по всему миру. Благодаря ему греческие бегуны XX в. триумфально побеждали в важнейшие моменты истории своей страны. Рассказ о них еще впереди.
Через десять лет, уже при сыне Дария, Ксерксе, персы пришли снова, но уже с гораздо более многочисленной армией. При Дарии спартанцы ограничились лишь казнью нескольких персидских посланников, а их войска пришли только к самому окончанию Марафонской битвы. В этот раз все было по-другому. Царь Леонид и триста спартанских гоплитов заняли оборону у Фермопильского ущелья, где вместе с другими греками три дня отражали нападение врага, пока местный житель по имени Эфиальт не показал персам обходной путь в тыл греческого войска. Ксеркс продвинулся вперед, чтобы взять Афины и расположиться в Акрополе, и готовился к сражению с греческой армией, собравшейся у Коринфа. Однако сначала ему нужно было добиться господства на море. Применив хитроумную тактику, афинский полководец Фемистокл загнал огромный персидский флот в неширокий пролив у острова Саламин, где его уничтожил греческий флот, гораздо меньший по численности. Через год персидское войско было уничтожено в битве при Платеях, чей исход ознаменовал победу греков над вторгнувшейся армией неприятеля.
Почти из семисот полисов материковой Греции толь-ко тридцать один объединились в союз против персов. Так, Фивы, которые вместе со Спартой сражались у Фермопил, потом переметнулись на другую сторону, да и вообще за персов греков воевало больше, чем против них. Это означало, что репутация Афин и Спарты после войны значительно упрочилась, хотя их государственное устройство так и осталось очень разным.
Для афинян победа над Персией означала еще и полное торжество системы, объединявшей представителей всех классов в один полис. До демократии народ защищали представители аристократии – всадники. Потом это делали зажиточные и средние по достатку свободные граждане – гоплиты, победители битвы при Марафоне. У острова Саламин на веслах триер сидели беднейшие из граждан, внесшие свой вклад в исход сражения.
Спартанская же система основывалась на железной дисциплине, которая помогла выстоять при Фермопилах. Строилась она на порабощении других греков. Афиняне, может, и отдавали должное ее действенности – а при необходимости охотно брали спартанцев в союзники, – но для них Спарта была в равной мере и угрозой, и примером для подражания.
Как раз афиняне выдвинули из своих рядов, пожалуй, крупнейшего военачальника тех войн. Фемистокл стал тайным вдохновителем великолепной уловки, которая привела к разгрому персов у Саламина. Потом, в десятилетие между двумя вторжениями, он сумел убедить сограждан не делить между собой, как было принято, доходы от серебряных рудников, а разумно направить эти средства на строительство новых кораблей.
Оракулы
Фемистокл мастерски толковал предсказания Дельфийского оракула в свою пользу. Когда афиняне спросили, как им обороняться от персов, прорицательница ответила: «Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам»[11]. С тем же успехом она могла бы дать совет забаррикадировать Акрополь, но Фемистокл настоял, что речь шла о морских судах. Афиняне согласились с этой версией и победили при Саламине. Ответы Пифии славились своей неоднозначностью. Часто значение всей фразы менялось в зависимости от выбора места постановки запятых.
В Дельфах прорицательница выкрикивала свои пророчества в седьмой день каждого месяца: семерка считалась священным числом Аполлона. Говорили, что в транс ее приводили пары́, исходившие из расщелины в земле. Цари весьма ее почитали, а туманные ответы порой меняли судьбы целых империй.
В других священных местах пытались отгадать, о чем шумит ветер в деревьях; так, например, было в храмах Зевса и Дионы, в эпирской Додоне. В музее города Янина хранятся свинцовые таблички, исписанные вопросами, которые задавали оракулу. Есть среди них и такой: «Лизаний спрашивает Зевса Найоса и Диону, от него ли тот ребенок, которого сейчас носит Аннила».
Лидийский царь Крёз, говорят, проверял истинность предсказаний тем, что его люди задавали оракулам вопрос, что он делал в это самое время. Только в Дельфах ответ оказался верным: «Ел баранину и черепаховую похлебку».
Если оракулы отвечали слишком уж непонятно, греки шли в ближайший Νεκρομαντεῖον (Некромантион, оракул мертвых). Там они, отведав свинины, ячменного хлеба и некоего вещества, опускались глубоко под землю по каменным ступеням и длинным коридорам, чтобы задать умершим свои вопросы и выслушать ответы. Жрецы часто вещали откуда-то сверху: в воздухе их поддерживали скрытые механизмы.
После поражения персов городам-государствам оставалось искать защиты либо у Афин, либо у Спарты. По принципу дорийского или ионийского племенного родства начали формироваться два противоборствующих блока. Все население Пелопоннеса, кроме аргосцев, тяготело к Спарте. Жители земель севернее перешейка, кроме фиванцев и почти всех островитян, тяготели к Афинам.
Эсхил: воин и драматург
Эсхил – ярчайший представитель золотого века, когда, по словам Геродота, возросло могущество Афин: «Ясно, что равноправие для народа не только в одном отношении, но и вообще – драгоценное достояние. Ведь, пока афиняне были под властью тиранов, они не могли одолеть на войне ни одного из своих соседей. А теперь, освободившись от тирании, они заняли безусловно первенствующее положение»[12].
Когда к власти пришел Клисфен, Эсхилу было 15 лет, и он был свидетелем революционного введения дем, а вслед за ними и афинской демократии. Он пережил и ее апофеоз, сражаясь гоплитом сначала при Марафоне (там погиб его брат), потом при Саламине и Платеях. Его личный опыт впоследствии пригодился как нельзя лучше, и его немногочисленные дошедшие до нас пьесы звучат подлинными гимнами торжества свободы над деспотизмом, порядка над хаосом.
Эсхил называл свои сочинения «крохами, падающими от богатой трапезы Гомера»[13]
О проекте
О подписке