Цитаты из книги «Путешествия во времени. История»

«Существует две формы Брахмана, со временем и без», — говорится в одной из упанишад, хотя буддизм легче, чем большинство других религий, уживается с идеей о том, что постоянство — всего лишь иллюзия: Время пожирает всех существ, включая и себя; существо, пожравшее время,

Разрабатывая план своего первого романа о путешествиях во времени, Азимов расширил жанр в новом направлении. Здесь нет обычного героя, бросающегося в погоне за приключениями вперед в будущее или назад в прошлое. Здесь вся Вселенная устроена совершенно иначе.

по рейсу становятся как бы призрачными — то ли есть они, то ли нет. Это отнюдь не галлюцинации, просто все как-то смазано, помрачено. Похоже на ощущения при горячке: мысли вразброд, тоска смертная без конца и края, тело чужое и непослушное, не тело — невесомая оболочка, на которую смотришь как бы извне131.

…Цепенящий промежуток времени, когда трудно сосредоточиться, непросто разглядеть циферблат, никак не уследить за беседой. Речь и физические движения затруднены, а то и вовсе невозможны. Соседи

Урсула Ле Гуин в повести «Еще одна история, или Рыбак из Внутриморья» (Another Story; or, A Fisherman of the Inland Sea) идет еще на шаг дальше. Здесь путешественники повинуются законам физики в том виде, в каком мы как последователи Ньютона и Эйнштейна их знаем. Их космические корабли летают почти так же быстро, как свет. Путешествие на четыре световых года занимает чуть больше четырех лет. По сравнению с теми, кто остался на месте, путешественники почти не старятся. Если они слетают только туда и обратно, то по возвращении домой окажется, что они просто прыгнули на восемь лет в будущее. И как это ощущается? «О самом путешествии, — пишет Хидео130 после своего первого опыта, — у меня не осталось совершенно никаких воспоминаний. Мне кажется, я помню, как входил в корабль, но никаких подробностей вспомнить не могу, ни визуальных, ни кинетических. Я вообще не помню себя на корабле. Мое единственное воспоминание о том, как я покидал его, — ошеломляющее физическое ощущение, головокружение. Я шатался и боролся с тошнотой».

Когда существует всего одна Вселенная — если, кроме нашей Вселенной, ничего нет, — то время убивает возможность. Оно стирает жизни, которые мы могли бы прожить. Борхес знал, что фантазирует. И все же, когда Хью Эверетту было десять лет, Борхес предсказал его многомировую интерпретацию восемью точными словами: El tiempo se bifurca perpetuamente hacia innumerables futuros — «Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего».

крайней своей форме эта интерпретация вообще исключает время. «Время не течет, — говорит физик-теоретик Дэвид Дойч. — Другие времена — это всего лишь особые случаи других Вселенных».

критики возражали, что мы не чувствуем никакого движения, — и ошибались в точности по той же причине.

«Некоторые корреспонденты», — писал Эверетт в послесловии к статье, возражают: их опыт свидетельствует, будто никакого ветвления нет, поскольку реальность у нас одна. «Этот аргумент терпит неудачу, когда оказывается, что сама теория тоже предсказывает: наш опыт будет таким, какой он есть», — писал он. А именно, что в нашей собственной маленькой Вселенной мы не замечаем никакого ветвления. Когда Коперник рассуждал о том, что Земля движется

Итак, что если, спрашивает он, вдохновленный Уилером, который, по обыкновению, открыт всему необычному и парадоксальному, — что если каждое измерение — на самом деле развилка? Если квантовое состояние может быть либо A, либо B, то ни один из этих вариантов не находится в привилегированном положении: теперь существует две копии Вселенной, каждая с собственными наблюдателями. Мир на самом деле представляет собой сад расходящихся тропок. Вместо одной Вселенной мы имеем совокупность множества Вселенных.