Цитаты из книги «Портрет художника в юности»

Какая это была нелепая затея! Плотиной порядка и изящества он силился преградить грязный накат внешней жизни, а правильным поведением, бурной деятельностью, обновленными узами родства – обуздать мощные настойчивые накаты жизни внутренней. Тщетно. Как извне, так и изнутри поток перехлестнул через возводимые преграды: оба наката снова неистово столкнулись над обрушившимся молом.

В колледже он в первый раз причащался, ел длинные цукатики, которые прятал в крикетной шапочке, смотрел, как пляшет и прыгает огонь на стене маленькой комнатки в лазарете, и представлял себе, как он умрет, как ректор в черном с золотом одеянии будет служить над ним мессу и как его потом похоронят на маленьком монастырском кладбище поодаль от главной липовой аллеи. Но он не умер тогда. Парнелл умер. Не было ни заупокойной мессы в часовне, ни похоронной процессии. Он не умер, а обесцветился, как фотопленка на солнце. Он затерялся или же забрел за пределы существования, потому что его больше не существует.

Красивое слово – вино. Представляешь себе темный пурпур, потому что виноградные гроздья темно-пурпурные, они растут в Греции на лозах, подле домов, похожих на белые храмы.

Миссис Дедал заговорила тихим голосом с Дэнти, но Дэнти громко отрезала: – Нет уж, я не стану молчать. Когда вероотступники оплевывают и поносят религию и церковь, я буду защищать их.

Он почувствовал себя слабым, маленьким. Когда еще он станет таким как мальчики из Поэзии и Риторики? У них голоса взрослые, башмаки большие, они проходят тригонометрию

И они снова все засмеялись. Стивен пытался тоже засмеяться со всеми. Он почувствовал, как ему сразу стало жарко и неудобно во всем теле. Как же тут правильно ответить? Он ответил и так, и так, а Уэллс все равно смеялся.

Но там ничего не болело у него. Он подумал, что у него болит в сердце, если только там может болеть. Какой Флеминг добрый, что так спросил. Ему захотелось плакать.

– Как тебя зовут? Стивен ответил: – Стивен Дедал. Тогда Крыса Роуч опять спросил: – Это еще что такое за имя? А Стивен не нашелся ему ответить, и тогда он снова спросил: – Твой отец кто? Стивен ответил: – Он джентльмен. И Крыса Роуч тогда опять спросил: – Он что, мировой судья?

– В этой вонючей навозной куче, которую называют миром, все что угодно сомнительно, но только не материнская любовь.

Моя подпись не имеет значения, – сказал он вежливо. – Вы правы, что идете своим путем. Но дайте и мне идти моим.