Цитаты из книги «Дублинцы (сборник)»

тонкие иголки воды неумолчно пляшут по раскисшим грядкам.

Все становятся тенями, один за другим. И лучше перешагнуть в мир иной смело, на гребне какой-нибудь страсти, чем уныло сохнуть и иссякать годами.

Итак, в ее жизни было это романтическое событие: человек умер ради нее. Сейчас его не сильно ранила мысль о той скудной роли, которую играл в ее жизни он, муж.

– В последнюю ночь перед отъездом я была в доме бабушки в Нанз-Айленд. Сижу собираю вещи и слышу вдруг, будто кидают мелкие камушки в окошко. Из-за дождя я в окошко не могла ничего рассмотреть, и я тут побежала вниз в чем была, вышла в сад с заднего крыльца и вижу, он там, бедняжка, в конце сада и весь дрожит. – И ты ему не сказала уходить? – спросил Габриэл. – Я его умоляла, чтобы он тут же шел домой, что это ему смерть, под таким дождем. А он отвечал, он не хочет жить. Глаза его как сейчас передо мной, такие глаза! Он стоял у стены, где дерево большое росло.

– Я думаю, он умер из-за меня, – был ответ.

Габриэл почувствовал унижение – и от неуместности своей насмешки, и от призыванья из царства мертвых этой фигуры, мальчика с газового завода. Когда он был весь полон воспоминаний об их интимной жизни, полон нежности, радости, желания, она мысленно сравнивала его с другим. Со стыдом он вдруг отчетливо представил себя. Смехотворная фигура, мальчик на побегушках у теток, нервический сентиментальный идеалист, ораторствующий перед профанами, романтизирующий свою похотливость, – то жалкое фатоватое существо, которое промелькнуло в зеркале. Инстинктивно он отвернулся сильней от света, чтобы она не заметила залившую его краску стыда.

Ведь годы, он ощущал, не угасили ни его, ни ее души. Их дети, его писанье, ее домашние заботы не загасили нежного огня их душ. В одном из писем к ней он когда-то написал: «Отчего все эти слова кажутся мне такими тусклыми и холодными? Может быть, это оттого, что на свете нет такого нежного слова, как твое имя?»

Мистер Д’Арси вышел из каморки, застегнутый и укутанный до предела, и в извиняющемся тоне поведал им историю своей болезни. Все тут же принялись давать советы и говорить, как им жаль, и увещевать его как следует беречь горло на улице.

Леди и джентльмены, среди нас вырастает новое поколение, поколение, которым движут новые идеи, новые принципы. Эти новые идеи вызывают его энтузиазм, и я полагаю, что это искренний энтузиазм, даже когда он принимает неверное направление. Но мы живем в скептический век, в век, мучимый мыслью, если использовать одно выражение, и я опасаюсь порой, что это новое поколение, будучи образованным и даже сверхобразованным, не будет иметь, однако, тех драгоценных качеств гостеприимства, приветливости, человечности, какие мы знавали в старые дни. Когда я слушал сегодня имена всех этих великих певцов прошлого, я должен сознаться, мне казалось, что мы жили в менее обширное время. То время, без всякого преувеличения, было поистине обширно; и если оно ушло без возврата, то будем надеяться, по крайней мере, что, собираясь, как мы собрались сегодня, мы будем по-прежнему говорить о нем с гордостью и любовью, будем лелеять в наших сердцах память о тех великих ушедших, чьей славе мир не позволит с легкостью умереть.

Для него было удивительно слышать, что монахи никогда не разговаривают, поднимаются в два часа утра и спят в гробах. Он спросил, чего ради они так делают.