Глава 10

Вирр перебросил с ладони на ладонь оставшиеся монеты. – Кажется, я придумал, как нам добыть еще, – объявил он, разглядывая полускрытое деревьями село.

Давьян искоса глянул на друга.

– Безопасно?

Вирр сжал монеты в кулаке, обиженно отозвался:

– Разумеется! – и, подумав, добавил: – Более или менее.

– На лучшее я и не надеялся, – вздохнул Давьян. – Выкладывай.

Вирр объяснился. Давьян внимательно выслушал, а когда его друг договорил, ответил не сразу.

– Ужасный план, – отозвался он, поразмыслив. – Они в две секунды сообразят, что дело неладно.

Вирр, распознав колебания в голосе приятеля, поднял бровь.

– Но?..

Давьян неохотно кивнул.

– Но ты прав. Припасы кончаются, нам нужны деньги. – Он встал и отряхнул одежду от сухих листьев. – Идем, познакомимся с местными.

* * *

Давьян напустил на себя самый невинный вид.

Дезриельская таверна в который раз поразила своей обыкновенностью. В ней было светло и весело, отдыхавшие после работы крестьяне и торговцы вели неторопливые беседы. Хозяин без конца сновал по залу, смеялся шуткам завсегдатаев и заводил знакомство с новичками. В углу играл молодой флейтист, и гости хлопками в ладоши поддерживали любимый мотив. По пути через Андарру Давьян с Вирром повидали немало точно таких таверн.

Конечно, кое-что отличалось. Служанки здесь одевались скромнее, чем в Андарре; мужчины в своих ухаживаниях не допускали таких вольностей, как бывало дома. Столы были из необыкновенно твердого белого дуба, произраставшего только в Дезриеле и запрещенного гил’шарами к вывозу.

Еще у двери стояла тарелочка с эмблемой бога Талканара. Вирр настоял, что в нее надо бросить по одной из немногих оставшихся монеток на каждого; по его словам, каждая дезриельская таверна посвящалась одному из девяти богов, и правила хорошего тона – почти закон – требовали от каждого гостя делать пожертвования. Как видно, Вирр не ошибся, потому что хозяин одобрительно кивнул новым гостям.

Давьян не мог оторвать глаз от тарелочки с пожертвованиями. Серебро чуть не через край льется: в Андарре монетки мигом перешли бы в руки какого-нибудь предприимчивого воришки. А здесь – хотя у многих гостей был не слишком почтенный вид – никто и не смотрел на деньги.

– В тарелочке полно монет, – шепнул Давьян Вирру.

– Того, кто обворует бога, ждет мучительная казнь, – ответил тот тоже шепотом.

Они помолчали, рассматривая посетителей. Давьян рассеянно теребил рукав своей рубахи: слишком тесная, чтобы носить в дороге, она сохранилась лучше другой захваченной из Каладеля одежды. А перед тем как войти в село, мальчик искупался в протекающей рядом речушке. Ему надо было выглядеть по возможности прилично.

Наконец Вирр кивнул на одну из компаний.

– Вон те, – понизив голос, проговорил он.

Давьян вслед за ним обернулся к угловому столу. Трое крепких мужчин были одеты лучше других гостей, и рядом с ними оставались пустые места, словно завсегдатаи опасались подходить слишком близко. Все трое сосредоточенно уставились в развернутые перед собой карты.

– Вид у них важный. Да и здоровенные, – с сомнением возразил Давьян.

– Зато одеты богато, – заметил Вирр. – Вряд ли станут поднимать шум из-за проигранного золотого или двух.

Давьян пожал плечами.

– Тебе видней.

Они встали. Вирр задержался, коснулся плеча друга.

– Что бы ни случилось, не теряй хладнокровия. Давьян, слегка обиженный недоверием, хмуро кивнул. Мальчики направились к столу. Компания, заметив их, умолкла. Один из богато одетых мужчин поднял взгляд от карт, чтобы одарить мальчишек пренебрежительным взглядом. Он, как и двое других, отличался блестящими черными волосами и аккуратной бородкой.

– Чем можем помочь? – вопросил он, всем видом показывая, что ничем помогать не намерен.

Вирр кивнул на пустующее место.

– Похоже, вам не помешает четвертый.

Мужчина, оценив возраст говорящего, вздернул бровь.

– Не знаю, кем ты себя вообразил, мальчик, но мы играем между собой. Ступай себе.

Вирр вздохнул, отворачиваясь.

– Так и думал. Заметно, что соперников вы опасаетесь.

Шорох выходящей из ножен стали наполнил комнату, и все разговоры в таверне вдруг смолкли, все глаза обратились на них. Трое мужчин уже стояли, хотя их обнаженные клинки – пока – не угрожали Вирру.

– Может, зря я сразу не сказал. Мы играем в гешетт. Это игра только для пробовавших крови следопытов. – Мужчина наклонился к ним, обнажив в улыбке идеально белые зубы. – Ты как, мальчик, сталкивался когда-нибудь с ошибкой природы? Случалось тебе завалить такого, чтобы больше не встал?

Давьян собрал всю силу воли, чтобы остаться на месте, а не пуститься наутек. «Следопытами» в Дезриеле называли тех, кто в Андарре звался охотником.

А вот Вирр едва ли моргнул хоть глазом.

– Мне не доводилось, – отрезал он, – а вот моему другу случалось.

Давьян очень постарался сохранить невозмутимый вид под скептическими взглядами мужчин. В конце концов тот, что заговорил первым, с издевкой хмыкнул.

– Не верится что-то. Похоже, это его порезали, а не он кого. У него и клинка-то нет. Такой и таракана не убьет.

Остальные поддержали его смешками.

Вирр оскалился, запустил руку в мешок и со звоном швырнул что-то на стол. Опешивший Давьян увидел две оковы, доставшиеся им после охотников в Талмиеле.

– Этот шрам оставил не таракан, – заявил Вирр. Взгляд на оковы стер улыбки с лиц чернобородых.

Они перевели взгляд на мальчика, снова на оковы на столе. В конце концов старший кивнул и, отодвинув оковы обратно к Вирру, обратился к Давьяну:

– Кто тебя учил?

– Брешада. – Едва это имя слетело с языка, Давьян пожалел о сказанном, но было поздно; вопрос застал его врасплох, и ничего другого на ум не пришло. Впрочем, на собравшихся за столом имя охотницы произвело впечатление, да и за другими столиками, стоявшими достаточно близко, чтобы подслушивать разговор, тихо зашептались. Теперь на мальчиков смотрели все. Давьяну оставалось только надеяться, что зрителям не придется любоваться внезапной безвременной кончиной двух юношей.

– Брешада? – теперь в голосе чернобородого звучало скорее удивление, чем сомнение.

Давьян, скрывая робость, склонил голову.

– Я только на прошлой неделе был у нее в Талмиеле. Прирезали парочку ошибок, настолько тупых, что сунулись в город.

Мужчина еще несколько секунд разглядывал Давьяна, затем кивнул ему на пустующий стул.

– Ученику Брешады Красной всегда найдется место в нашей игре, – не слишком охотно объявил он.

Давьян выдавил улыбку в надежде, что она выражает не облегчение, а надменность, и сел к столу. Остальные гости, поняв, что ничего интересного больше не предвидится, вернулись к своим разговорам, но Давьян заметил, что многие по-прежнему косятся в их сторону.

Про себя мальчик ругал Вирра на все корки. Верный друг ведь и глазом не моргнул. Он заранее знал, что эти люди – охотники, а Давьяну морочил голову, чтобы тот не отступился от задуманного.

Только бы выбраться из этой истории целыми – и он убьет поганца!

Тот, кто говорил за всех, протянул Давьяну руку. – Я Келош, – назвался он вполне доброжелательно – как видно, поверил. – А это Алтеш и Горрон.

Названные кивнули.

– А я Шаддат. – Давьян заранее подобрал распространенное в Дезриеле имя.

– Керт, – заключил оставшийся стоять Вирр.

Келош оглянулся на него.

– Хочешь сыграть?

Вирр, подсаживаясь к столу, замотал головой.

– Нет, на пятерых выходит слишком короткий кон. К тому же все мои денежки уже у Шаддата, – ухмыльнулся он.

Келош хмыкнул, и все трое одобрительно посмотрели на Давьяна.

– Ну что же…

Он стасовал колоду и стал сдавать.

Давьян, сосредотачиваясь, глубоко вздохнул. Гешетт был простой игрой; Вирр за несколько часов обучил его правилам. Неизвестно правда, как он догадался, во что будут играть эти люди.

– Так вы из Талмиеля, – завязал разговор Келош. – Не слыхали, какая беда на севере?

Давьян покачал головой, и Келош, явно обрадовавшись свежему слушателю, продолжал.

– В одной деревне пару недель назад заболел паренек. В Дезриеле уродов не объявлялось десять лет. – Келош скривил губы. – Парень свихнулся. Перебил свою семью и половину деревни.

Давьяну не пришлось изображать изумление.

– Ужасно! – Подумав, он нахмурился. – Погоди. Это как же?

Первая догма не дала бы одаренному, где бы тот ни родился, повредить обычным людям.

Келош сурово кивнул: он явно ждал этого вопроса.

– О том-то все и толкуют.

– Говорят, у него не было метки, – вставил Алтеш. Келош недовольно покосился на приятеля и снова повернулся к Давьяну.

– И я такое слышал, но я, в отличие от моего туповатого друга, верю не каждой базарной сплетне. Гил’шары везут его в Триндар для публичной казни, в поучение каждому и все такое, – значит, взяли дело в свои руки. Они бы нас предупредили, если бы следовало высматривать что-то новое. И все же, – следопыт сжал кулаки, – ходят слухи, что он здешний, так что всем тут не по себе. Меня сегодня трое спрашивали, не собираемся ли мы восстановить посты в Триндаре.

Давьян стиснул зубы, превратив лицо в угрюмую маску.

– Дай Мелдир, чтоб не пришлось восстанавливать, – отозвался он, ввернув в разговор имя дезриельского бога познания.

– За это и выпьем, – подхватил Келош, и остальные одобрительно забормотали.

Давьян, когда разговор заглох, вздохнул с облегчением. Все занялись своими картами. Мальчик повторил в уме правила игры. Каждому сдавалось по десять карт. Игрок или пасовал – отказывался разыгрывать этот кон, – или выкладывал на стол одну, две или три карты рубашкой вверх, называл их общую ценность и ставку. Ценность карт должна была превосходить объявленные прежде.

Когда ставка была сделана, другой игрок мог объявить «геш», становясь «обвинителем» – то есть утверждая, что названная ценность не соответствует истинной. После объявления геша карты открывались. Если первый игрок не солгал, обвинитель выплачивал ему удвоенную ставку. В противном случае игрок не только вкладывал свою ставку в котел, но и платил ту же сумму обвинителю.

Заканчивал кон тот, кто назвал высшую ценность – честно или не попавшись. Он забирал все, что было внесено в котел.

Давьян немного успокоился. Считалось, что в этой игре побеждает тот, кто лучше блефует. В своем умении блефовать он сомневался, а вот другая его способность не оставляла соперникам никаких шансов.

На долю секунды Давьян их даже пожалел.

* * *

Когда Горрон злобно уставился на перевернутые карты, Келош хлопнул Давьяна по спине. – Ты хоть когда-нибудь блефуешь, дружище? – осведомился он, когда Горрон нехотя подвинул к Давьяну два серебряка.

Мальчик толкнул деньги в кучку уже выигранных – за последний час она основательно выросла.

– Только если уверен, что не попадусь, – усмехнулся он в ответ.

Келош разразился хохотом. Выпивка текла рекой, так что здоровяк за время игры изрядно развязался. Давьян был этому только рад. Он, по совету Вирра, играл осторожно – иногда проигрывал, оставлял незамеченными мелкие блефы – и все равно выиграл столько, что хватило бы на два месяца, если не больше. И в другом Вирр не ошибся: Келош с Алтешем хоть и не радовались проигрышам, принимали их спокойно – казалось, мужчин даже забавляет, что их обыгрывает мальчишка.

Горрон был не так добродушен. Признаться, его кучка монет таяла быстрее остальных, в ней теперь осталось всего несколько медяков. Когда пропадут и они, игра закончится. Давьян этого и добивался – и внимательно следил, не прольется ли изо рта Горрона темная струйка. Мальчик хоть и успокоился немного, все же спешил оказаться подальше от этих людей.

– Брешада, как видно, не только следопыт, но и учитель что надо, – проворчал Горрон, глядя, как его монеты смешиваются с выигрышем Давьяна.

– Восьмерка. Три медяка, – объявил Алтеш, выкладывая на стол одну карту, и взглянул на Давьяна. – Расскажи-ка нам про Брешаду, Шаддат. Верно ли говорят про Шепот?

Давьян подавил панику. До сих пор за игрой мало говорили – карты занимали все внимание игроков. И вот ему задали вопрос, на который у него нет ответа. Что еще за Шепот?

– Не знаю. А что говорят? – небрежно бросил он и выложил лицом вниз две карты. – Две двойки. Серебряк.

Теперь, когда у него были деньги, Давьян каждый раз ставил по серебряной монете. Не так много, чтобы жалеть, если проиграет, и достаточная добыча для объявившего ему геш. Келош верно заметил: мальчик либо играл честно, либо пасовал. Так он в любом случае зарабатывал. Ловчить не было смысла.

Келош фыркнул.

– Да знаешь ты эти байки. Мол, кто им владеет, тот недосягаем ни для уродов, ни для самих богов. Одно касание Шепота крадет душу, а клинок делает крепче. Всякое такое. – Он уставился на свои карты. – Две семерки, шесть медяков.

Давьян колебался. О картах Келош солгал, но сейчас ему было не до того: он вспоминал ту ночь в Талмиеле, когда их спасла молодая девушка. Вспоминал, как умерли охотники.

– Насчет души не знаю, – тихо проговорил он, – но стоит ему тебя коснуться – и ты мертвец. Мгновенно. Я своими глазами видел.

Несколько секунд за столом почтительно молчали, потом Горрон фыркнул.

– Чего ж не поверить! – он со злостью мотнул головой. – Три восьмерки.

Давьян приготовился. Горрон солгал – наконец-то игре конец.

Однако Горрон, вместо того чтобы назвать ставку, встал и расстегнул пояс с ножнами. Вытянув меч, он положил на стол и клинок, и ножны. Оружие было красиво: изящный изгиб, тонкой работы серебряные накладки на рукояти. Однако оно выглядело не просто нарядным. Это был меч искусного бойца.

– Одна рукоять стоит вдвое против всего, что есть на столе, – заявил игрок. – А клинок, убивший тысячи еретиков и уродов, ему цены нет.

Келош не скрыл удивления.

– Ты ставишь на кон Убийцу? Чего ради? – он почесал в затылке. – Мы же по-дружески играем, Горрон.

Тот помолчал, потом оскалил зубы.

– Я не собираюсь еще раз проигрывать ему, Келош. – Он мотнул головой в сторону Давьяна. – Мне нет дела, у кого он учился и сколько уродов убил. Ты на него посмотри – младенец же! – Горрон прожег мальчика взглядом. – Не верится мне, что он знает, за какой конец держат меч. Пусть-ка попробует его выиграть!

Келош пожал плечами.

– Твое дело, Горрон, – бросил он, взглядом извинившись перед Давьяном. И оглядел игроков.

– Кто-нибудь объявит геш?

Давьян видел, как мотнул головой Вирр. Ясно было, что Горрон любит свой клинок, «убивший тысячи еретиков и уродов». Мучивший его весь вечер страх вдруг сменился обжигающим гневом. Эти люди убивали одаренных. Убивали таких, как он, как Аша и Вирр. И гордились этим!

– Геш, – тихо произнес он.

Горрон вздрогнул так, словно Давьян его ударил. Мальчику было что терять – и только дурак мог допустить, что Горрон блефует на такой крупной ставке. Келош взглянул в лицо своему приятелю и застонал.

– Может, найдем, чем расплатиться вместо…

Слова Келоша заглушил яростный вскрик Горрона. Давьян опомниться не успел, а охотник, выхватив из-за пояса кинжал, уже рванулся к нему.

Время замедлило ход.

Ярость на лице Горрона яснее ясного сказала Давьяну, что удар будет смертельным. Не вставая с места, он сдернул со стола Убийцу и отчаянным движением заслонился клинком.

Кончик меча вошел охотнику в грудь.