Старший детектив-инспектор Джек Логан подождал, пока дверь с жужжанием отворится, потом прошел в проем и продолжил свой путь по безупречно чистым и неприютным коридорам психиатрической больницы Карстерс.
В конце коридора он свернул налево, прошел еще через несколько дверей, потом по широкой лестнице поднялся на следующий этаж. Он мог бы воспользоваться лифтом, но подниматься по лестнице обычно было быстрее. И кроме того, никогда не знаешь, с кем можешь оказаться в кабине лифта и что может случиться в этом замкнутом пространстве.
Он шел по больнице словно на автопилоте – этот путь старший инспектор проделывал столько раз, что уже сбился со счета. На свете существовало множество мест, которые Логан хотел бы знать как свои пять пальцев. Венеция. Южная Франция. Может быть, даже Багамы. Но нет. Из всех существующих на Земле мест лучше всего ему, похоже, была знакома строго охраняемая психиатрическая лечебница в Южном Ланкашире, где содержали насильников, убийц и много кого еще похуже.
Когда-то давно ему было трудно поверить в это «еще похуже», но двадцать лет работы быстро избавили его от подобных сомнений.
Дни визитов в больницу были достаточно плохи: они позволяли продегустировать различные сорта тех ужасов, которыми он в конечном итоге вынужден был объесться до отвала.
Но еще хуже стало, когда Логана повысили до старшего инспектора следственного отдела и перевели на расследования особо тяжких преступлений; здесь ему приходилось видеть такое, что заставило бы обычного насильника-убийцу замотать головой от отвращения.
Еще одна дверь преградила ему путь; два квадратных окошка в этой двери были с обеих сторон забраны сеткой из толстой проволоки. Логан остановился и бросил нетерпеливый взгляд на камеру, установленную над дверью.
Он увидел свое отражение в широком объективе камеры и неохотно попытался пригладить волосы. Потом провел рукой по подбородку, словно пытаясь стереть щетину, которая в последние несколько дней успешно избегала встречи с бритвой.
Логан выглядел именно так, как должен выглядеть человек, обреченный иметь дело с законом, – хотя не обязательно на той стороне, на которой он в конечном итоге оказался. Он был высок и крепко сложен, однако чаще всего немного сутулился, словно пытаясь скрыть свой рост.
Дверь зажужжала. Логан потянул створку на себя, кивнул в сторону камеры и проследовал дальше, признательный за то, что задержка была недолгой.
Здесь его лицо хорошо знали – и неудивительно. Он посещал это заведение чаще, чем некоторые из врачей.
За следующей дверью поперек коридора стоял стол, похожий на конторскую стойку; плексигласовый щит оберегал сидящую за столом дежурную медсестру. Логан остановился у стола, положил на столешницу видавшую виды папку, которую до этого нес под мышкой, и расписался в журнале посещений.
– Вы сегодня припозднились, – сказала из-за щита медсестра. Она работала здесь относительно недавно. В первый раз Логан увидел ее четыре визита назад, может быть, пять; значит, она на этой должности всего пару месяцев. Медсестра была пухлой и с виду добродушной, и Логан сомневался, что она продержится здесь долго. Быстрый взгляд на газету, лежащую перед ней на столе и открытую на разделе вакансий, подтвердил его подозрения.
И Логан не мог винить эту женщину.
– Кошмарное утро, – отозвался он, потом слегка поморщился, недовольный собственным выбором слов. – Я имею в виду – много дел.
Взгляд его упал на часы, висящие на стене позади стойки. Они были окружены маленькой круглой решеткой, закрепляющей их на месте. Логан знал: это было сделано для того, чтобы никто из здешних обитателей не смог сорвать часы со стены и пристукнуть ими какого-нибудь бедолагу; однако ему нравилось представлять, что часы тоже находятся в заключении, как и все пациенты клиники.
Поставив подпись с широким росчерком, он взял со стойки свою папку.
– Он готов?
Дежурная кивнула.
– Готов. Ну, как обычно. Я не стала бы ожидать многого.
Логан что-то проворчал в ответ, потом сделал шаг прочь от стола.
– Ах да, инспектор…
– Что такое?
Медсестра выдавила обеспокоенную улыбку.
– Прежде чем вы пойдете туда, вас хотел видеть доктор Рамеш.
Логан остановился и обернулся.
– Кто?
– Мистер Логан? – Из-за двери чуть дальше по коридору выглянул бородатый азиат лет сорока пяти и жестом поманил Логана к себе – старшему инспектору такая фамильярность не понравилась. – Прошу вас, пройдемте в мой кабинет; я хотел бы поговорить с вами.
Рамеш тоже недолго работал в этой клинике – даже меньше, чем дежурная. В отличие от нее, он держался профессионально и очень сухо, так, что это даже можно было принять за неприязнь, – однако у него было больше шансов удержаться на этой работе, чем у пухлой медсестры. Когда Логан закрыл дверь кабинета, доктор уселся за свой стол, а потом указал на кресло напротив, приглашая детектива последовать его примеру.
– Спасибо, я постою.
Рамеш тихонько цокнул языком, пару секунд спустя пришел к выводу, что ему не нравится такая большая разница в росте, и тоже поднялся на ноги.
Кабинет был маленький, но невероятно аккуратный – до такой степени, что абсолютно не напоминал рабочее место. Скорее он походил на демонстрационную инсталляцию в «IKEA» – что-то вроде примера обстановки кабинета для врача, лишенного малейших проблесков воображения.
Столешница была раздражающе пуста, не считая стопки из шести тяжеленных даже на вид медицинских фолиантов, расположенной так, что любой, сидящий напротив доктора, мог прочитать их заковыристые названия. Корешки фолиантов были гладкими, без единого залома, и эта тщательно подготовленная инсталляция поведала о нынешнем обитателе кабинета все, что требовалось знать Логану.
– Я этим недоволен, – произнес Рамеш и ткнул указательным пальцем в столешницу. – Я совершенно этим недоволен.
Он говорил с акцентом, однако тот был значительно смягчен и сглажен. Логан предположил, что доктор, похоже, обучался общепринятому британскому произношению в какой-нибудь закрытой частной школе. И это отнюдь не изменило к лучшему мнение детектива об этом человеке.
– Недовольны чем?
– Вами. Им. Всем этим делом. Вы не должны приходить сюда вот так. Это нечестно.
Логан переступил с ноги на ногу, извлекая протяжный скрип из застеленного ковром пола.
– Нечестно?
– Мистер Петри – здешний пациент, – сказал Рамеш. Он был на несколько дюймов ниже Логана, но изо всех сил делал вид, будто не замечает этого. Еще старательнее он пытался удержать взгляд старшего инспектора – и ему это удавалось лучше, чем большинству полицейских, с которыми тот когда-либо общался.
– Мистер Петри осужден за убийство троих детей, – ответил Логан. – Кроме того, он ключевой свидетель в текущем расследовании.
– Да, но это вовсе не текущее расследование, верно, инспектор? – спросил Рамеш, и его акцент усилился. – Вы поймали его. Он предстал перед судом.
– Старший инспектор, – поправил Логан. Он поднял голову и расправил плечи, вынуждая доктора слегка отклониться назад, чтобы не прервать зрительный контакт. – И я прекрасно сознаю, что мы поймали его, однако он продолжает скрывать важную информацию, что не позволяет нам полностью закрыть дело. Именно поэтому я здесь.
– Снова, – заметил Рамеш. Он придвинул кожаное кресло ближе к столу и положил руки на высокую спинку. – Я просмотрел записи в журнале. Похоже, вы приходите сюда нередко.
– Часто, – согласился Логан.
– Кое-кто может назвать это притеснением.
– Они могут называть это как угодно, – парировал полицейский. – Пока он не даст нам нужные сведения, следствие будет продолжаться. Но после этого я с великой радостью забуду об этом ублюдке навсегда. – Он поднял указательный палец и подался чуть ближе. – Однако, возможно, потрачу несколько минут на то, чтобы сплясать на его могиле. – Он растянул губы так, что это могло сойти за улыбку, однако на самом деле ею не было. – Как вам такой ответ?
Пальцы Рамеша мяли спинку кресла, точно массируя ее. Он медленно вдохнул через нос, то ли пытаясь тянуть время, то ли намереваясь сказать что-либо, способное – по его мнению – усугубить ситуацию.
Как оказалось, это был второй вариант.
– Я знаю вашего суперинтенданта, – заявил доктор. Он сделал многозначительную паузу, позволяя Логану ухватиться за этот новый кусочек информации. – Мы состоим в одном гольф-клубе.
Логан фыркнул, пожал плечами и покачал головой.
– А мне что до этого? Я всегда считал гольф дурацкой игрой. Лично мне куда больше нравится дартс. – Он склонил голову, вознаграждая доктора мимолетным кивком. – Не сочтите за оскорбление.
Судя по выражению лица Рамеша, тот все-таки оскорбился, но Логан не собирался из-за этого терять покой и сон. Видит бог, он и так не высыпался.
– Что ж, я намерен поговорить с ним. С Гордоном. Насчет… – Рамеш неопределенно махнул рукой в сторону Логана, – … всего этого. Это нечестно. Это не должно продолжаться. Мой предшественник мог относиться к этому снисходительно, но… так продолжаться не может. Я это не приемлю.
– Ладно, передайте Горди привет от меня, – отозвался Логан и приподнял потертую картонную папку, словно салютуя. – И я перестану раздражать вас своими визитами сразу же после того, как мистер Петри ответит на мои вопросы. Хорошо?
Когда Логан повернулся и открыл дверь, пальцы доктора крепче стиснули спинку кресла.
– И как именно он должен это сделать? – требовательно спросил Рамеш. – А? Как он должен это сделать, по вашему мнению?
Логан помедлил в дверном проеме, почти полностью заняв его. Прищурился, обдумывая ответ, потом щелкнул языком.
– Я уверен, мы что-нибудь придумаем, – сказал он, затем шагнул в коридор и закрыл за собой дверь.
Логан сел в формованное пластиковое кресло и посмотрел в лицо зла. В свою очередь, лицо зла рассеянно улыбнулось ему, и его глаза, в которых мерцало непонимание, так и не сфокусировались окончательно на посетителе.
Логан на это не купился. Он никогда не покупался на это – и не важно, что говорили врачи.
Оуэн Петри. «Мистер Шепот», как его когда-то прозвали СМИ. В прошлом, когда он похитил и убил трех маленьких мальчиков, и прилагал все усилия для того, чтобы похитить еще двух.
Именно показания этих несостоявшихся жертв и стали причиной такого странного прозвища. Оба упоминали о том, каким голосом говорил Петри, когда пытался заманить их в свой фургон – тихим, хриплым шепотом, – и газеты мгновенно ухватились за это.
Сейчас он сидел в старомодном кресле с высокой спинкой; оно было настолько огромным, что Петри казался в нем съежившимся и даже испуганным. В былые времена, до своего ареста, он всегда выглядел безупречно: выходил из дома только в костюме с галстуком и наглаженной рубашке, в начищенных ботинках и с модной прической. Сейчас же сидел, сгорбившись, одетый в старый спортивный костюм серого цвета; застиранная футболка была ему велика на несколько размеров, так что он буквально тонул в ней. Весь перед рубашки покрыт пятнами от еды – оранжевыми пятнами разного оттенка, намекающими на то, что карри было регулярным блюдом в больничном меню.
Он не брился уже несколько дней – или его не брили, как предположил Логан. В темных зарослях отросшей щетины густо пробивалась седина. Волосы на левой стороне головы коротко острижены под машинку, правая сторона почти лысая – шевелюра Петри так и не отросла после травмы, ввергшей его в нынешнее состояние.
Предположительно ввергшей его в нынешнее состояние.
Палата была одноместной и такой же унылой, как все остальные помещения больницы. Помимо кресел в ней была только узкая кровать, еще более узкий гардероб и рабочий стол, которым никто никогда не пользовался. Все грани мебели были сглажены, углы скруглены.
Большое окно палаты было поделено на маленькие квадраты, разделенные толстыми брусьями, которые пересекались под прямым углом. Мрачный вид, открывающийся из окна – оно выходило на такое же унылое крыло больницы, – весьма радовал Логана. В самый раз для такого ублюдка, как Петри.
А может быть, даже это для него было слишком хорошо.
Маленький больничный столик на колесах, обычно стоящий у кровати, сейчас был передвинут так, чтобы разделять обоих мужчин. На нем стоял пластиковый кувшин с водой комнатной температуры, но к нему никто не притронулся. Логан взял кувшин и переставил на рабочий стол, который, как и все в палате, располагался на расстоянии вытянутой руки.
– Оуэн, – начал он, открыв папку. – Мне сказали, что в последние несколько недель у тебя наметилось просветление. Надеюсь, это значит, что ты готов мне помочь.
Петри нахмурил брови. Он говорил с трудом, словно по одному выталкивал слова изо рта, а они изо всех сил сопротивлялись ему. Говорил он по-прежнему тихим горловым шепотом, благодаря которому получил свое прозвище, и от этого шипения по спине Логана пробегали мурашки.
– Помочь вам? К-как?
Логан посмотрел ему в глаза.
– Ты знаешь как, Оуэн. Мы это уже обсуждали.
Он достал из папки фотографию формата А4 и положил на столик между ними. Это было увеличенное изображение, цветное, но зернистое – улыбающийся мальчик, одетый в костюм Красного Рейнджера из «Могучих рейнджеров». Костюм был ему слишком велик, рукава даже пришлось подвернуть, но мальчику, похоже, было все равно. Он выглядел невероятно гордым; его лицо было обращено к камере, а руки были подняты в подражании боевой стойке карате.
Логану не нужно было смотреть на фотографию, чтобы вспомнить это. Изображение уже давным-давно отпечаталось в его памяти.
– Дилан Мьюр. Три года.
Петри не стал смотреть на фото. Сразу – не стал. Только когда Логан постучал костяшками пальцев по пластиковому столу, взгляд Петри обратился на снимок. Пациент мило улыбнулся и издал чуть слышное «о-о-о», заставившее Логана ухватиться за кресло, чтобы не броситься на этого ублюдка.
– П-похоже, с-славный мальчик. – Слова по-прежнему сходили с его языка медленно, с трудом.
Логан мысленно досчитал до пяти, прежде чем продолжить:
– Да, он был славным мальчиком, Оуэн. Хорошим, добрым. Его все любили. Друзья. Сестра, родители. Замечательный малыш. А потом он умер.
На лице Петри промелькнуло хмурое выражение. Он постучал кончиком пальца по краю фотографии, словно проверяя, действительно ли она настоящая. Произнес, заставляя себя поднять взгляд, чтобы посмотреть в глаза Логану:
– О… – При этом он продолжал постукивать пальцем по нижней кромке фото, одновременно выдавливая слова: – Ч-что же с ним с-случилос-сь?
Логан подался вперед, сокращая расстояние между ними. Голос его стал тише, тон сделался угрожающим.
– Вот поэтому я здесь, Оуэн. Я надеялся, что ты сможешь мне это сказать.
Петри не вздрогнул и не сделал попытки отпрянуть. В глазах его не промелькнуло ничего. Логан был вынужден отдать ему должное – он умел носить маску.
– Я н-ничего не зн-наю.
– Видишь ли, я считаю, что ты знаешь, – возразил Логан, покачав головой. – Нет. Я знаю, что ты знаешь, Оуэн.
Он положил на столик еще три фото. Дилан Мьюр на качелях. Дилан Мьюр за туалетным столиком матери, на лбу у него размазана полоса помады. Дилан Мьюр по самое запястье засовывает руку в пакет с чипсами. Петри наблюдал за тем, как Логан выкладывает их, – наблюдал сосредоточенно, как будто смотрел на работу фокусника, пытаясь разгадать секрет хитрого трюка.
Логан позволил ему несколько секунд рассматривать фотографии, а потом выложил последний снимок. Это фото было меньше остальных – и единственным из всех не было цветным. Оно легло поверх предыдущих снимков, шлепнувшись ровно посередине.
Дилан Мьюр привязан к стулу, слезы проложили дорожки по его грязным щекам. Логан, даже не глядя, видел выражение лица мальчика. Каждую черту. Каждую складку. Каждый миг страдания, запечатленный на этом лице. Он запомнил все это.
Петри опустил голову и уставился на последний снимок – словно глядя поверх очков. В течение нескольких секунд он изучал фото, потом отшатнулся назад, словно только сейчас осознал, что именно видит.
– М-мне это н-не н-нравится, – запинаясь и растягивая слова сильнее прежнего, выговорил он.
– Да, мне это тоже не нравится, – согласился Логан. Потом достал из папки еще две фотографии и по одной выложил их на столик. – И мне не нравится этот снимок Льюиса Бриггса. Или этот снимок Мэтью Деннисона.
Взгляд Петри теперь был устремлен куда-то поверх плеча Логана, на серое здание за окном. Старший инспектор сместился вправо, перекрывая пациенту поле зрения.
– Посмотри на них, Оуэн. – Петри замотал головой. – Посмотри на фото.
– Я н-не х-хочу.
Логан схватил фотографии, по одной в каждую руку, и поднял их перед самым лицом Петри.
– Мы нашли Льюиса. Мы нашли Мэтью. Слишком поздно, да. Мы нашли их слишком поздно – но все же нашли. По крайней мере, их семьи теперь знают, что с ними случилось.
Он положил фотографии на столик и поднял черно-белый снимок Дилана Мьюра, держа его с почти благоговейной бережностью и глядя в широко раскрытые глаза мальчика.
Какое-то время ему представлялось, что они могли бы найти этого мальчика живым. Где-нибудь. Как-нибудь. Когда-нибудь. Но потом, в редкий миг откровенности, Петри наконец-то сознался в убийстве Дилана, разбив эту надежду.
Так же, как разбил множество других надежд.
– Но мы так и не нашли Дилана. Ты так и не позволил нам обнаружить его тело, чтобы мы могли хотя бы этим утешить его родных.
Петри открывал и закрывал рот, глаза его были стеклянными; он напоминал золотую рыбку, взирающую на мир из своего аквариума.
– Прекрати спектакль, – прошипел Логан и щелкнул пальцами перед самым лицом пациента. Веки Петри затрепетали, но теперь он смотрел сквозь Логана, взгляд его был пуст.
– Где он, Петри? – спросил Логан. – Скажи мне, что ты с ним сделал? Скажи мне, где ты его оставил. Скажи мне, где его искать.
Петри нахмурился сильнее, морщины на его лбу превратились в затененные рытвины. Так он сидел добрых десять секунд, потом моргнул – один раз, два раза, словно клиент гипнотизера, выходящий из транса.
Лицо его разгладилось. Он посмотрел на Логана и рассеянно улыбнулся, словно видя его впервые, но замечая в нем что-то знакомое. Подняв руку, задумчиво ощупал вмятину, навсегда изменившую форму его черепа; его пальцы скользнули вдоль линии шрама.
О проекте
О подписке