Цитаты из книг автора «Джеффри Дивер»

Мы, немцы, любим музыку и беседу, ценим тонкое шитье, держим улицы в безукоризненной чистоте, загораем на пляже у Ванзее, покупаем детям обновки и сласти. Нас до слез трогает «Лунная соната», стихи Гёте и Шиллера… А теперь мы, немцы, одержимы дьяволом.

бертильонажу, антропометрической системе, в которой преступников идентифицировали по росту, длине и объему головы, длине рук, пальцев, стоп.

«Я видел войну снаружи и изнутри, – думал Эрнст. – На поле боя ужасно, до немыслимого ужасно, только насколько чище, проще, даже невиннее война по сравнению с борьбой, в которой враги не напротив, а рядом с тобой».

в Германии революция невозможна: полиция не позволит.

Он был Цезарем, он был Макбетом, он был Ричардом. Когда его безумие исчерпает себя, его изгонят или убьют, или он сам себя убьет (вспышки гнева у него дышат безумием), образуется гигантская лакуна, которую займут другие.

«Опишите идеального арийца. Ну, он блондин, как Гитлер, строен, как Геринг, и высок, как Геббельс».

Пол шагнул к кельвинатору[2]. Внутри оказалось три бутылки молока (содержимое двух скисло), сыр «Крафт», упаковка сушеных персиков «Сансвит» и несколько бутылок колы «Роял краун». Для них нашлась открывашка.

Работа с подозрительными документами» Альберта С. Осборна.

семьи. Их, быть может, допросят, а потом оставят в покое, если, разумеется, никто из них не совершал противоправных действий. – Что вы! Моя семья ни в чем не виновата. – В таком случае никто из них не подвергнется насилию. Мы позаботимся о том, чтобы их переселили в безопасное место. Я также обеспечу вам личную защиту на время суда, но все это, если вы будете с нами совершенно искренни. Я засвидетельствую, что вы сотрудничали с нами, и это примут во внимание ФБР и органы прокуратуры при выдвижении обвинения против вас, а потом и при вынесении приговора. – Вы действительно защитите мою семью? – спросил он, а потом добавил шепотом: – Даже от Генри Лавинга? – Да, – твердо ответил я. – Мы защитим вас всех и от него тоже. Загаев размышлял, казалось, целую вечность. Я посмотрел на его амулет – Александр II с импозантными усами. Бесспорно, самый либеральный из российских императоров, он отменил крепостное право, но все равно был казнен революционерами. – Хорошо, я на все согласен, – сказал наконец Загаев, обмякнув в кресле. Я сел на свое прежнее место, а Берт вернулась во главу стола.