Идеи экономистов и политических мыслителей, как верные, так и ошибочные, имеют гораздо большее значение, чем принято считать. По сути, только они и правят миром. Прагматики, считающие себя свободными от интеллектуального влияния, обычно являются рабами какого-нибудь ушедшего в мир иной экономиста»
Джон Мейнард Кейнс, «Общая теория занятости, процента и денег (1936)
Технологии дефляционны.
Это не предположение. Это природа технологий. А поскольку технологии все больше внедряются в окружающий нас мир, это означает, что мы вступаем в эпоху невиданной ранее дефляции. Нравится нам это или нет, но факты остаются фактами.
Наши экономические системы создавались не для современного мира, где правят технологии и падают цены. Они создавались для дотехнологической эпохи, которая характеризовалась неразрывной связью труда и капитала, была ориентирована на рост цен и инфляцию и позволяла делать деньги на дефиците и неэффективности. Та эпоха закончилась. Но мы продолжаем делать вид, что прежние экономические системы все еще работают.
Мы находимся на критически важном этапе развития, потому что многие наши решения так или иначе связаны с экономикой. Выбор, который мы совершаем, в большинстве случаев сводится к экономическим реалиям: компромиссу между воспринимаемой ценностью и ценой. Мы хотим заботиться об окружающей среде, но выбираем более удобный, а не более экологичный автомобиль. Мы хотим питаться натуральными, органическими продуктами, но не желаем или не имеем возможности платить за них более высокую цену. С бизнесом та же история. Бизнес – это просто принятие решений с целью успешного развития, а также конкуренции с другими аналогичными бизнесами. «Успешное развитие» часто сводится к суровым экономическим реалиям – ценности (воспринимаемой или реальной), которую бизнес предлагает потребителям. От того, насколько успешно вы принимаете экономические решения, чтобы обходить конкурентов и завоевывать рыночные ниши, зависит практически все. Ваш доход, образ жизни, возможности для отдыха и путешествий, финансовое благополучие вашей семьи – все это базируется на экономике.
Периодически мы узнаем что-то новое, что перечеркивает наши прежние взгляды и представления. В такие моменты фундамент наших знаний рушится, а с ним – и многие убеждения, основанные на этих знаниях. Переосмысление – достаточно трудный процесс, потому что отказываться от своих убеждений нелегко.
Мы находимся на распутье. То, что работало в прошлом, не будет работать в будущем. Технологии развиваются слишком стремительно – и с каждым днем все стремительнее. Даже при большом желании мы не можем загнать этого джина обратно в бутылку. Нам необходимо создать новую систему национальной и мировой экономики, причем как можно скорее, иначе технологии, способные принести нашему миру изобилие и процветание, уничтожат его.
Сегодня единственной движущей силой экономического роста является легкодоступный заемный капитал, который создается с непостижимой скоростью. Рост объемов такого кредитования и соответствующих долговых обязательств продолжает мариновать нас в устаревшей экономической системе, как пресловутых лягушек в кастрюле с медленно нагревающейся водой. Пытаясь искусственно управлять этой системой, мы создаем не только экономические проблемы. Наш мир становится все более поляризованным и небезопасным.
Такие, казалось бы, случайные события, как Брексит, избрание Трампа, рост популизма и ненависти в нашем мире, вовсе не случайны и не изолированы друг от друга. Все они связаны с утратой надежд на лучшее будущее значительной частью населения. Причина утраты надежд кроется в новой экономической реальности, где не только малообеспеченные, но и средние слои населения чувствуют себя обманутыми и обделенными. Вместо того чтобы в наш век технологий иметь пятнадцатичасовую рабочую неделю, как предрекал Кейнс столетие назад в статье «Экономические возможности наших внуков», многие люди работают дольше и вполне обоснованно боятся потерять работу. Они не знают, как будут обеспечивать свои семьи и основные потребности, когда их доходы окончательно упадут. При этом мы наблюдаем стремительный рост социально-экономического неравенства: в настоящее время 5 процентов населения Соединенных Штатов владеют более чем двумя третями национального богатства, тогда как остальные 95 процентов борются за свою долю одной трети пирога1. Всего три человека – Джефф Безос, Билл Гейтс и Уоррен Баффет – богаче, чем 50 процентов населения.
Легко сваливать всю вину на богатых, но фокус внимания следует сместить на отжившую систему, усиливающую вопиющее неравенство. На самом деле многие из богатейших семей мира осознают и пытаются исправить рискованные для общества перекосы, публично высказывая свое мнение и/или занимаясь благотворительностью. Они запустили филантропическую инициативу «Клятва дарения», участники которой обязуются пожертвовать половину или более своего состояния на благотворительные цели; на момент написания данной книги к ней присоединились 204 человека. Но это ничего не решает.
Концентрация богатства за последнее столетие стала беспрецедентной. Понятно, что мир становится все более небезопасным. Народ с растущей тревогой за свое экономическое будущее наблюдает за тем, как избранные лица создают баснословные состояния. Такая среда – благодатная почва для революций. Утрата доверия к системам предсказуемо ведет к обвинениям и разногласиям, которые могут быть оппортунистически перенаправлены на целевые группы, такие как иммигранты, религиозные общины, политические партии, другие страны и т. п. Иными словами, наблюдается резкий подъем популизма из-за несправедливости системы. Это напоминает ситуацию, сложившуюся в начале 1930-х годов, когда потеря надежды спровоцировала рост народных волнений и идеологических течений по всему миру, что в итоге привело ко Второй мировой войне.
Та же потеря надежды движет сегодняшними выборными кампаниями. Государства, некогда считавшие себя просвещенными, а ныне раздираемые ксенофобией, становятся на путь протекционизма и закрывают границы. Целые народы идут на поводу у политиков, которые нагнетают озлобленность и напряженность своими байками типа «вокруг одни враги», не понимая коренных причин новой реальности. Многие из них используют социальные сети как мощное оружие для консолидации власти. Они создают влиятельные онлайн-сообщества, провоцирующие уличные беспорядки. В Германии крайне правая популистская партия Alternative für Deutschland («Альтернатива для Германии») на выборах 2013 года не получила ни одного места, а в 2019 году сформировала крупнейшую оппозиционную фракцию в парламенте. Авторитарные режимы процветают по всему миру. Тенденция к усилению имущественного неравенства, поляризации и раздоров представляет собой одну из главных угроз нашему коллективному будущему. И все вышеперечисленное обусловлено одной причиной – сохранением экономической системы, разработанной для других реалий.
Как мы к этому пришли? И куда мы идем?
Всю свою жизнь мы жили в мире, где движущей экономической силой была надежда на лучшее будущее, в мире, где царит рост. Наши родители и родители наших родителей выросли в таком же мире. Мы знаем только его.
Американская мечта основывается на идее, что упорным трудом и/или изобретательностью любой человек может достичь почти всего, чего захочет. Центральное место в этой концепции занимает высокооплачиваемая работа. Мы рассчитываем, что со временем будем зарабатывать все больше, и надеемся, что наши доходы будут расти быстрее, чем цены. Если нам удается купить активы, рост их стоимости из-за инфляции в долгосрочной перспективе создает богатство. Если мы купим активы на заемные средства (то есть используем левередж, или финансовый рычаг), наша прибыль будет еще выше, потому что актив увеличивается в цене, тогда как долг в денежном выражении остается прежним – а с учетом инфляции и ростом наших доходов из-за инфляции мы возвращаем значительно меньшую сумму.
Операции с жилой недвижимостью – классический пример задействования левереджа. Мои родители купили свой первый дом в пригороде Ванкувера, Канада, в 1977 году за 69 тысяч долларов. На то время это были для них большие деньги, но с первоначальным взносом в размере 10 тысяч долларов и ипотекой в 59 тысяч долларов вполне подъемные. Родители уже тогда понимали выгоду покупки активов в условиях инфляции. Их доходы на протяжении всей карьеры росли, и выплачивать ипотеку становилось все легче. К тому же инфляция постоянно увеличивала стоимость их дома, и сегодня он стоит около 1,5 миллиона долларов.
В принципе, ту же закономерность демонстрируют почти все активы, будь то акции, ресурсы или предметы искусства. И в ней нет ничего в корне неправильного. Она способствует обогащению и процветанию. Владельцы активов действительно процветают больше других, что усиливает неравенство, но в целом этот процесс помогает большей части мира выбраться из бедности.
Но что произойдет, когда мы больше не сможем рассчитывать на систему роста и инфляции? Что, если более мощная сила сведет на нет наши усилия по обесценению бумажных денег? И что, если, отчаянно цепляясь за устаревшую инфляционную модель, мы усугубим имущественное неравенство, поляризацию и раскол в наших обществах?
Сегодня мы находимся именно в такой ситуации. Основанная на постоянном росте и ожидаемой инфляции система, на которой зиждутся экономики наших стран, дышит на ладан. Технологии – это настолько мощная дефляционная сила, что в конце концов мы не сможем ей противостоять.
Первый сотовый телефон я получил в подарок от своего первого работодателя в 1988 году. Это был невероятно особенный и совершенно неожиданный презент. В 1988 году мало кто мог назвать себя счастливым обладателем сотового телефона, а Motorola 8000 являлся одним из первых действительно портативных мобильников – до этого их приходилось носить в чемоданах. Телефон был весом и размером с кирпич, с длинной антенной. Его хватало на тридцать минут разговора, для чего этот агрегат следовало заряжать десять – двенадцать часов, и стоил он около 2000 долларов. Мои друзья просили позвонить по нему только для того, чтобы сказать, что они разговаривают по мобильному телефону, а я старался не слишком это поощрять, потому что звонки стоили 1,5 доллара за минуту. Никаких текстовых сообщений, никаких приложений, никаких данных, только телефонные звонки – но эта возможность позвонить в любое время, а не искать монету и телефон-автомат, являлась поистине революционным достижением. Мой первый счет за мобильный телефон с оплатой за роуминг составил около 1200 долларов. Я хорошо это помню, потому что тогда 1200 долларов были для меня бешеными деньгами. Но в 1988 году передо мной, наконец, открылся мир технологий.
Прошло каких-то тридцать лет, и то, как далеко мы продвинулись, просто поразительно.
Достаньте свой смартфон. Какого он размера? Сколько он стоил? Сколько им можно пользоваться? Какие у него функции?
Дефляционная сила сделала наши телефоны более дешевыми и функциональными: превратила телефон в камеру, фонарик, карту, рулетку, календарь, бумажник, проигрыватель и еще миллион вещей. И все это бесплатно или почти бесплатно.
Использование технологий растет экспоненциально; соотношение между производительностью и ценой увеличивается в геометрической прогрессии. Мы получаем все большую выгоду, а цена продолжает падать. Технологии приносят в нашу жизнь невероятное изобилие, и оно окружает нас повсюду. В главе 4 мы подробно рассмотрим, что лежит в основе такого необычайного роста производительности. Но чтобы получить убедительную картину дефляционного характера технологий, достаточно просто взглянуть на свои телефоны.
Выражаясь простым языком, дефляция – это когда вы получаете за свои деньги больше, а инфляция – это когда вы получаете за свои деньги меньше. При дефляции валюта становится более ценной, так как ее покупательная способность, то есть способность обмениваться на определенное количество товаров и услуг, растет. При инфляции все наоборот: цены на товары и услуги растут, а покупательная способность валюты падает, поэтому валюта обесценивается.
Сама по себе дефляция не является ни добром, ни злом. Важно только то, куда вы вкладываете деньги. Победители и проигравшие будут при любом сценарии. При инфляции выигрывают держатели активов – как мои родители со своим первым домом, – потому что доллары становятся дешевле, а активы соответственно дорожают. При дефляции выигрывают держатели валюты, потому что со временем они могут купить на свои деньги больше товаров и услуг, чем сегодня.
Проблема в том, что мы по-прежнему считаем, будто дефляция ограничивается отдельными секторами нашей экономики, а мы всю жизнь будем покупать более навороченные и дешевые гаджеты, но при этом извлекать выгоду из инфляции. И мы по-прежнему смотрим на технологии сквозь узкую призму мобильных телефонов.
Даже слегка расширив кругозор, мы часто ассоциируем сферу высоких технологий с такими гигантами, как Apple, Google, Microsoft, Facebook, Amazon, а в Китае – с Tencent, Baidu и Alibaba. Порой мы даже не осознаем, что эти компании, которые мы так превозносим, пользуясь их услугами, и есть та самая дефляционная сила. Мы получаем все больше за меньшие деньги, будь то информация Google или сервисы Amazon.
О проекте
О подписке