Читать книгу «Женщины-суфии» онлайн полностью📖 — Джавада Нурбахш — MyBook.
image

Коранические стихи, цитируемые суфиями

 
А тех, которые усердствовали за Нас, —
Мы поведем их по Нашим путям. (29:69)[2]
 
 
Разве не наступила пора для тех, которые уверовали, чтобы смирились их сердца при поминании Аллаха и того, что Он ниспослал из истины, и чтобы они не были, как те, кому даровано писание раньше. Затянулся над ними срок, и ожесточились их сердца, и многие из них распутны. (57:16)
 
 
Терпи душой с теми, которые взывают к их Господу утром и вечером, стремясь к Его лику, и пусть твои глаза не отвращаются от них со стремлением к красоте здешней жизни, и не повинуйся тем, сердце которых Мы сделали небрегущим к поминанию о нас и кто последовал за своей страстью, и дело его оказалось чрезмерным. (18:28)
 
 
В тот день, когда не поможет богатство и сыны, кроме тех, кто придет к Аллаху с беспорочным сердцем. (26:88-9)
 

Согласно суфиям, такие стихи отсылают к ним.

Преобразование суфизма после 7 века

В начальный период развития суфизма суфии большей частью занимались отправлением молитвенных бдений и аскезой (зухд). Постоянные ночные бдения были одним из моральных качеств, высоко ценимых Пророком, тогда как аскеза произрастала из попыток суфиев «упразднить мирское». Практика аскетизма большей частью включала в себя молчание, уединение, пост и непрестанное произнесение одного из Божественных имен (зикр)[3]. Вначале практика зикра заключала в себе не только повторение различных Имен Бога и фраз (наиболее употребительной из которых была «ла илаха илла'ллах» — «нет бога кроме Аллаха»), но также обязательную молитву (намаз), чтение вслух коранических стихов (кираат-и Куран) и взывания (адийя).

О важности этих пяти основополагающих практик суфизма говорится в персидском стихе:

 
Непрестанное поминание Бога,
     молчание, бодрствование, пост и уединение —
С этими пятью, ставшими практикой,
     несовершенные достигают совершенства.
 

Образцом практик этого периода развития суфизма служил Хасан аль-Басри (692–728). В своем суровом воздержании и аскезе он ставил набожность (таква) выше молитвы (салат) и обязательного мусульманского поста (руза). Кушайри передает, что Хасан аль-Басри как-то сказал: «Крупица истинной набожности лучше, чем тысяча мер молитвы и поста». Сходный призыв к аскезе содержится и в высказывании, которое также приписывают ему:

О сын Адама, бдительно следи за своей душой, ведь кроме нее, у нас нет иного. Если душа твоя спасется, и ты спасешься. Если же она проклята, и ты будешь проклят с ней вместе. В спасении других нет пользы для тебя. Все благословения, кроме райских – ничто, и все бедствия, кроме огня геенны, легковесны.

Хатим Асам (ум. 852), примыкавший к тому же направлению, как-то сказал:

Кто принимает нашу веру, должен испытать четыре вида смерти: белую, черную, красную и зеленую. Белая смерть – это голод, черная смерть – это способность терпеливо сносить нападки людей, красная смерть – это противодействие низшей душе, и зеленая смерть – это шитьё одеяния из заплаток[4]. (Сулами, Табакат ас-суфия)

В начальный период суфии были преисполнены благоговейной веры в райское воздаяние на том свете и страшились огня геенны, всю жизнь стремясь к совершенству в благочестии.

На второй стадии развития суфизма к аскетизму добавилась любовь (эшк) и добротолюбие (махаббат). Особое внимание к Божественной любви постепенно вытеснило прежний страх Божьей кары. Доминирующий мотив у суфиев этого периода – поклонение Богу не из страха перед огнем геенны и не из надежды на рай, а, пожалуй, вследствие обожания и любви, которых изначально достойна Истина. В подтверждение этого воззрения часто приводили такой хадис: «Этот мир запретен для людей с того света, а тот свет запретен для людей этого мира, и оба мира запретны для людей Божьих». Среди суфиев этого периода выделялись Рабия, Баязид Бистами (ум. 874) и Шибли. Со страстной одержимостью Рабия признавалась: «Клянусь Твоим величием, что страстно люблю Тебя не потому, что жажду рая или страшусь ада, но за Твою возвышенность и великолепие страстно люблю и поклонясь Тебе».

На вершинах исступленной любви к Богу Рабия позабыла даже о любви к Его Пророку и об отлучении сатаны. Когда ее спросили, любит ли она Бога, она ответила: «Да». А на вопрос, проклинает ли она сатану, она ответила: «Любовь к Богу не оставляет мне времени для поношения сатаны». Когда во сне Рабия увидела Пророка, тот спросил ее: «Любишь ли меня?» Она ответила: «О Пророк Бога! Кто же не любит тебя? Однако любовь к Богу не дает моему сердцу передышки, чтобы помнить о любви к творению».

В сходном состоянии Шибли как-то сказал: «Есть три вида смерти: во имя любви к этому миру, ради любви к тому свету, и во имя любви к Богу. Те, кто умирает, любя этот мир, – лицемеры, умирающие с любовью к тому свету – аскеты, а те, кто умирает в любви к Богу – духовно познавшие».

Когда Баязиду Бистами задали вопрос об аскетизме, он ответил: «Аскеза – дело немудрёное. Я пробыл аскетом три дня: в первый день я воздерживался от мира, во второй – от того света, в третий – от всего иного-чем-Бог».

На этой, третьей стадии развития суфизма и его этическая практика, и теория расширились и достигли зрелости. Среди значительных мастеров этического суфизма этого периода – Абу Саид Абил-Хайр (ум. 1049) и Абул-Хасан Харакани (ум. 1034). Среди тех, кто формировал суфийскую мистическую терминологию, необходимо упомянуть имена Хадж Абдуллы Ансари (ум. 1089), Санаи (ум. 1131) и Фарид ад-Дина Аттара (ум. 1221). Если же говорить о суфиях, которые полностью посвятили себя совершенствованию пути Божественной любви, то прежде всего это Ахмад Газали (ум. 1126) и Рузбихан Бакли Ширази (ум. 1209).

Четвертый период развития – период спекулятивной философии суфизма, который тесно связан с понятием «единства бытия» (вахдат аль-вуджуд). Это эпоха пышного расцвета. Выдающимся представителем этого типа суфизма является Мухйиддин ибн Араби (ум. 1240). Обычно полагают, что высший расцвет суфизма приходится на период от 10 до начала 13 в. Начиная со второй половины 13 в. мистический путь в целом испытывает упадок – невзирая на появление великих мастеров, таких как Джалал ад-Дин Рум. (ум. 1273), Махмуд Шабистари (ум. 1359), Фахр ад-Дин Ираки (ум. 1289) и Шах Ниматулла (ум. 1430). Большинство суфиев этого завершающего периода были самозванцами, дельцами от религии, облаченными в суфийские одежды, с экстравагантными, но ложными притязаниями. Суфизм постепенно утратил свой практический аспект и стал в большей степени абстрактно-теоретическим. В эти последние времена совершенным мастером, к примеру, считался тот, кто ознакомился с трудами Ибн Араби и мог толковать их.

Со второй половины 15 в. и далее даже эта спекулятивная сторона суфизма была утрачена. Разнообразные наставники суфийского пути (тарикат) были настолько не подготовлены, что оказались неспособными должным образом обучать учеников. Так единая линия истинного наставничества превратилась в простое семейное занятие, передаваемое по наследству. Это продолжается по сей день, и ныне особенно очевидно, что суфизм – это своего рода коммерческое предприятие, цель которого – обретение популярности и богатства, где в ход идет любой товар – кроме подлинных изделий суфизма.

Поэтому можно сказать так: поначалу суфизм был состоянием бытия, затем – просто словами, и вот теперь от него не осталось ни состояния, ни даже слов.

Д-р Джавад Нурбахш

Пролог

Снова и снова люди спрашивают этого факира[5], существует ли разница, с точки зрения суфизма, между мужчинами и женщинами. Чаще всего их интересует, встречались ли среди суфиев женщины, которые достигли состояния инсан-и-камил – совершенного человека.

Чтобы осветить эти вопросы и в то же время сохранить разумную краткость, мы рассмотрим некоторые конкретные аспекты данной темы.

В Коране много мест, где Бог равно обращается и к женщинам-верующим, и к мужчинам. Это означает, что в своей вере (иман) мужчины и женщины равны. Например, те и другие часто упоминаются вместе:

 
Поистине, для мусульман и мусульманок,
Уверовавших женщин и мужчин,
(Душою всей) предавшихся Аллаху,
Для жен благочестивых и мужей,
Для терпеливо-стойких в своей вере,
Творящих милостыню (из даров Господних),
Для женщин и мужчин, что соблюдают пост,
Оберегают целомудрие свое
И об Аллахе поминают каждую минуту, —
Для них Аллах уготовал
Прощение и высшую награду[6].
 

Кроме того, Пророку Мухаммаду приписывается следующий хадис: «Не взирает Бог на твоё внешнее». Смысл речения в том, что на пути восхождения к Истине, в конечном счете, важно тружение сердца, а не телесная форма из плоти и крови.

Более того, все великие суфийские мастера были твердо убеждены, что о любой женщине, вступающей на путь Божественной любви, следует судить не по её «женственности» в смысле пассивности, а исключительно по ее человеческим качествам. Это подтверждается популярностью среди суфиев следующей поговорки: «Искатель Бога – обладает мужеством» (талиб аль-маула музаккар), подразумевающей, что «всякий, кто ищет Бога, является человеком Пути»[7].

Мухйиддин Ибн Араби в 73 главе своего монументального труда о суфизме аль-Футухат аль-макийя рассказывает следующую историю:

Одного из мастеров спросили об истинном числе абдалов[8], пребывающих в мире. «Всех вместе их сорок», – ответил он. «Почему бы не сказать: «сорок мужей»? – спросили его. «Потому что среди них есть также и женщины», – ответил он[9].

Цитируя Аббаса Туси, Аттар в своем «Житии святых» писал: «Когда завтра, на Судном дне, прозвучит призыв: «О люди!», первой, кто выйдет вперед, будет Мария, мать Иисуса».

Достаточно сказать, что женщины, подлинно вставшие на путь, ведущий к Реальности, находятся в том же положении, что и мужчины. Можно сказать и так: поскольку в океане Божественного единства (таухид) не существует ни «я», ни «ты», слова «мужчина» и «женщина» не имеют никакого смысла.

Чтобы передать читателю чувство глубокого уважения по отношению к женщинам в суфизме от истоков ислама до настоящего времени, в данной работе мы приводим биографии женщин-суфиев, начиная с Рабии, наиболее известной женщины-суфия ранних времён, и завершая Хайати – наиболее влиятельной фигурой последнего времени. Надеемся, что эта работа послужит напоминанием об их духовном тружении на пути Божественного единства.

По словам арабского поэта:

 
Если мы воспели женщин,
То и впрямь женщина превосходит мужчину.
Нет изъяна в том, что солнце – женщина,
Как и нет чести в том, что месяц – мужчина[10].
 

Рабия аль-Адавийя

Рабия принадлежит к избранному кругу женщин-суфиев, которые в странствии к Богу превзошли большую часть суфийских мастеров своего времени.

Каждый, кто приводит имена великих суфийских святых от возникновения ислама до наших дней, обязательно называет в их числе и имя Рабии.

Уже одного того, что высочайшее благочестие (таква) Рабии, духовное познание (марифат) и подвижническое самоограничение (зухд) превратили ее едва ли не в символ святости среди женщин-суфиев, достаточно, чтобы описать её исключительное положение.

Её совершенство и добродетели ее души (фазаил-и нафсани) превзошли качества многих позднейших суфийских святых, сделав её известной под именем «Корона людей» (тадж аль реджаль).

Фарид ад-Дин Аттар в «Собрании птиц» вторит подобному отношению к ней восторженными строками:

 
Нет, она была не просто женщиной,
она превосходила сотню мужчин,
От головы до пят облачённая
в средоточие боли,
поглощённая Истиной,
исчезнувшая в сиянии Господа
и освободившаяся от всего ненужного.
 

Аттар также превозносит Рабию в своем «Житии святых»:

Эта благородная затворница, пребывавшая в крепости богоизбранности, госпожа святости под чадрой искренности, воспламенённая любовью, целиком снедаемая духовным томлением, страстно восхищенная близостью Божьей, эта ревнительница чистоты Марии, признанная всеми людьми, была Рабия аль-Адавийя, да пребудет с ней благословение Божие.

Он также писал:

«Духовное стяжание (муамалат) Рабии и ее познание Бога (марифат) были никем не превзойдёнными в ее время и признавались всеми великими людьми того века».

Детские годы и юность Рабии

Хоть и говорят, что она принадлежит к роду Аль Атик, который восходит к Ною, Рабия родилась в бедной семье. Очевидно, что ее отец и мать сильно нуждались, но Провидение наделило их самоотверженностью и бескорыстием. Когда ее родители умерли – в то время она была еще ребенком – Рабия за ничтожную плату была продана в рабство и вынуждена была провести свою юность в тяжелом труде и нужде. Аттар так описывал детство Рабии:

В ночь, когда Рабия появилась на свет, не было даже пелёнки под рукой, чтобы запеленать её, ни светильника, ни капли масла, чтобы смазать пупок. Отец её имел трёх дочерей, а Рабия была четвертой (ар-рабия), и потому была названа Рабией. Жена его сказала ему: «Сходи к соседям и попроси у них светильник и немного масла». Хотя отец Рабии зарёкся просить что-либо у созданий Божьих, он поднялся, вышел за дверь, а затем вернулся, только и сказав жене: «Они все спят». Затем он уснул, в глубокой горести и с тяжестью на сердце, и Пророк Мухаммад (Мир Божий да пребудет с ним) явился ему во сне, говоря: «Оставь свою скорбь. Ты благословлён дочерью, которая будет великой святой, заступничество её будет желанно для семидесяти тысяч моих последователей».

Затем Пророк сказал ему: «Завтра же отправь письмо Исе Радану, эмиру Басры, и напомни ему, что каждую ночь он имеет обыкновение возносить мне сто благословений, а в ночь на пятницу – четыре сотни. В эту же пятницу он пренебрёг мною, и потому скажи ему, чтобы во искупление этого он дал тебе сто динаров».

Встав на рассвете, отец Рабии в слезах записал свой сон, а после отправился ко двору Исы Радана и отдал письмо в руки управляющего для передачи эмиру. Внимательно прочитав письмо, Иса Радан повелел: «Десять тысяч динаров раздать бедным как благодарственное пожертвование, ибо Пророк соизволил вспомнить обо мне». Повелев, чтобы четыреста динаров были переданы отцу Рабии, он пояснил: «Хоть я и хотел бы, чтобы такой человек пришёл ко мне, скорее, я приду и буду мести своей бородой пыль на его пороге. Во Имя Божие, всегда, когда будет он нуждаться, пусть даст мне знать». Вот так отец Рабии принёс домой золото и потратил его на нужды своей семьи.

После смерти родителей Рабии жестокий голод разразился в Басре, и сестры были разлучены, она же попала в руки жестокосердного человека, который выставил её на продажу как рабыню за несколько дирхемов.

Когда однажды незнакомец начал приставать к ней на улице, она испугалась и попыталась спастись бегством, но упала в пыль и сломала запястье. Простершись в грязи, она взмолилась: «О Боже, всем чужая, без отца и без матери, проданная в рабство, я еще и сломала запястье. Невзирая на всё это, не терзаюсь я тем, что обрушилось на меня. Желаю лишь снискать Твоего довольства да узнать, обрела ли его или нет».