Глава 2

Волна теплого воздуха, плотного от дыма и пота, хлынула на Гальфа. Где-то в отдалении раздавались крики людей, их голоса разбивались о железные прутья, сплетавшиеся в адском вальсе.

– Что это за место? – поинтересовался он.

– Помолчи, – отозвался капитан Оссилиус, ведя Гальфа вниз по длинному извилистому коридору. Впереди разливался оранжевый свет: чем ближе они подходили к нему, тем громче становился шум.

– Это Сфера, – прозвучал тот самый низкий голос, что приветствовал акробата.

Оглянувшись, Гальф увидел невысокого толстого человека, поспешно шагавшего за ними. Огромная связка ключей позвякивала на его необъятной пояснице, а по лысине струился пот.

– Что за… – начал Гальф, но тут же умолк: они добрались до конца коридора и вошли в просторную гулкую комнату. Прямо перед ними располагался источник загадочного света – гигантская металлическая сфера, испещренная бесчисленными круглыми отверстиями, из которых выскакивали острые языки пламени. Эта странная жаровня была подвешена на толстых канатах и медленно раскачивалась, выплевывая искры на неровный пол.

Стены! Они движутся!

Прищурившись, Гальф не сразу понял, что на самом деле это вовсе не стены, а набитые людьми клетки. Затейливая вязь прутьев, железная паутина, в которой сплетались в клубок руки, ноги и корчившиеся тела. Пленники Сферы небесной.

– Еще есть вопросы? – рявкнул толстяк прямо в лицо Гальфу, обдав его запахом гнилого мяса и чеснока. – Похоже, Сфера набита битком, а? Но для такого малыша здесь всегда найдется место.

Он выдернул Гальфа из рук капитана Оссилиуса и потащил его мимо жаровни к клетке, набитой стонущими арестантами, как бочка сельдями. Когда они приблизились, щуплый человек, на котором не было ничего, кроме болтавшихся вокруг пояса лохмотьев, просунул через прутья тонкую, как веточка, руку.

– Давай сюда этого уродца, – выкрикнул он, – мы за ним приглядим!

– Уродец тоще тебя, Шанкерс! – фыркнула женщина, волосы которой сбились в колтун, похожий на крысиное гнездо.

– Этот лупоглазый – все равно что лягушка, – встряла другая.

– Лягушачьи лапки на ужин, – затянул Шанкерс. – Лягушачьи лапки! Лягушачьи лапки!

Остальные пленники подхватили его завывания. Гальф уперся пятками и попытался вырваться, но у толстяка хватка была даже крепче, чем у капитана Оссилиуса.

– Прочь от решетки! – рявкнул он. – Вы, гнусные смутьяны! Думаете, что можете выступать против королевской власти? Видели бы себя сейчас! Да от вас блевать тянет!

Толстяк поднял руки. На одной болтались ключи, а на второй повис бедняга Гальф. Ужасный жар ударил акробату в голову. Ему хотелось завопить что есть силы. Завопить и убежать. Тут он заметил, что прутья не так тесно пригнаны один к другому, как ему сперва показалось. Когда он окажется внутри, есть шанс, что он сумеет выбраться.

Только бы мне хватило сил выжить.

– Стоп! – Откуда ни возьмись возник капитан Оссилиус и встал прямо напротив клетки. С каменным лицом он посмотрел на конвоира сверху вниз. – Ты получил приказ, Блист. Так выполняй его!

Круглое лицо Блиста дрогнуло и на нем отразилась нерешительность.

– Я думал, вы шутите.

– Я никогда не шучу. И зови меня «сир».

– Но… Черная камера! Вы ведь это не всерьез! Сир. Оссилиус наклонился поближе.

– Это не моя блажь, Блист. Это приказ самой королевы. Мне передать ей, что ты не собираешься его исполнять?

– Нет, сир, – ответил Блист. Его глаза, до этого мгновения оживленно поблескивавшие, стали холодными и мертвыми. – Я предан королеве так же, как и капитан Легиона.

– Очень хорошо. Выполняй свой долг, тюремщик, а я буду выполнять свой.

Капитан Оссилиус повернулся на каблуках и зашагал прочь. В коридоре, ведущем к выходу, он остановился и, обернувшись, взглянул на Гальфа. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и вышел наружу, туда, где сиял солнечный день.

– Не могли бы вы опустить меня, пожалуйста? – попросил Гальф. – У меня болит рука.

Блист поудобнее перехватил связку ключей, и на миг Гальф подумал, что тюремщик ударит его по лицу. Но плечи толстяка опустились, и он поставил пленника на пол.

– Больше ни звука, маленький уродец, – прорычал он и поволок Гальфа мимо огненного светильника в тесный туннель, закручивающийся вверх тугой спиралью. Пока они поднимались, крики затихали, а жара усиливалась. Когда они добрались до цели, все тело Гальфа стало скользким от пота.

Перед ними была низкая дверца. Не говоря ни слова, Блист выбрал на связке длинный черный ключ и вставил его в замок. Он повернул его, и с протяжным скрипом дверь отворилась. Выпустив руку Гальфа, тюремщик со всей силы пнул его пониже поясницы. Гальф кувырком полетел в дверной проем, инстинктивно перевернулся через голову и встал на ноги.

Дверь с лязгом захлопнулась. Ключ проскрежетал в замке, тяжелые шаги Блиста недолгое время отдавались эхом, пока не потонули в тюремном гаме.

Гальф медленно осмотрелся по сторонам. Комната выглядела нелепо – пол неровный, стены горбатые, но все же это была комната, а не клетка. В углу стоял стол, на котором лежали книги и свитки, рядом с ними мерцала масляная лампа.

Вверху высокий свод поддерживали железные балки; Гальфу казалось, что он попал в странную металлическую мансарду. Окон не было, только узкий луч дневного света проникал в щель на потолке. Напротив стола – кресло с расшитыми подушками и простая кровать, заваленная одеялами. На полу лежал толстый ковер.

В сумраке что-то метнулось из-за кровати – колеблющийся силуэт, увенчанный бледным лицом.

Призрак!

Зажав рот руками, чтобы сдержат крик, Гальф отступил назад, споткнулся о край ковра и чуть не упал. Фигура полностью вышла на свет, и оказалось, что это вовсе не призрак, а высокий юноша в ниспадающих одеждах из небеленого полотна. Такой бледной кожи, как у него, Гальф в жизни не видел. У незнакомца были огромные светло-голубые глаза. И он ухмылялся.

– Добро пожаловать, – произнес юноша, протягивая дрожащие руки. – Да, добро пожаловать!

Гальф отступил назад и уперся в дверь. Дальше идти было некуда. Юноша был немного старше его и, хотя выглядел тщедушным, держался уверенно.

– Ты кто? – спросил Гальф.

– Я Нинус. Как зовут тебя?

– Гальф.

Молодой человек осклабился шире, точно безумец.

– Рад познакомиться с тобой, Гальф. Ты не представляешь, как я счастлив, что у меня снова есть компания. Я был заперт в этой камере с тех пор, как мне исполнилось шесть… – Лицо юноши вдруг исказила горестная гримаса. – …Десять лет. Неужели в самом деле так долго?

– В камере? – удивился Гальф. – Ты называешь это камерой?

– Полагаю, могло быть и хуже, – ухмылка опять вернулась на лицо Нинуса, уныние покинуло его так же внезапно, как и посетило. – Но мне и в самом деле надоело читать одни и те же старые книги и наматывать круги по комнате.

Гальф неловко рассмеялся.

– Ну, она роскошна, как и всё здесь, – он оглядел тонкую вышивку и золотой орнамент на одеянии Нинуса. – Откуда все это? Ты что, богат?

– Да, – радостно кивнул Нинус.

– О! Ясно. Но я-то нет. Не понимаю, почему меня тоже сюда запихнули. Королева Магритт приказала сделать это, но…

– Ну а я здесь только потому, что король Брутан меня не любит. Я не сделал ничего плохого.

– Не больно-то справедливо.

– Да. Но я ничего не могу с этим поделать.

Улыбку снова как волной смыло – казалось, Нинуса покинули все силы. Теперь он стал даже бледнее, чем тогда, когда выступил из темноты. Гальф никогда не встречал никого печальнее и несчастнее.

– Мне жаль, – сказал бродячий артист. – Должно быть, это ужасно – быть оторванным от родных столько лет.

Нинус пожал плечами.

– Я даже не помню, как они выглядят. – Он начал напевать про себя что-то похожее на колыбельную и поднес руку к лицу, поглаживая свою щеку.

Гальф поежился. Надо ли утешить его и сказать этому странному бледному юноше, что он-то знает, каково расти без семьи? Мороз идет по коже, когда представишь, что это место со временем сделает его таким же несчастным, как Нинуса.

На щеку Гальфа шлепнулась капля воды. Он посмотрел вверх на щель в балках. Дневной свет посерел – видно, облако нашло на солнце. Еще несколько капель упали на его запрокинутое лицо. Снаружи шел дождь. В сердце у него затеплилась надежда.

– Ты пытался когда-нибудь убежать? – поинтересовался Гальф.

Не дожидаясь ответа, он подошел к столу и сбросил книги на пол.

– Эй, – воскликнул Нинус, – это мои книги!

– В мире полно книг, – сказал Гальф. – Я покажу.

Гальф взобрался на расчищенную крышку стола. Уцепившись за сплетенные прутья, он полез вверх по железной стене. Это было совсем не просто – все равно что карабкаться по стволу дерева, цепляясь только за шершавую неровную кору, но он был сильным и гибким и вскоре преодолел половину пути. Стена здесь оказалась более гладкой, и Гальфу пришлось изогнуться и до отказа вытянуть руки, чтобы уцепиться за следующую опору, – обычный человек такого бы не сделал. Каждый раз, выполняя очередной невероятный маневр, он слышал шумное дыхание Нинуса и чувствовал прилив гордости. Другие пленники называли его уродцем. Если бы они только видели, на что этот уродец способен.

Наконец акробат достиг места, где стена смыкалась с наклонным сводом. Повиснув как паук, он прижал лицо к узкой щели между балками и выглянул наружу. До него донесся запах нечистот.

Внизу тянулись запруженные людьми улицы Идиллиама. За ними, на краю города, вырисовывалась отвесная скала, известная как Высокая гора, которую Пип показала ему в день приезда.

– С ее вершины, – сказала Пип, – можно увидеть все три части королевства. Вот бы нам туда подняться!

От этого воспоминания глаза Гальфа подернулись подозрительной влагой, но дождь здесь был ни при чем. Увидит ли он Пип вновь?

Рядом с Высокой горой виднелся монументальный Идиллиамский мост – конструкция из огромных камней, пересекавшая ущелье между столицей Торонии и обширными зелеными лесами Исура. Казалось, что прошла целая жизнь с того времени, как «Древопуты» въехали по этому мосту в город. Хотя произошло это всего пять дней назад. Сейчас мост давал надежду на спасение и свободу, но он был так далеко. Гальф не понимал, как до него добраться.

Шаг за шагом.

Он принялся изучать крышу. Как раз ниже щели, сквозь которую он смотрел наружу, водосточные желоба пересекались над толстой сточной трубой. Верхняя часть трубы была открытой – именно оттуда шел тошнотворный запах. Под крутым углом труба шла вниз вдоль Сферы небесной.

До самой земли.

Дверь камеры загрохотала. Со скачущим сердцем Гальф скатился вниз по стене, отпустил руки, прыжком преодолев последние несколько метров до пола. Как только он приземлился, окошко на двери открылось, и толстая рука просунула в камеру две помятые металлические миски. В одной была дымящаяся свиная отбивная, две картофелины и гора тушеной капусты. Во второй плескалась отвратительная бурая похлебка.

Не удержавшись, Гальф спросил:

– Предполагается, что мы будем драться за еду?

На уровне его глаз открылось другое окошко – оказалось, через него на заключенных смотрит Блист.

– Знай свое место, уродец, – сказал тюремщик. – У меня нет приказа обращаться с тобой по-особому. Ты же не принц?

– Конечно, не принц! – произнес Гальф, но окошко уже захлопнулось. Он повернулся к Нинусу. – О чем он говорил? При чем тут это?

К его удивлению, его сокамерник отвесил ему поклон.

– Принц Нинус к вашим услугам. Мне следовало потребовать, чтоб ты поцеловал мне руку, но, полагаю, мы уже миновали этот этап.

– Принц… Ты хочешь сказать, что ты сын?.. – от удивления Гальф все слова порастерял. – Но что ты тут делаешь взаперти? Ты сказал, что это король приказал, но разве он не?..

– Мой отец? Да, он мой отец. Но еще он сумасшедший – убежден, что все вокруг собираются скинуть его с трона.

– Почему?

– Кто знает? Может быть, потому, что он и сам захватил власть силой. Когда мне было шесть, он вбил себе в голову, что я буду следующим, кто попытается лишить его короны, поэтому и запер меня. У матери – я имею в виду королеву – не было другого выбора, кроме как согласиться с этим. Но она делает все возможное, чтобы моя жизнь была сносной, – глаза Нинуса округлились. – Вот почему ты здесь. Она послала тебя сюда, чтобы ты стал моим товарищем!

Лучезарно улыбаясь, принц Нинус обхватил Гальфа руками и обнял так крепко, что у того ноги оторвались от пола. Гальф с честью выдержал объятия. Уродливый акробат из бродячего цирка втянут в наследственную вражду королевской семьи – да от такого можно было умом тронуться! Гальф знать не знал своих отца и мать, а единственным воспоминанием Нинуса о родителях остался день, когда они упрятали его под замок.

Ничего удивительного, что он стал таким.

Все еще улыбаясь, Нинус поставил Гальфа на землю и взял миски с едой.

– Поделимся? – радостно спросил он.