Прежде чем отправиться за решетку, Ван Чанчи потратил минут десять на то, чтобы, словно какой-нибудь шпион, запомнить некоторую информацию: Линь Цзябай, мужчина, тридцать три года, не женат, сын некоего чиновника, председатель правления компании по операциям с недвижимостью «Великолепие», проживает в жилом комплексе «Парящий дракон» в доме № 1, подъезде № 2, квартире № 508. Первого числа в десять часов вечера, будучи за рулем «мерседеса» с номерным знаком 8888 и проезжая улицу Миншэнлу, снес фруктовый лоток Сунь Ипина. Вместе с Линь Цзябаем в машине находилась его подруга по имени Ван Яньпин, с которой они направлялись в бар. Линь Цзябай не только не возместил ущерб Сунь Инпину, но еще и избил его, сломав ему два ребра. Поскольку вокруг оказалось много возмущенных свидетелей, избежать ареста Линь Цзябаю не удалось. Девушка Ван Яньпин: двадцать три года, актриса уездного театра, дочь начальника Вана.
Хуан Куй на джипе подвез Ван Чанчи к воротам следственного изолятора. Всю дорогу Ван Чанчи настраивал свою психику на нужный лад. Поэтому, увидев медленно раскрывающиеся ворота изолятора, он уже мысленно перевоплотился в Линь Цзябая. Всего за каких-то полчаса он превратился из нищего в богача с полагающимися тому папашей-чиновником, крутой тачкой, роскошной квартирой и девушкой-красоткой.
Ван Хуай получил денежный перевод на тысячу юаней из административного центра провинции от лица компании «ПиЭй». Он громко позвал жену.
– Что случилось? – откликнулась та.
– У тебя сейчас давление в норме?
Подозрительно посмотрев на Ван Хуая, Лю Шуанцзюй ответила вопросом на вопрос:
– У тебя, что ли, не в норме?
– Ты себя как сейчас чувствуешь? – не унимался Ван Хуай.
Лю Шуанцзюй изменилась в лице и спросила:
– Что-то случилось с Чанчи?
Ван Хуай передал ей перевод на тысячу юаней. Лю Шуанцзюй приняла бланк и долго изучала его, пока у нее не поплыло перед глазами. Она смахнула слезы и сказала:
– Вот уж не ожидала, что Чанчи так быстро оправдает наши надежды.
– Я тут подсчитал, – подхватил Ван Хуай, – Чанчи нужно было получать хотя бы пятьсот юаней в месяц на еду, жилье и мелкие расходы, а у него получилось еще и нам отослать такие деньги.
– Но он же не директор какой-то, чтобы получать так много? – засомневалась Лю Шуанцзюй.
Тогда Ван Хуай ткнул пальцем в бланк, где было написано «ПиЭй».
– Видишь? Это иностранные буквы. Если в этой иностранной компании сидят какие-нибудь идиоты, то очень возможно, что они свои доллары перепутали с нашей валютой.
Лю Шуанцзюй растянула рот в усмешке:
– Ну, раз они там законченные идиоты, то нашему Чанчи привалила большая удача.
Едва по деревне разнеслась новость о том, что Ван Чанчи прислал деньги, народ один за другим повалил в дом к Ван Хуаю со своими поздравлениями. Сначала Ван Хуай предлагал гостям чаю, но потом понял, что одним чаем и сигаретами их не выпроводишь. Так что Лю Шуанцзюй пришлось задуматься над угощением. Она пошла к Чжану Пятому, чтобы купить у него в кредит солонину. Чжан Пятый испугался, что не сможет получить от нее деньги, но Лю Шуанцзюй вытащила бланк перевода и показала ему. Этот бланк уже кто только не трогал, он весь пропитался слезами, грязью, отпечатками пальцев и копотью. После того, как она побывала в руках Чжана Пятого, проверившего бумагу на подлинность, на ней прибавилось еще одно жирное пятно. Когда Лю Шуанцзюй поджарила для гостей мясо, Ван Хуай рассудил, что под него хорошо бы угостить людей водочкой. Тогда Лю Шуанцзюй вместе с бланком перевода пошла ко Второму дядюшке и пообещала ему вернуть долг, как только получит деньги, заодно прибавив к этой сумме счет за рисовую водку. Второй дядюшка тоже рассмотрел бумажку, оставив на ней очередные следы, теперь уже от винной барды. Бланк перевода уподобился кредитной карточке, которую Лю Шуанцзюй предъявляла всем, кому ни попадя, наморившись до сердечной боли. Гости, что приходили поздравить Ван Хуая и Лю Шуанцзюй, уплетая мясо, хвалили Ван Чанчи и за водочкой строили предположения, куда же все-таки тот устроился работать. Одни говорили, что компания «ПиЭй» занимается сотовыми телефонами, другие – что она делает телевизоры, третьи – что она производит компьютеры. «Кто знает, – отвечал Ван Хуай, – может, она даже выпускает автомобили».
Но какие бы догадки они ни строили, никому из них и в голову не пришло, что Ван Чанчи в данный момент сидит в тюрьме. Каждый день он сидел, съежившись в углу, и вживался в образ Линь Цзябая. В тот день, когда Хуан Куй подвез его к изолятору, он думал, что обмен будет похож на обмен военнопленными, однако он и подумать не мог, что его запустят через одни ворота, а Линь Цзябая выпустят через другие, так что Ван Чанчи не увидел его даже мельком. Как-то раз Ван Чанчи вдруг вспомнил, что подрядчиком той стройки, на которой он работал, значилась как раз компания «Великолепие». Оказывается, именно Линь Цзябай задолжал ему зарплату. И хотя в этот раз он получил от Линь Цзябая тысячу четыреста юаней, если из этой суммы вычесть девятьсот юаней причитавшейся ему на стройке зарплаты, выходило, что сейчас Ван Чанчи получил от него лишь пятьсот юаней. Так что на самом деле он оказался внакладе. Он считал, что таких, как Линь Цзябай, которые не отдают денег, заработанных по́том и кровью, нужно отправлять на пожизненное заключение или на расстрел, но сейчас в тюрьме вместо него сидел он, Ван Чанчи. И если Линь Цзябая и правда отправят на расстрел, то расстреляют лишь его имя. Как оказалось, вместо себя можно даже отправить на смерть другого, надо лишь согласовать цену вопроса. И только представляя себе подружку Линь Цзябая, Ван Яньпин, Ван Чанчи получал хоть какое-то удовлетворение. Он представлял себе, как она поет, какие у нее пышные формы и белоснежные ноги; представлял, как занимается с ней любовью…
Пока Ван Чанчи предавался пустым мечтаниям, в дом к его родителям приехала младшая сестра Лю Шуанцзюй вместе с одной девушкой. Эту девушку звали Хэ Сяовэнь, выглядела она настоящей красавицей. Едва она переступила порог, как взяла у Лю Шуанцзюй коромысло и отправилась за водой к колодцу, который находился в пятистах с лишним метрах от их дома. Возвращаясь обратно с полными ведрами, она одной рукой поддерживала коромысло, а другую отвела в сторону. Хэ Сяовэнь шла скользящей походкой, коромысло колыхалось вверх-вниз; ее косы раскачивались в такт, создавая впечатление, будто она танцует. Дорожка длиной в пятьсот с лишним метров напоминала подиум. Все деревенские смотрели на нее, и Ван Хуай тоже. Сестра Лю Шуанцзюй спросила Ван Хуая, пришлась ли девушка ему по вкусу. Ван Хуай на это ответил:
– Девушка-то хорошая, но необразованная, а без образования в городе не задержишься. А раз так, то у нее нет шансов жить с Ван Чанчи в административном центре. Чанчи устроился в иностранное предприятие, зарплата у него высокая, так что возвращаться в деревню, чтобы жениться, у него нет необходимости.
– Но таких красавиц, как Сяовэнь, нынче в деревнях днем с огнем не сыщешь. Если бы она была еще и образованной, так уже давно бы вышла замуж за кадровика.
– Деревенский кадровик вряд ли может тягаться с рабочим из административного центра, – упорствовал Ван Хуай. – Так что забирай ее, откуда привезла.
– Ты с головой ушел в свои мечты, а реальных трудностей, с которыми столкнулась ваша семья, не замечаешь. Моя сестра столько вкалывает, что ее того и гляди паралич хватит. Если у нее в помощницах появится Сяовэнь, она хоть дух переведет, да и тебе полегче станет.
– Не нужно эксплуатировать человека и создавать ему трудности. Мы со своей стороны не можем такое дело решать без Чанчи.
Пообщавшись с Ван Хуаем и получив от ворот поворот, она пошла обрабатывать свою сестру. Посовещавшись, женщины решили, что Сяовэнь на какое-то время задержится, чтобы пройти испытательный срок, по истечении которого Ван Хуай убедится, насколько она хороша.
В ярмарочный день Лю Шуанцзюй с личной печатью и удостоверением личности сходила на почту и получила перевод от Ван Чанчи. На ярмарке она накупила всего, чего хотела, в том числе легкое платьице для Хэ Сяовэнь. Хотя девушка еще не вошла в их семью, Лю Шуанцзюй уже воспринимала ее как невестку. Оставшиеся деньги были пущены на уплату долгов. Ван Дун, получив свои деньги, вернул Ван Хуаю его гроб, Чжан Сяньхуа разорвала расписку с гарантийным письмом. Второй дядюшка получил все свои деньги, включая последний долг за водку. Чжану Пятому вернулись его деньги за мясо. На оставшиеся деньги Лю Шуанцзюй и Ван Хуай, посовещавшись, купили двух поросят.
Хэ Сяовэнь готовила, носила воду, кормила поросят, во всех делах проявляя образцовую расторопность. Ван Хуай заметил, что всякий раз, когда поросят кормила Сяовэнь, те принимались за еду с двойным рвением, их аппетитное чавканье было для Ван Хуая как бальзам на душу. Вечером, покончив с делами по хозяйству, Сяовэнь мылась, надевала купленное Лю Шуанцзюй платье и усаживалась у порога за шитье. Она залатала все дыры на одежде Ван Хуая, пришила все оторванные пуговицы. Женщины непрерывной чередой наведывались к ним в гости, а за ними потянулись и мужчины. Ван Хуай и Лю Шуанцзюй прекрасно понимали, что наведывались они исключительно, чтобы поглазеть на Хэ Сяовэнь и поговорить с ней.
Как-то раз Сяовэнь налила тазик горячей воды, чтобы помыть Ван Хуаю ноги и подстричь ногти.
– Почему ты не училась? – спросил Ван Хуай.
– В нашей семье в школу ходил только старший брат, а меня родили, нарушив закон о планировании рождаемости. На нашу семью наложили большой штраф, поэтому учиться я не могла. Потом в нарушение того же закона родилась моя младшая сестра, жить стало еще тяжелее, и я стала помогать родителям в поле.
– А ты видела Чанчи? – спросил Ван Хуай.
Сяовэнь помотала головой и сказала:
– Только на фотографии.
– Я сполна ощутил, какая ты хорошая, но тебе лучше вернуться домой. Чем дольше ты у нас остаешься, тем больше меня мучает совесть.
– Мой старший брат и его жена сильнее всего переживают, что я не смогу выйти замуж.
– Они тебя недооценивают.
– Ко мне уже несколько раз сватались. Но меня никто не устроил, то на лицо гадкие, то безработные, а мне хотелось бы выйти замуж за такого, как братец Чанчи, и уехать из деревни в город.
– Ты ведь безграмотная, как же ты поедешь?
– Я тайком ото всех выучила больше сотни иероглифов, имя свое я писать умею, указатели на улицах тоже читаю, я и телефоном умею пользоваться, и считать.
– А что если Чанчи не согласится?
– Я смирюсь.
– Тогда ты нас возненавидишь.
– Пока я помогаю вам по хозяйству, вы меня и кормите, и одеваете, так что я все равно что уехала на заработки.
Вечером, когда зарево на горизонте подрумянило склон горы и над каждой из крыш вился белый дымок, Чжан Пятый в новой рубашке, насвистывая мелодию, возвращался в деревню. Вдруг у самой околицы он заметил Хэ Сяовэнь, которая на участке Ван Хуая заготавливала кормежку для поросят. Чжан Пятый в нерешительности остановился, а потом направился к ней, ступая меж грядок с картофельной ботвой. Хэ Сяовэнь поздоровалась с ним.
– Сможешь сохранить тайну? – спросил ее Чжан Пятый.
– Какую тайну?
– Которую я тебе расскажу.
– Если это никому не навредит, то сохраню, – ответила Сяовэнь.
Тогда Чжан Пятый вынул какой-то бланк и показал ей.
– Видала?
– Денежный перевод, это от Чанчи?
– А ты посмотри, чье здесь имя указано.
Хэ Сяовэнь, догадавшись, что к чему, спросила:
– Это вам?
– А теперь посмотри на сумму, – не унимался Чжан Пятый.
– Три тысячи, – озвучила Сяовэнь.
– Это от моей младшенькой дочки Чжан Хуэй из административного центра, только никому не говори.
– Зачем вы сказали про это мне?
– Я сегодня в поселке разговаривал с Чжан Хуэй по телефону, заодно рассказал ей про тебя. Если захочешь работать вместе с ней, то в месяц будешь зарабатывать не меньше трех, а то и пяти тысяч юаней.
– А чем она занимается? – спросила Сяовэнь.
Чжан Пятый закурил и снова спросил:
– Сохранишь тайну?
Сяовэнь кивнула.
– Она работает в одном отеле, моет клиентам ноги, делает массаж, ну и всякое такое.
– Меня как-то уже зазывали в город делать массаж, я наотрез отказалась.
Чжан Пятый вздохнул и, указывая на склон горы, сказал:
– Как правило, все красивые девушки из деревни, подобно вон тем деревьям, рано или поздно продаются в город. Увидав, какая ты красавица, и зная, какое положение у вас дома, я просто хотел тебе помочь.
– Спасибо, дядюшка Чжан, – сказала Сяовэнь.
– Зарплата Чанчи не идет ни в какое сравнение с деньгами, которые получает Чжан Хуэй. Чем выходить замуж за него, ты бы больше заработала сама.
– Пусть бы сестрица Чжан зарабатывала еще больше, но вам лучше не рассказывать об этом другим.
– Да, но, между прочим, я в долине самый богатый человек. Так что если все-таки захочешь заработать, обращайся.
– Разве что если Чанчи не захочет на мне жениться.
– Дуреха, неужто ты боишься, что если у тебя будут деньги, на тебе никто не женится?
– Подождем возвращения Чанчи, посмотрим, что он скажет, тогда и решим.
Выйдя из следственного изолятора, Ван Чанчи пошел на речку и уселся на камень. Солнце нещадно палило, готовое вот-вот испепелить его коленки. Размяв руки и ноги, Ван Чанчи плюхнулся в речку. Купаясь, он стянул с себя одежду и стал стирать. Постирав одежду, он положил ее сушиться на камень, а сам снова голышом запрыгнул в воду. Он помыл голову, отскреб грязь с пальцев ног. Поскольку все было залито солнцем, он видел, как на поверхности воды плавают отставшие от него хлопья грязи, похожие на пыль. Почувствовав, что отмылся дочиста, он лег отдохнуть на выступавший из-под воды булыжник. Как только ему становилось жарко, он тут же окунался. Так он и развлекался: то окунаясь, то обсыхая. Когда лежавшая на камне одежда наполовину высохла, он выбрался на берег и вывернул ее наизнанку. От одежды волнами исходил пар. Еще какое-то время Ван Чанчи окунался в воду и обсыхал, пока наконец его одежда не высохла окончательно. Тогда он уселся на берегу, подождал, когда и на нем высохнут все капли, и только тогда оделся в чистое. Понюхав рукава, он почувствовал запах нагретого солнцем белья.
Когда он пришел на улицу Сяохэцзе, Хуан Куя на месте не оказалось, в офисе дежурил его подчиненный. Ван Чанчи прождал до самого вечера, пока наконец не увидел Хуан Куя. Будучи навеселе и держа в руках большой, словно кирпич, мобильник, тот шаткой походкой зашел внутрь. Похлопав Ван Чанчи по плечу, он спросил:
– Ну что, никто тебя не обидел?
– В любом случае я теперь отсидевший и на мне стоит клеймо. Считай, это как лишенная невинности девушка, которой трудно выйти замуж.
– Ты еще думаешь о репутации? – спросил Хуан Куй, выдвигая ящик стола.
– Неужели, если я бедняк, всем наплевать на мою репутацию?
– Мне не наплевать, – с этими словами Хуан Куй достал из ящичка конверт и швырнул его Ван Чанчи.
Тот взял его, раскрыл и, убедился, что внутри лежат четыреста юаней и корешок от квитанции за денежный перевод. Бросив взгляд на адрес отправителя, Ван Чанчи спросил:
– А что это за компания «ПиЭй»?
– А я откуда знаю? Это придумал мой подчиненный, который отправлял деньги.
Теребя в руках корешок от квитанции, Ван Чанчи сказал:
– Спасибо.
– Что собираешься делать дальше? – спросил Хуан Куй.
– Для начала вернусь на стройку.
– У меня нет подходящей для тебя работы. Предложения отсидеть за кого-то в тюрьме появляются не каждый день. Но если такой вариант подвернется, я тебе сообщу.
О проекте
О подписке