Глава 4

Июль в Северной Африке. Иссушенный раскаленный воздух пропитан зноем, пылью и выхлопными газами. Именно это – смрад бензина, плавающий в горячем неподвижном кислороде, – ударило мне в нос, едва мы покинули здание аэровокзала. С небесной выси на землю насылало палящие лучи утреннее солнце. И хотя Касабланка находится на побережье Атлантики, это не имело значения. Когда мы вышли на улицу из прохлады зала прилета, ощущение было такое, будто я шагнула в доменную печь.

– Угодили в самый ад, – заметил Пол, пока на автобусной остановке, где скопилась толпа народу, мы ждали автобус, идущий в центр города.

– Ты ведь когда-то жил здесь в июле, так? – напомнила я.

– В Эс-Сувейре будет прохладнее.

– Туда мы приедем через несколько дней. А в нашем отеле в Касабланке наверняка есть кондиционер.

– Не обольщайся. Это Северная Африка. Дешевизна предполагает определенный дискомфорт.

– Тогда найдем отель с кондиционерами.

– Или сразу поменяем наши планы.

– Что?

– Я сейчас.

С этими словами Пол исчез в толпе. Я хотела последовать за ним, но рядом стоял наш багаж – четыре объемных чемодана с нашей одеждой на месяц и принадлежностями для рисования моего мужа, а также двенадцатью книгами, которые, как мне представлялось, я буду читать, созерцая водную ширь Атлантического океана. Оставить без присмотра чемоданы и броситься вслед за мужем – это все равно что преподнести подарок ворам и навлечь на нас неприятности с первых минут нашего приключения, которое и без того уже казалось сомнительным. Поэтому я просто окликнула Пола, но мой голос потонул в гвалте собравшихся на остановке: женщин с закрытыми лицами, мужчин разных возрастов в несуразных костюмах, парочки туристов с рюкзаками, двух на вид по-отечески добродушных стариков в развевающихся одеждах и трех черных африканцев с дешевыми парусиновыми сумками, в которых, вероятно, лежал их нехитрый скарб. Мне сразу подумалось, что африканцы, возможно, приехали сюда в поисках работы; судя по замешательству на их лицах, они чувствовали себя такими же потерянными, как и я сама.

Автобусы, в основном очень старые, подъезжали и уезжали. Выпуская клубы ядовитого дыма, они увозили пассажиров по разным направлениям. Я всматривалась в даль, но мужа нигде не видела. Прошло десять, пятнадцать минут. Боже, неужели он и впрямь решил сразу улететь домой? Наверняка сейчас стоит у кассы в аэровокзале и расплачивается кредитной картой, покупая для нас обратные билеты.

Но потом на многолюдной сцене уличного театра появился высокий мужчина. Пол. Он шел ко мне в сопровождении тщедушного человечка, чей полуобритый череп обтягивала вязаная шапочка. Сжимая в почерневших зубах сигарету, на одной руке он нес помятый оловянный поднос с двумя приземистыми стаканами, в другой – чайник. Мужчина робко улыбнулся и поставил поднос возле меня на свободный пятачок на облезлой, исцарапанной скамейке, затем поднял чайник на целый фут над стаканами и принялся церемонно наливать в них зеленую жидкость. Я мгновенно ощутила пьянящий аромат крепкого чая.

– Thé à la menthe, – объяснил Пол. – Le whisky marocain.

Мятный чай. Марокканское виски. Улыбаясь, мужчина протянул мне поднос с двумя стаканами. Я взяла один, Пол – второй.

– Прости, что убежал, – извинился он, чокнувшись со мной.

Наклонившись, Пол поцеловал меня в губы. Я не сопротивлялась и не высвободила руку, когда он взял ее в свою ладонь. Потом я сделала первый глоток le whisky marocain. Ощутимый вкус мяты разбавляла сахаристая сладость. Я не люблю ничего очень сладкого, но этот чай мне понравился своей душистостью, к которой примешивался медовый аромат. Божественный напиток – особенно после ужасного перелета и ожидания на солнце.

– Одобряешь? – спросил Пол.

– Одобряю.

– Наш приятель одолжил мне мобильный телефон. Наши планы меняются.

– В какую сторону?

– Мы едем сразу в Эс-Сувейру. Через двадцать минут туда отправляется автобус.

– А как же Касабланка?

– Ты немного потеряешь, уж поверь мне.

– И все же это Касабланка, о которой ты нескончаемо твердишь мне с тех пор, как мы вместе.

– Касабланка подождет.

– Но до Эс-Сувейры отсюда… сколько?., четыре, пять часов езды?

– Да, примерно. Я только что уточнил… в отеле Касабланки кондиционера нет. И до трех часов они все равно нас не поселят – значит, почти пять часов придется торчать в кафе. Так мы за это время успеем доехать до Эс-Сувейры. Тем более что парень, продающий билеты, сказал, что в автобусе, который туда идет, кондиционер как раз таки есть.

– То есть то, что мы едем в Эс-Сувейру, это уже свершившийся факт? Ты все решил за нас обоих?

– Он сказал, что билеты почти распроданы. Не надо так остро реагировать, прошу тебя.

– Да я не остро реагирую. Просто…

Я отвернулась. Ночной перелет через Атлантику в сидячем положении, жара, духота, вонь лишили меня остатков сил. Еще один глоток мятного чая смягчил горло, в котором опять пересохло.

– Ладно, – раздраженно буркнула я. – Пусть будет Эс-Сувейра.

Двадцать минут спустя мы уже сидели в автобусе, следовавшем на юг. Салон был набит битком, но Пол сунул парню, который проверял билеты, десять дирхамов одной купюрой, и тот нашел нам места на самом последнем сиденье. Кондиционера не было.

– Ça se déclenchera une fois le bus aura démarré, – ответил парень, когда Пол спросил у него – на вполне приличном французском, – разгонит ли прохладный воздух удушающую жару. Начнет дуть, когда поедем. Но когда автобус тронулся, из вентиляционных отверстий арктическим холодом не повеяло. Автобус был не очень старый, но и не новый. И до отказа набит людьми и вещами. Напротив нас сидели две женщины в паранджах и девочка, у которой все руки были искусно расписаны знаками и символами. Рядом раскачивался взад-вперед на своем узком сиденье жилистый старик лет семидесяти пяти. В темных очках, он молился почти беззвучно, сосредоточенно взывая к силам более могучим, чем этот духовой шкаф. Рядом с ним сидел молодой парень – с желтушной кожей, с пушком на лице и неприступным взглядом «не зли меня», – слушавший арабскую поп-музыку, сочившуюся в салон из его огромных наушников. Он подпевал исполнителям, и его громкое фальшивое гудение сопровождало нас всю дорогу на юг.

Вещи пассажиров были уложены между креслами, почти не оставляя места для ног. Но, поскольку мы сидели на самом длинном заднем сиденье, Пол, извернувшись под углом, сумел вытянуть ноги. Я устроилась рядом. Он обнял меня и произнес:

– Ошибся я насчет кондиционера.

– Прорвемся, – отозвалась я, хотя мы еще и десяти минут не ехали, а одежда на мне уже взмокла от пота.

– Конечно. Как всегда, – сказал Пол, крепче обнимая меня и целуя в голову.

Молодой парень, заметив это проявление супружеской ласки, закатил глаза, а сам продолжал все так же монотонно подпевать. Я посмотрела в окно. Мимо тянулся североафриканский городской пейзаж. Белые облупившиеся многоквартирные жилые здания. Ряды белых облупившихся перенаселенных домиков. Салоны по продаже автомобилей. Склады. Пробки на дорогах. Белые облупившиеся торговые центры. Белые облупившиеся селения. А потом…

Сон.

Или нечто подобное.

Я отключилась.

Вдруг – толчок. Автобус, должно быть, наехал на рытвину или что-то в этом роде. Мы катили по открытой местности, каменистой, пустынной, унылой. На горизонте стелились низкие холмы. Мир снова исчез, потом пробуждение, когда…

Закричал ребенок. Его мать – молодая женщина в цветастом платке – сидела перед нами. Было видно, что она страдает от недосыпания. Боязливая, она все пыталась успокоить младенца, которому было не больше трех недель от роду. И малыш имел все основания чувствовать себя несчастным. То скудное количество кислорода, что еще оставалось в автобусе, поглощал смрад потных тел и выхлопных газов. А жаркий спертый воздух был до того плотным, что казался осязаемым, увесистым и тестообразным, как хлеб четырехдневной свежести.

Я удобнее устроилась между ног Пола, и меня вдруг пронзило острое желание – не только страсть к мужу, но еще и жгучая потребность иметь ребенка. Разумеется, в прошлом у Пола были женщины. С одной, университетской коллегой, он жил около двух лет. Пол мало рассказывал о ней – упомянул только, что они расстались не по-хорошему. А так он всегда давал понять, что не склонен обсуждать историю своих романтических отношений. Правда, он сделал одно важное заявление: что я первая женщина, от которой он хотел бы иметь ребенка.

Автобус наехал на очередной ухаб. От встряски мой муж проснулся и увидел, что моя рука лежит на его пахе.

– Ты что-то пытаешься мне сказать? – спросил он.

– Может быть. – Я потянулась к его губам.

– Где мы?

– Понятия не имею.

– Давно едем?

– Очень.

– И по-прежнему без кондиционера.

– Ты не виноват.

Коснувшись моего лица, он произнес:

– Даже не верится, что мне так повезло.

– Нам обоим повезло.

– Ты правда так думаешь?

– Правда.

– Хотя порой я свожу тебя с ума.

– Пол… я люблю тебя. И хочу, чтобы у нас был счастливый брак.

– Если переживем эту чертову поездку в автобусе, нам все будет нипочем.

Я рассмеялась и прильнула к нему в страстном поцелуе. Автобус снова тряхнуло, оторвав меня от губ мужа, и я увидела, что все вокруг нас либо от смущения прячут глаза, либо смотрят с неодобрением.

– Простите, простите, – шепотом сказала я старику, сидевшему перед нами. Тот повернулся ко мне спиной.

– В Эс-Сувейре народ более терпимый, – прошептал мне Пол. – Люди там более привычны к чокнутым хиппи-иностранцам.

– Мы вряд ли тянем на хиппи.

– Поправка: ты вряд ли тянешь на хиппи.

Я снова рассмеялась и поцеловала мужа, снискав новую порцию неодобрительных взглядов. Я обожала такие дивные мгновения, как это, когда между нами, казалось, все просто идеально. Они грели душу, ободряли, вселяли надежду. Пол был прав. Если мы переживем эту автобусную поездку, нам не страшны будут никакие преграды.

Десять минут спустя наш автобус въехал на крошечную бетонную автостанцию, стоявшую чуть в стороне от дороги. Вокруг каменистая почва, низкорослые кустарники, никаких возвышенностей, сплошь однообразие – невдохновляющий пейзаж.

– Думаешь, здесь есть туалет? – спросила я Пола.

– Не знаю. Но вон там огромная очередь.

Он кивком показал на десяток женщин, – все, за исключением троих, в паранджах, – выстроившихся перед одиноким домиком.

– Потерплю, пожалуй.

– Нам ехать еще полтора часа. Давай попробуем за автостанцией.

Что мы и сделали. Прошли за домик и увидели клочок земли, усеянный мусором, разбитыми бутылками, золой от двух выгоревших костров и даже дохлую мышь, обуглившуюся на солнце.

– Ты предлагаешь, чтобы я села прямо здесь? – спросила я Пола.

– Есть еще туалет.

Зловоние, окутавшее нас – смрад испражнений и гниющего мусора, – было сродни отравляющему газу. Но у меня едва не лопался мочевой пузырь. Поэтому, найдя относительно чистый пятачок – без мусора и осколков стекла, – я расстегнула свои широкие брюки-карго и опустилась на корточки. Пол, стоя в нескольких футах от меня, мочился в стену.

– Много ли для счастья надо, да? – рассмеялся он.

Водитель стал сигналить. Пора было возвращаться в автобус. Но, поднявшись в салон, мы увидели, что наши места заняли двое крепких молодых парней – обоим лет по двадцать, оба на вид злые, грозные, в нейлоновых ветровках в пояс и солнцезащитных очках с черными пластмассовыми стеклами. Они заметили, что мы направляемся к ним по узкому проходу, обходя сумки и двух собак с клочковатой опаленной шерстью (немецких овчарок, совершенно вялых от жары). Когда мы пробрались в конец автобуса, Пол по-французски уведомил парней, что они сидят на наших местах. Те никак не отреагировали на его слова. Я огляделась. Все остальные места в автобусе были заняты. Пол спокойным тоном попросил парней освободить наши места. Те вели себя так, будто нас вовсе не существовало.

– Vous êtes asis à nos places, – повторил Пол, более раздраженно. – Vous devriez en chercher d'autres^[20].

Снова никакой реакции.

– S'il vous plaif^[21], – добавил Пол.

Наглецы насмешливо переглянулись, но промолчали.

Тут уж не выдержал парень, что подпевал своему айподу. Он повернулся и сказал хулиганам что-то по-арабски. Один из них коротко ответил ему – очевидно, предупредил, чтобы не лез не в свое дело, судя по его угрожающему тону. Парень с айподом и глазом не моргнул – просто покачал головой и снова надел наушники.

Но тут внезапно наш сосед старик разразился на арабском гневной тирадой. Столь гневной, что взгляды всех пассажиров обратились на нас – двух иностранцев, стоявших в проходе. Тот же парень, что шикнул на нашего приятеля в наушниках, теперь что-то сказал старику, причем настолько хамское, что несколько человек поблизости – в том числе дородная женщина, полностью скрытая за паранджой, – стали что-то кричать этой наглой парочке. Те молчали и не думая освобождать места, отказываясь внимать доводам людей, полные решимости доиграть свой спектакль до некоего неприятного конца.

– Пойду за водителем, – сказал мне Пол.

Но водитель – изможденный, щуплый мужчина с запавшими глазами и тонкими усиками – уже сам направлялся к нам, и вид у него был недовольный. Его мгновенно окружил галдеж: старик, женщина в парандже и еще трое пассажиров наперебой принялись описывать сложившуюся ситуацию. Водитель скороговоркой уточнил что-то у Пола по-французски. Пол так же быстро ответил, объяснив, что он вежливо попросил тех двух парней (им было лет по семнадцать, не больше) освободить места, на которые мы сели еще в Касабланке. Водитель принялся кричать на хулиганов, глядя в их пугающе черные солнцезащитные очки. Но те и на него не реагировали. Сердитый голос водителя вознесся на октаву выше. Он приблизил к парням свое лицо, и тот из них, кто говорил больше, сделал нечто из ряда вон выходящее: плюнул в водителя, слюной залепив ему глаз.

Водитель оторопел. К его чести, он не набросился на негодяя с кулаками, не впал в ярость, что было бы вполне естественно. Со спокойным достоинством он достал из кармана носовой платок, вытер глаз, вернулся к выходу и пошел в здание автостанции.

Парень в наушниках встал. Тронув меня за плечо, он кивком предложил мне занять его место.

– Ce n'est pas necessaire^[22], – отказалась я, опробуя свой французский.

– J'insiste^[23], – настаивал он.

Его сосед – на вид бизнесмен сорока с чем-то лет, уравновешенный, в очках и светло-синем костюме в полоску, – тоже поднялся со своего места.

– J'insiste.

Пол, поблагодарив их, бережно препроводил меня к месту у окна, а сам устроился рядом, позаботившись о том, чтобы я находилась подальше от прохода, если вдруг начнется заварушка.

– Ты как? – шепотом спросил он, когда я взяла его за руку.

– Из-за чего весь сыр-бор?

– Мачо из себя строят. Показывают, что они способны противостоять иностранке с Запада.

– Но я же слова им не сказала.

– Это неважно. Они идиоты. К счастью, все остальные тоже так думают.

В этот момент в автобус поднялись двое полицейских, они тоже изнывали от жары, как и все мы. За ними по пятам шел водитель. Увидев, что мы теперь сидим, он что-то быстро объяснил полицейским на арабском. Один из них повернулся и в буквальном смысле отсалютовал нам. Старик, сердито тыча пальцем в хулиганов, с негодованием рассказал о том, как они оскорбили водителя. Второй полицейский схватил за рубашку того, что был понаглее, содрал очки с его лица, бросил их на пол и растоптал. Вместе с очками исчез и его имидж гангстера. Остался желтушный подросток. Другой полицейский сделал то же самое с его товарищем. Только на лице того, когда с него сдернули очки, читался откровенный страх.

В мгновение ока хулиганов выдворили из автобуса. Едва они вышли в переднюю дверь, водитель сел за руль, завел двигатель, стремясь поскорее уехать от всего происшедшего. Мы с Полом встали, предлагая бизнесмену и парню в наушниках вернуться на свои прежние места, но те настояли, чтобы мы остались, где сидели. Я посмотрела в окно и тут же пожалела об этом. Более крепкий из хулиганов попытался вырваться от одного из полицейских. Тот, недолго думая, схватил свою дубинку и ударил парня прямо по лицу. Он упал на колени, и полицейский нанес ему удар по голове. Второй парень завопил, и полицейский, державший его, ладонью наотмашь ударил его по губам. Автобус рванул с места, оставив после себя облако пыли, которое скрыло от нас жестокую сцену. За моей спиной парень в наушниках снова монотонно запел. Я зарылась лицом в плечо Пола, мучимая чувством вины, словно это мое присутствие спровоцировало неприятный инцидент. Чувствуя, что я расстроена, Пол крепче обнял меня.

– Это все теперь в прошлом, – произнес он.

Наш автобус мчался в будущее.