VIII

Школьный звонок объявил о конце урока радостным неуверенным голосом. Из дверей всех классов, подобно бурному горному потоку, валом хлынули к выходу ученики, разнесся веселый детский гомон. До сих пор спящий школьный двор заполнился детскими голосами, запестрел разноцветными майками, пуловерами и юбочками, резвых кроссовок и туфелек, всех возможных брендов и видов. По плитке двора затопали сотни озорных ног, напугав стаю голубей, которые еще недавно спокойно прогуливались перед входом в школу, собирая и склевывая крошки, оставшиеся от прошлых детских завтраков. На металлических стрелках больших часов, прикрепленных на каменной школьной стене, отдыхал солнечный луч, а его золотой отсвет отражался в веселых детских глазах.

Ангелина играла с Кале Нильсоном, которого вся школа знала под прозвищем Кале Корв («Колбаска»), потому что его отец, Гунар, ежедневно вывозил на площадь Кортедали маленький киоск-прицеп, с которого продавал горячие сосиски и колбаски, чем обеспечивал существование своей семьи.

Дети всегда выбирают самого слабого или спокойного (впрочем, это нередко и у взрослых), чтобы продемонстрировать превосходящую силу и чувство юмора. Кале поначалу злился, а потом стал делать вид, что не замечает их приставаний. Он пришел к выводу, что такая реакция выгоднее всего и ироничные придирки быстро затухают, а его оставят в покое.

В глубине своей рано обиженной души Ангелина чувствовала несправедливость и всегда была на стороне Кале, именно с ним она общалась и играла с наибольшим удовольствием.

– Не поймаешь! Не поймаешь! – дразнил он ее с другой стороны сетки, пока она бегала за ним по кругу на волейбольном поле.

– Ангелина бегает за Колбаской. Наверное, забыла позавтракать! – подсмеивались мальчишки.

В тот момент, когда Ангелина уже была на расстоянии вытянутой руки от Кале, чтобы поймать его, услышала, как девочка из старшего класса, курносая и рыжеволосая Линда, достаточно громко сказала Ингрид Густавсон из 3-го Б класса:

– Ее мама – проститутка и наркоманка.

– Откуда тебе это известно?

– Все это знают.

Ангелина остановилась как вкопанная, чувствуя, что кровь приливает к вискам и пылают уши. Вся красная, она кинулась к Линде:

– Что ты сказала?

– Что слышала.

– Повтори, что ты сказала.

– Я сказала, что твоя мама – наркоманка и проститутка, – ответила Линда, воинственно выпятив грудь.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела ее вчера вечером, когда мы с мамой возвращались из кинотеатра, она сидела с Адамом из Хьельба у нашего подъезда и в ложке они жгли белый порошок. Мама их прогнала и сказала, что вызовет полицию, если еще раз увидит их здесь.

– А почему ты сказала, что моя мама – шлюха?

– Потому что наркотики дорогие, а твоя мама нигде не работает, у нее нет денег, и только так она их может заработать.

Ангелина почувствовала, как что-то сжимает ей горло и в любую минуту она расплачется. Но одновременно она ощутила какую-то доселе неведомую силу, которая закипает в ее хрупком теле, и сильное желание отомстить, чтобы и Линда познала горький вкус унижения. Со всех сил она залепила ей пощечину, чего та никак не ожидала, учитывая ее солидный вес и возраст. След от маленькой рассерженной ладони красной линией отпечатался на Линдиной пухлой щеке. Изумленная и смущенная, она на мгновение замерла, а потом схватила Ангелину за волосы, и та ее тоже, и девочки начали драться. Все дети сбежались, образовав вокруг них большой круг и разделившись на две группы болельщиков, хором поддерживающих одну или другую.

Линда была крупнее и сильнее. Она тащила Ангелину то влево, то вправо, и та быстро поняла, что, хватаясь за волосы, не сможет победить более мощную противницу. Она почувствовала сильнейшую боль, когда Линда, в приступе ярости и уверенная в своем превосходстве, практически подняла ее над землей и хотела отбросить влево. За доли секунды в голове у Ангелины родился спасительный план. Она со всей силы ударила ей кулаком по носу. Кровь брызнула, и соперница сразу же отпустила ее, растерянно держа клок светлых волос в своей мясистой руке.

– Ангелина, Ангелина, Ангелина! – по школьному двору пронесся единодушный возглас одобрения любителей боевых искусств. Они были похожи на маленьких гиен, почувствовавших первую кровь и оттого радостно завывающих.

Запыхавшаяся учительница спешила к ним по каменным ступенькам. Заметив Линду, запачканную кровью, она подбежала к ней, достала бумажный носовой платок и стала вытирать ей окровавленные нос и подбородок.

– Что здесь происходит? – Она окинула вопросительным и строгим взглядом всю группу детей.

– Ангелина напала на меня и разбила нос, – плача ответила Линда.

– Ты иди к школьной медсестре, а ты, Ангелина, со мной, к директору!

Со временем Ангелина перестала общаться со своими сверстниками и сразу же после окончания уроков первой выходила из класса, торопясь домой. Она закрывалась у себя в комнате, вжавшись в плетеное кресло в углу или вытянувшись на заправленной постели. Глядя в потолок, она отдалась на волю одиночества и все чаще задавала себе вопрос, на который никак не могла найти ответ: почему какие-то люди злые, а какие-то добрые? Почему одни счастливы, а другие несчастны? Почему одни купаются в изобилии, а другие едва сводят концы с концами?

Например, толстощекая Линда и вчера ходила со своей мамой в кинотеатр, а она там никогда не была, только в прошлом году она и Ивана были в парке аттракционов «Лисеберг», и то благодаря бабушке, которая дала им денег.

Почему все в классе смеются над Кале, насмешливо называя его «Колбаска», когда он – очень спокойный и дружелюбный мальчик, он никогда никому не сделал зла, один из лучших ее друзей в классе?

Как так случилось, что ее мать презирают окружающие, считая ее асоциальной личностью? Это слово Ангелина сразу запомнила, услышав его во время последнего разговора с социальным работником, где присутствовали она, бабушка, Свен и классный руководитель.

Девочка не просто неизмеримо любила мать, она сочувствовала ей и болезненно, до глубины души страдала, когда видела ее, сломленную депрессией или пьянством.

Картинки событий из раннего детства, когда мать общалась с подозрительными типами, вертелись по кругу, как на киноэкране, а неприятные события, свидетелем которых она была, навсегда запечатлелись в дневнике болезненных воспоминаний.

Ангелина помнила день, когда Ивана пришла домой с рассеченной, заметно отекшей нижней губой и иссиня-черным синяком под левым глазом. Глаз был окровавлен и полузакрыт.

– Мама, кто тебе это сделал? – испуганно спросила дочь.

– Я упала со ступенек, когда выходила на трамвайной остановке.

Ивана ушла в свою комнату, легла на кровать, отвернувшись лицом к стене, и слезы стекали на фланелевую наволочку.

Именно в тот день местный наркодилер на площади в Хьельбу подкараулил Ивану, которая уже давно была ему должна за четыре дозы, а потом искусно избегала встреч с ним и не отвечала на телефонные звонки. Он едва дождался момента, чтобы вернуть должок. Заметив, как она выходит из табачного киоска, он устремился за ней, схватил за локоть и потянул за киоск.

– Убегаешь, а? Думала, что я тебя не найду?

– Зачем мне убегать?

– Где деньги?

– Я их еще не нашла.

– А на какие шиши ты купила сигареты?

– Это всё, что у меня было.

– Сейчас ты у меня получишь, грязная тварь!

Он заехал ей кулаком по лицу. Треснула губа, и Ивана почувствовала сладко-соленый вкус крови во рту.

– Что с тобой? Почему меня бьешь?

– Когда принесешь деньги?

– Точно не знаю, через пару дней.

– Точно не знаешь?! Узнаешь!

Сжав кулак, он ударил ее еще раз. У нее перед глазами потемнело. Ивана почувствовала сильную боль, тысячи светящихся искр заиграли у нее перед глазами, и она упала в лужу рядом с бордюром.

– Пожалуйста, не бей меня. Я тебе завтра заплачу.

Дилер перешагнул через нее, нагнулся и прижал непогашенную сигарету выше виска. В ноздри ударил запас сожженных волос и подсмоленной кожи. Ивана вскрикнула от боли, закрыв лицо руками, пытаясь защититься.

– Это печать, которой я заверил твое обещание, – процедил сквозь зубы насильник, презрительно бросив окурок в лужу рядом со скрючившейся Иваной. Потом он стал исследовать содержимое карманов ее куртки, выворачивая их наизнанку. Дилер нашел там только сигареты и мобильный телефон. Мобильный взял, а сигареты бросил в лужу рядом с ней.

– Получишь его завтра, когда принесешь деньги.

Ожог от сигареты Ангелина не заметила, потому что Ивана закрыла его прядью густых волос. Это было единственное, что ей удалось скрыть от девочки.

В тот день Ангелина, пообедав, пошла к себе в комнату. Свернувшись клубком в плетеном кресле, придвинутом к подоконнику, она наблюдала за окрестностями через сверкающее окно, этим утром вымытое бабушкой Марией. В утопающем в зелени дворе под бдительным присмотром своих матерей, на качелях и горке, увлеченные игрой, шумели соседские дети. Две девочки перепрыгивали через резинку.

– Чем занимаешься, Ангелина? – открыв дверь, поинтересовалась бабушка Мария.

– Наблюдаю, что делают дети во дворе.

– Давай сделай домашние задания и иди во двор, поиграй с детьми.

– Сейчас, мигом. Только немного отдохну.

– Ты заходила к Иване?

– Да, по дороге из школы, но дверь была заперта. Я звонила, но никто не открыл. Наверное, ушла куда-нибудь.

Дверь тихо затворилась, а Ангелина как-то безвольно стала одну за другой доставать тетради и книги из школьной сумки, выкладывая их на столешницу. Потом она глубоко задумалась, постукивая ручкой по столу, без особого желания приступать к выполнению заданий.

Слишком рано созрев, на материнском примере она поняла, что жизнь немилосердна к тем, кто безвольно отдается на волю ее капризному течению и позволяет бросать себя в непредвиденные водовороты и на отмели страшных страданий и унижений. Ей было жаль мать, но как ей помочь, она не знала. В своих самых буйных фантазиях Ангелина представляла себя с кучей денег, за рулем красивого маленького автомобиля, как она останавливается перед Иваниным подъездом, чтобы забрать ее с собой на отдых, как, ненадолго остановившись перед светящимися витринами магазинов в центре города, они заходят внутрь, и она покупает себе и маме самые красивые платья, не жалея денег, которых у нее пруд пруди.

Таинственная улыбка на мгновение мелькнула на нежных детских губах, а потом тень грусти преобразила эту улыбку в тоску, изменив едва заметную линию между выражением счастья и выражением разочарования. Удивительно, как эти две тени сменяются на человеческом лице от раннего детства до поздней старости в соответствии с состоянием души и обстоятельствами, в которых мы находимся. Интересно, попытался ли кто-нибудь хотя бы приблизительно нарисовать график этого феномена, или только морщины по краям наших губ свидетельствуют, что это происходило бесконечное число раз.

Ангелина закрыла глаза, желая продлить короткое удовольствие, которое ей подарила яркая детская фантазия.

«Кто так устроил мир? Одни купаются в изобилии, а другие увязли в бедности? Мамин холодильник всегда пуст. Если бы бабушка не давала ей еды, она умерла бы с голоду».

Вопросы выстраивались в ряд, и Ангелина судорожно пыталась найти на них ответ.

«И почему плохие люди часто бьют маму? Никто из ее знакомых мне не нравится. Ни один. Она думает, что я маленькая и ничего не знаю. Говорит, упала со ступенек, а я знаю, что ее снова били. Если бы она упала со ступенек, то вывернула или сломала бы ногу, а когда тебе разбивают губу и залепляют в глаз, это значит, что тебя побили. Наверняка это потому, что папа нас бросил и нас некому защитить. Я вообще его больше не люблю. Он забыл, когда у меня день рождения, и вообще ничего мне не купил».