Она припарковала «хендай» у обочины. Вышла, огляделась. Ветер шелестел листвой, и его порывы приносили отдаленное завывание противоугонного устройства, которое звучало то громче, то тише, а то и вовсе пропадало в прочих уличных шумах. В саду бывшего дома Валинов стоял остов бордового многоместного «седана», без колес, на четырех столбиках из кирпичей. В окнах мелькали тени новых жильцов. Вряд ли Роджер стал бы подходить ближе. Дабы удостовериться, что он здесь был, следовало обратиться к кому-то еще. Мила осмотрелась и наметила себе дом напротив.

Пожилая дама снимала белье, вывешенное сушиться на веревке, натянутой между двумя столбами. Собрав его в охапку, она направилась к крыльцу. Мила быстро пошла наперерез, чтобы не дать ей войти в дом:

– Простите…

Женщина обернулась, с подозрением оглядела ее. Еще на ходу Мила, чтобы ее успокоить, достала полицейское удостоверение:

– Добрый день, простите за вторжение, но мне необходимо с вами поговорить.

– Хорошо, милая, никаких проблем, – отвечала дама с легкой улыбкой. На ней были гольфы из махровой ткани, один сполз до самой щиколотки; халат весь в пятнах и протерт на локтях.

– Вы давно здесь живете?

Женщину, казалось, позабавил вопрос, но во взгляде, которым она окинула окрестности, мелькнула грусть.

– Сорок три года.

– Вы-то мне и нужны, – сердечно сказала Мила. Зачем пугать женщину, спрашивая напрямую, не видела ли она в последнее время своего бывшего соседа Роджера Валина, пропавшего семнадцать лет назад. К тому же она опасалась, что старуха, в силу возраста, может что-нибудь напутать.

– Может, войдем в дом?

– Хорошо, – тотчас же согласилась Мила, которая очень рассчитывала на приглашение.

Старуха повела ее на крыльцо, и непочтительный ветер взъерошил легкое облачко ее редких волос.

Мелкими шажками, шаркая по коврикам и ветхому паркету вязаными тапочками, госпожа Уолкотт двигалась по тропке, протоптанной между мебелью, загромождавшей дом, среди обилия предметов разного рода: стеклянных безделушек, надколотых фарфоровых сервизов и фотографий в рамках, где запечатлелись мгновения далекой жизни. Она несла поднос с двумя чашками и чайником. Мила поднялась с дивана, помогла поставить его на столик.

– Спасибо, милая.

– Не стоило утруждать себя.

– Никакого труда. – Женщина разлила чай. – У меня так редко бывают гости.

Глядя на нее, Мила задумалась, не грозит ли и ей со временем такое же одиночество. Похоже, компанию госпоже Уолкотт составлял только рыжий кот, клубком свернувшийся в кресле: время от времени он приоткрывал глаза, чтобы оценить обстановку, потом засыпал снова.

– Сатчмо не идет к чужим, но, вообще-то, он ласковый.

Мила подождала, пока пожилая женщина усядется напротив, потом взяла чашку и начала разговор:

– Вам покажутся странными мои вопросы, ведь столько лет прошло. Вы, случайно, не помните семью Валин – они жили там, напротив? – Мила указала дом на другой стороне улицы и тут же заметила, что госпожа Уолкотт помрачнела.

– Несчастные люди, – прошептала она, значит точно вспомнила. – Когда мы с моим мужем Артуром купили этот дом, они тоже сюда переехали. Все мы были молодые, и квартал новый, недавно построенный. Идеальное место, чтобы жить счастливо и растить детей. Это сказал агент по недвижимости, и так оно и было. Особенно в первые годы. Многие перебрались сюда из центра. В основном служащие, коммерсанты. Ни рабочих, ни иммигрантов.

Госпожа Уолкотт принадлежала к поколению, для которого такие неполиткорректные высказывания были в порядке вещей. Милу это немного покоробило, но она продолжала тем же задушевным тоном:

– Расскажите мне о Валинах. Что это были за люди?

– Приличные. Жена домохозяйка, муж – торговый представитель, работа хорошая. Она была красавица, – казалось, у них счастливая семья. Мы скоро сдружились. Каждое воскресенье устраивали барбекю, отмечали все праздники. Мы с Артуром только что поженились, а у них уже был сын.

– Роджер – вы его помните?

– Как же его забыть, сорванца такого. В пять лет уже гонял на велосипеде взад-вперед по улице. Артур ужасно любил мальчонку, даже построил ему домик на дереве. Вскоре стало ясно, что у нас с мужем не будет детей, но ни один не делал из этого трагедии, чтобы не расстроить другого. Знаете, Артур был прекрасный человек. Из него получился бы превосходный отец, будь на то воля Господа.

Мила закивала. Как многие старики, госпожа Уолкотт любила поболтать, время от времени нужно было ее возвращать к первоначальной теме.

– Что же случилось с родителями Роджера?

– Госпожа Валин серьезно заболела. – Женщина покачала головой. – Врачи сразу объявили, что она не поправится. Еще говорили, что Господь приберет ее к себе не так скоро. До того ей уготовано много боли и страдания. Может быть, поэтому муж решил оставить семью.

– Отец Роджера бросил семью? – Мила удивилась: в деле об этом не было информации.

– Да, милочка, и больше не показывался, даже не интересовался, как они тут справляются одни, – укоризненно проговорила госпожа Уолкотт. – И Роджер, который раньше был живым, бойким мальчиком, мало-помалу сник. Мы с Артуром видели, как он все больше сторонится людей, хотя раньше у него друзей было хоть отбавляй. Часами сидел один или рядом с матерью. Ответственный маленький мужчина.

В голосе госпожи Уолкотт звучала неподдельная горечь, ей, наверное, было бы больно, узнай она, какой ужас сотворил Роджер Валин этой ночью.

– Мой муж сильно переживал из-за мальчика и злился на его отца, даже ругал последними словами. А ведь такими друзьями были. Но перед Роджером – никогда. С ним у Артура сложились особые отношения, только мужу и удавалось выманить мальчика из дому.

– И чем же?

– Часами, – проговорила госпожа Уолкотт, ставя на поднос пустую чашку, между тем как Мила только сейчас обнаружила, что едва прикоснулась к чаю. – Артур коллекционировал часы. Покупал их и на блошиных рынках, и на аукционах. Целыми днями сидел за столиком, разбирал их, чинил. Когда он уже вышел на пенсию, приходилось напоминать ему, что пора поесть или пойти спать. Просто невероятно: жить в окружении часов и не замечать хода времени.

– И он привил эту страсть Роджеру. – Мила уже знала о хобби убийцы.

– Научил его всему, что знал сам. Мальчик до безумия увлекся этим миром неукоснительной точности, где вечно слышится «тик-так». Артур говорил, что он прямо создан для этого дела.

Стать бесконечно малым – завидное состояние для того, кто несчастлив, подумала Мила. Ты вроде бы исчезаешь из поля зрения других, но выполняешь для мира какую-то важную задачу, например считаешь секунды. Но Роджер Валин в конце концов решил просто исчезнуть, и баста.

– Там, наверху, у нас мансарда, – сообщила госпожа Уолкотт. – Вначале мы приберегали ее для детей, но дети у нас так и не появились. Мы все время собирались ее сдать, но потом Артур устроил там мастерскую. Они с Роджером затворялись наверху и, бывало, не показывались до вечера. После муж заболел, и мальчик тотчас же перестал к нам ходить – как отрезало. Артур оправдывал его, говорил, мол, все подростки немного бессердечные и Роджер это не со зла. И потом, он и так каждый день видит, как угасает мать, от него ли требовать, чтобы он посещал еще одного умирающего, пусть даже единственного друга, который у него остался. – Женщина вынула из кармана халата замусоленный платок и вытерла слезу, появившуюся у краешка глаза. Потом скомкала платок и зажала в кулаке, на случай если опять понадобится. – Но я уверена, что Артур очень переживал. Думаю, в глубине души он все надеялся, что Роджер снова переступит этот порог.

– Значит, ваши отношения на этом прервались, – заключила Мила.

– Нет, – возразила госпожа Уолкотт, даже как-то удивившись. – Минуло полгода после смерти мужа, Роджер даже на похороны не пришел. И вдруг однажды утром, совершенно неожиданно, появляется у меня в дверях. Спрашивает, можно ли подняться в мансарду, завести часы. С того дня у него вошло в привычку туда являться без спроса.

Мила невольно посмотрела наверх:

– Туда, в мансарду?

– Конечно, – подтвердила старуха. – Приходил со школы, сразу бежал к матери, обихаживал ее и, если ей больше ничего не требовалось, поднимался ко мне в мансарду и часами там сидел. Продолжал это делать, даже когда устроился на работу счетоводом, но с какого-то момента я больше ничего не слышала о нем.

Мила поняла, что речь идет о моменте исчезновения.

– Из вашего рассказа следует, что, если не считать матери, вы видели его чаще всех в нерабочее время. Но к властям обратились не вы. Простите, но вас не удивило, что Роджер больше не приходит?

– Он входил и выходил сам по себе. В мансарду можно подняться только по внешней лестнице, так что мы порою даже и не пересекались, – отвечала женщина. – Он был тихий, молчаливый, но, странное дело, я всегда знала, когда он наверху. Трудно это объяснить… Чувствовала, и все. Ощущала его присутствие в доме.

Мила подметила какое-то смятение во взгляде и на лице пожилой дамы. Боится, что ей не верят, думают, что выжила из ума. Нет, что-то еще. Неприкрытый страх. Мила наклонилась к ней, взяла ее за руку:

– Госпожа Уолкотт, признайтесь честно: в последние семнадцать лет у вас возникало чувство, что Роджер здесь, с вами?

Глаза женщины наполнились слезами, но она, выпрямившись и крепко сжав губы, пыталась их сдержать. Потом кивнула энергично, решительно.

– Если вы не возражаете, я хотела бы осмотреть мансарду.

10

Противоугонная сигнализация, которую Мила слышала, когда заезжала в квартал, все еще орала вдалеке.

Поднимаясь по ступенькам внешней лестницы, ведущей в мансарду, Мила инстинктивно потянулась к рукоятке пистолета. Не то чтобы она верила, будто перед ней предстанет Роджер Валин собственной персоной, но реакция старой госпожи Уолкотт на ее последний вопрос заронила некоторые опасения. Конечно, это могли быть бредовые измышления одинокой пожилой женщины, но опыт подсказывал Миле, что страхи никогда не бывают беспочвенными.

Очень может быть, что в дом и правда заходил гость, молчаливый, а главное, нежеланный.

Второй раз за день Миле довелось обыскивать чужое жилище. Рано утром – дом Коннеров, где в кладовке обнаружилась девочка-привидение. Теория вероятности подсказывала, что на этот раз вряд ли так повезет, хотя кто его знает.

Дверь мансарды была заперта, но госпожа Уолкотт дала ей ключ. Пока Мила возилась с замком, сирена противоугонного устройства все вопила и вопила: то ли назойливое предупреждение, то ли наглая насмешка.

Мила взялась за ручку двери и повернула ее, все же на что-то надеясь. Помимо ожиданий, дверь не заскрипела, а отворилась с легким вздохом. Квартирка, открывшаяся ей, простиралась между скатами крыши. Ларь, ветхая кровать, матрас с которой был снят и стоял, свернутый, в углу; кухонька с двумя газовыми конфорками и крохотный туалет, встроенный в стенной шкаф. В отдалении луч света из слухового окна падал на рабочий столик, стоящий у стены, а над ним на стене виднелась небольшая витрина, вся покрытая пылью. Мила сняла руку с пистолета и медленно вошла, чуть ли не кожей ощущая, что вторгается в чье-то личное пространство.

Скорее, убежище, поправила она себя.

Никаких признаков того, что Роджер Валин заходил сюда. Все здесь казалось неподвижным, нетронутым на протяжении лет. Мила присела за рабочий столик. К одному из углов был привинчен зажим, над столиком – круглая лампа на гибком штативе, под ней – увеличительное стекло. Мила окинула взглядом миниатюрные инструменты, разложенные в безупречном порядке. Узнала отвертки и пинцетики, маленький ножик, чтобы вскрывать корпус часов, и лупу часовщика. Коробочки, полные винтиков и шестеренок. Подушечка для монтажа, деревянный молоток, масленка. И другие высокоточные инструменты, которых она не знала.

Если бы не проклятая сирена, которая никак не утихала, Милу охватил бы покой, исходящий от этих предметов. Она подняла глаза на витрину прямо перед собой. Там, на двух полочках, была выставлена коллекция часов господина Уолкотта.

Все остановлены магией единственной силы, способной побороть власть времени: смертью.

Так, навскидку, их было около полусотни, наручных и карманных. Мила стала рассматривать их через стекло. Заметила несколько фирмы «Лонжин», одни – «Тиссо», еще одни – «Ревью Томмен», на синем ремешке и в посеребренном корпусе, и очень красивые «Жерар Перрего», из стали. Мила в этом не разбиралась, но складывалось впечатление, что муж оставил госпоже Уолкотт маленькое сокровище, о котором женщина, кажется, и не подозревает. А ведь достаточно продать какие-то экземпляры, чтобы обеспечить себе более вольготную жизнь. Но нет, одумалась Мила. Чего желать женщине, которая осталась одна на целом свете? Ей хватает кота, который к ней лениво ластится, и воспоминаний, которые мириадами приходят к ней, приняв косную форму безделушек и старых фотографий.

В обрамлении слухового окна виднелся особнячок на другой стороне улицы. Мила попыталась прочесть мысли Роджера Валина. Твой дом был у тебя перед глазами, и складывалось впечатление, будто ты никогда не оставляешь мать одну. Но в то же самое время пребывание здесь позволяло тебе от нее бежать. Почему ты исчез через несколько дней после ее смерти? Где ты был? И почему сейчас вернулся? Какой смысл в этой твоей запоздалой мести? И что ты намерен теперь предпринять?

В мысли Милы вторгалась сирена противоугонного устройства, которая ревела все громче и назойливей. Почему Роджер Валин, прежде чем устроить бойню в доме Белманов, надел тот же костюм, в котором пропал? Почему той ночью звонил в прачечную самообслуживания? Почему никто ему не ответил? Роджер, подай мне какой-нибудь знак, доказательство, что ты здесь был! Что в глубине души ты тосковал по миру, из которого бежал, и захотел совершить прыжок в прошлое, в твое былое убежище.

Внезапно противоугонное устройство смолкло. Вой сирены, однако, все еще отдавался у Милы в ушах. Лишь через какое-то время тишина воцарилась повсюду: и в ней самой, и вокруг нее.

Тогда она и услышала тиканье.

Размеренное, как закодированное послание, настойчивое, как тайный зов; Миле слышалось даже, будто часы твердят ее имя. Она открыла витрину, чтобы определить, откуда доносится этот смутный сигнал.

Тикали старые часы «Ланко», недорогие, на ремешке из поддельной крокодиловой кожи, в тронутом ржавчиной корпусе, с трещинами на стекле и циферблатом цвета слоновой кости, пожелтевшим от времени.

Бывает, что часы начинают идти сами по себе, используя завод, накопленный годами. Но, взяв эти в руки, Мила поняла, что они пробудились от долгой спячки не по воле случая.

Кто-то недавно завел их: часы показывали точное время.

11

– Он здесь побывал, сомнений нет.

Мила сидела в машине перед домом госпожи Уолкотт. Только сейчас, в одиннадцатом часу вечера, ей удалось связаться с Борисом, который весь день был на разных совещаниях, где спорили, стоит ли сообщить прессе о массовом убийстве, а заодно раскрыть личность преступника и опубликовать его фотографию. Борис считал, что тем самым вступит в силу тактика выжженной земли, а еще выяснится, сможет ли кто-нибудь, узнав Роджера Валина по фотографии, раскрыть, хотя бы частично, тайну семнадцати лет, проведенных в небытии. Но Гуревич оставался непреклонен. Он полагал, что, если новость распространится, это только польстит массовому убийце и подтолкнет его на то, чтобы повторить единожды осуществленное. И в конце концов серый кардинал Управления настоял на своем.

– Отличная работа, – похвалил ее Борис. – Но на данный момент у нас другие приоритеты.

Совершив расправу, Роджер Валин замел за собой все следы. У них не было ни единой зацепки. А преступник вполне мог ночью начать все заново. В чей дом он вторгнется на этот раз? На ком выместит обиду?

– Проблема в том, что мотив, побудивший убийцу истребить семью Белман, вполне реален, но в то же самое время на редкость расплывчат. Уничтожить семью главы фармацевтической фирмы, которая производит чудодейственное, но слишком дорогое лекарство, – это не очень похоже на часть определенного плана, тебе не кажется? На кого теперь ополчится Валин? На главу ассоциации мужей, которые бросают больных жен, обремененных детьми?

Мила понимала, насколько Борис обескуражен.

– Извини, – спохватился он. – День выдался тяжелый. А ты молодец, добилась хороших результатов. Возможно, мы установим слежку за домом Уолкотт – вдруг наш человек там покажется.

Мила обернулась, посмотрела через дорогу на дом старушки:

– Не думаю, что он вернется: Валин оставил нам часы как своего рода сигнал.

– Мы можем быть уверены, что старая дама не завела их сама? След слишком сомнительный, не знаю, получится ли по нему добраться до Валина.

Борис был по-своему прав, но Мила догадывалась, что существуют еще какие-то осложнения. Тем не менее ныне, в момент конкретной опасности, рассуждать не время, ведь убийца может вот-вот нанести новый удар.

– Ладно, этим мы займемся завтра, – заключила Мила и, попрощавшись с другом, поехала домой.

В это вечернее время она смогла припарковать «хендай» только в трех кварталах от своего многоквартирного дома. Солнце село, и почти летняя жара, стоявшая целый день, резко сменилась сырой прохладой. Мила, в одной футболке и джинсах, ускорила шаг.

Район, застроенный лет сто тому назад, был недавно заново открыт преуспевающей молодежью и именитыми архитекторами, которые не замедлят превратить его в эпицентр новомодных веяний. Такое случалось все чаще. Столица представляла собой море магмы в состоянии непрекращающейся метаморфозы. Только грехи горожан не менялись. Кварталы перестраивались, улицы переименовывались, так что их обитатели могли считать, будто идут в ногу со временем, не отдавая себе отчета в том, что они ведут точно такую жизнь, как и их предшественники, повторяют те же жесты, те же ошибки.

Жертвы, предназначенные своим палачам.