ерийный убийца живет в мире символов. Он совершает эзотерический путь, начатый много лет назад в глубине его души, а ныне продолженный в реальном мире.
Они выльют литры крови, дабы новость на первую полосу выглядела аппетитнее. Прочь сдержанность и беспристрастие! А если кто-то посмеет усомниться, они мгновенно выставят свое вечное «право хроники», прикрывая таким образом собственное оголтелое бесстыдство.
Страдания выполняют определенную задачу. Восстанавливают связь между живыми и мертвыми. Это язык, заменяющий слова или меняющий условия задачи. Именно этим заняты родители по ту сторону стекла. Тщательно и мучительно восстанавливают обрывки существования, которого больше нет. Наслаивают друг на друга хрупкие воспоминания, накрепко связывают белые нити прошлого с черными нитями настоящего.
Если бы кто-то убил Адольфа Гитлера, или Джеффри Дамера, или Чарльза Мэнсона, когда они были еще в пеленках, он бы совершил злое или благое дело? Их убийцы были бы судимы и приговорены, а отнюдь не воспеты как спасители человечества!
Я не знаю, существует ли Бог. Но мне всегда хотелось, чтобы Он был. Но я знаю, что на свете существует зло, потому что зло может быть явным. А добро – нет. Зло оставляет после себя следы. Тела невинных детей, например. Добро можно лишь констатировать. Но нам этого мало, нам нужны конкретные доказательства.