– Ну, ведь вы же знаете детей, правда? По самым незначительным признакам в их поведении можно догадаться о многом. Как она спала? С аппетитом ли ела? Не было ли у нее резкой смены настроения? Не стала ли она замкнутой, вспыльчивой? Словом, не появилось ли в ее поведении что-нибудь необычное?
– Она была обычной Анной Лу. Я знаю свою дочь, агент Фогель, и способна понять, когда с ней что-то не так.
Фогель выяснил, что у девочки был мобильник, но старой модели, не смартфон.
– Ваша дочь пользовалась Интернетом?
Родители переглянулись.
– Наше братство не советует пользоваться гаджетами. Интернет полон ловушек и искушений, агент Фогель. И всяческих сведений, которые могут помешать воспитанию доброго христианина, – сказала Мария. – Но мы нашей дочери ничего не запрещали, выбор был за ней.
«Ясное дело, не разрешали, – подумал Фогель. – Однако в одном она права. Из Всемирной сети часто исходит опасность. Восприимчивые подростки, такие как Анна Лу, обычно очень внушаемы. А в Интернете много охотников, которые, ловко манипулируя неокрепшими душами, могут внушить им что угодно. Постепенно разрушая все степени защиты и подрывая отношения доверия, они умудряются заменить подросткам самых близких людей и управлять ими на расстоянии, навязывая им свои поведенческие сценарии. В этом смысле Анна Лу Кастнер была прекрасной добычей. Возможно, она подчинялась воле родителей и не пользовалась Интернетом дома, но выходила в Сеть в школе или в библиотеке. Надо будет проверить и там и там». Но сейчас перед Фогелем стояла задача выяснить другие детали.
– Вы входите в число тех счастливчиков, кому повезло продать свои концессии горнодобывающей компании, это так?
Вопрос был адресован Бруно Кастнеру, но в разговор снова вступила его жена:
– Мой отец оставил нам земельный участок к северу от поселка. Но кто мог подумать, что теперь он будет стоить так дорого… Часть денег мы передали братству и смогли выплатить ипотеку за этот дом. Остальное оставили для детей.
«Должно быть, сумма оказалась немалой, – подумал Фогель. – Возможно, она обеспечит безбедное существование многим будущим поколениям Кастнеров. Они могли бы позволить себе роскошь и прикупить дом побольше и покрасивее, но решили не менять привычного уклада жизни». Спецагент не мог представить себе, как можно отказаться от неожиданно свалившегося благополучия. Однако принял это к сведению и, по-прежнему склонившись над записной книжкой, спросил:
– У вас кто-нибудь требовал денег? Я должен исключить версию вымогательства. Вам кто-нибудь угрожал? Возможно, у кого-то был мотив для зависти или злобы по отношению к вам?
Кастнеров этот вопрос, казалось, удивил.
– Нет, – сразу ответила Мария. – Мы общаемся только с членами нашего братства.
Фогель отметил для себя подтекст последней фразы: Кастнеры наивно убеждены, что в братстве нет почвы для конфликтов. Однако спецагент был уверен, что причина кроется именно здесь. Прежде чем явиться к ним в дом, он навел о них справки и узнал очень многое об их жизни.
Общественное мнение обычно зиждется на видимости, на чисто внешних проявлениях. А потому, когда происходит нечто из ряда вон выходящее – к примеру, исчезает обычная, прекрасно воспитанная девочка из благополучной семьи, – все склонны думать, что зло явилось извне. Но такие опытные полицейские, как Фогель, обычно не спешат с выводами о внешней опасности, поскольку в огромном количестве случаев причина оказывается банальной и жестокой и кроется она в стенах дома. Ему приходилось иметь дело с отцами, которые насиловали дочерей, и с матерями, которые, вместо того чтобы вступиться за девочек, начинали видеть в них опасных соперниц. А потом бывает, что родители приходят к выводу, что ради собственного спокойствия и сохранения брака лучше будет избавиться от плоти своей. В его практике был такой случай. Мать, обнаружив, что муж посягнул на дочь, сначала покрывала его, а потом, чтобы избежать позора, своими руками убила девочку. В общем, образцы жестокости отличались причудливым разнообразием.
Кастнеры производили впечатление вполне нормальных людей.
Он занимался грузоперевозками и, несмотря на неожиданно свалившееся богатство, продолжал надрываться на работе. Она была скромной домохозяйкой и всю себя посвящала дому и детям. К тому же оба культивировали горячую и убежденную веру.
Однако не стоило ставить на этом точку.
Фогель сделал вид, что удовлетворен:
– Ну, кажется, пока все.
Затем он поднялся с кресла, и вслед за ним с готовностью вскочил Борги, который все время сидел молча.
– Спасибо за кофе и вообще, – сказал спецагент, помахав дневником Анны Лу. – Надеюсь, что дневник нам очень поможет.
Кастнеры проводили обоих полицейских до дверей. Фогель еще раз бросил взгляд на мальчиков, безмятежно игравших возле рождественской елки. Кто знает, какое воспоминание сохранят они об этом событии, когда повзрослеют. Может, их вовремя оградили от ужаса ситуации. Но пакет с красной ленточкой, предназначенный для Анны Лу, говорил, что им всегда что-то будет напоминать о трагедии, произошедшей в семье. Потому что нет ничего хуже подарка, который так и не дошел до адресата. Счастье, заключенное в нем, будет медленно разлагаться, заражая все вокруг.
В этот момент спецагент понял, что лимит молчания исчерпан, а потому повернулся к Борги:
– Подождите меня в машине, ладно?
– Хорошо, – отозвался прилежный полицейский.
Оставшись с Кастнерами, Фогель заговорил совсем другим тоном, очень заботливым, словно эта история действительно тревожила его сердце:
– Хочу быть с вами откровенным. Журналисты уже пронюхали о том, что произошло, и скоро набегут толпой… Порой им даже лучше, чем полиции, удается докопаться до каких-то деталей, и далеко не всегда то, что появляется на экранах телевизоров, имеет отношение к расследованию. Не зная, где искать, представители прессы ринутся к вам. А потому, если вам есть что сказать, ну хотя бы что-то, сейчас самое время…
Наступило молчание, которое Фогель постарался растянуть дольше чем положено. Дело сделано, договор заключен. Его совет содержал в себе предупреждение: «Я знаю, что у вас есть секреты, они есть у всех. Но ваши секреты отныне принадлежат мне».
– Хорошо, – произнес он наконец, чтобы не смутить их еще больше. – Я видел, что вы велели расклеить копии фотографии вашей дочери. Идея хорошая, но этого мало. До настоящего времени происшествием занимались местные средства массовой информации, но теперь пришло время для следующего шага. Например, было бы неплохо сделать публичное заявление. Улавливаете?
Супруги молча переглянулись. Потом мать Анны Лу шагнула вперед, сняла браслет, подаренный дочерью, и надела его Фогелю на левое запястье, словно передавая ему священные полномочия.
– Мы сделаем все необходимое, чтобы вам помочь, агент Фогель. Только верните нашу девочку.
Сидя в ожидании шефа в полицейской машине, Борги разговаривал по мобильнику.
– Не знаю, сколько еще потребуется, это он меня попросил, – объяснял он агентам, уже больше часа дожидавшимся начала намеченного брифинга. – У меня тоже семья. Успокой их и скажи, что никто не пропустит рождественский обед.
На самом деле он опасался, что погорячился, дав такое обещание, поскольку не знал, что у Фогеля на уме. Ясно было только, что дело срочное, а потому нынче утром он ограничился ролью водителя.
Накануне вечером его непосредственный начальник сообщил, что на следующее утро ему следует приехать в Авешот, чтобы подключить спецагента Фогеля к расследованию дела о пропаже девочки. Он передал Борги тоненькую папку с досье и дал весьма странные указания: в восемь тридцать явиться в темном костюме, при пиджаке и галстуке, к ресторану на въезде в альпийский городок.
Борги был наслышан о Фогеле и его эксцентричных выходках. О нем и его расследованиях часто говорили с телеэкрана, спецагента приглашали в различные телешоу. Газеты и тележурналы оспаривали друг у друга возможность взять у него интервью. Фогель вольготно чувствовал себя перед телекамерой, как опытный актер, всегда готовый к импровизации и уверенный в успехе.
К тому же в полицейской среде о нем ходили слухи как о педанте, который признает только взаимоотношения контроля и стремится только к тому, чтобы хорошо выглядеть в кадре. Он настолько эгоцентричен, что подавляет и затеняет всех окружающих.
В последнее время несколько его расследований пошли по ложному пути. Особенно долго не сходил у всех с языка один из случаев. Кое-кто из полицейских ему сочувствовал, но Борги, может быть в силу своей наивности, полагал, что у такого следователя можно многому научиться. Он едва начал работать, и такой опыт ему бы наверняка не повредил. Вот только Фогель занимался исключительно громкими делами, преступлениями, совершенными с особой жестокостью, под воздействием эмоционального импульса. И поговаривали, что он всегда сам внимательно отбирал себе дела.
И поэтому Борги размышлял, что же такого необычного в деле об исчезновении девочки, что Фогель за него взялся. Даже если принять во внимание, что страхи родителей Анны Лу могут оказаться не напрасными и с девочкой действительно случилась беда, дело вряд ли получит широкую огласку. А Фогеля обычно интересовали только громкие дела.
– Мы очень скоро будем на месте, – заверил он собеседника, чтобы быстрее завершить разговор.
И в этот момент вдруг заметил припаркованный в конце улицы черный фургон, а в нем двоих мужчин, не сводивших глаз с дома Кастнеров.
Полицейский уже собрался выйти из машины для проверки, но тут увидел, что спецагент вышел из дома и направляется к нему. Потом Фогель неожиданно замедлил шаг и сделал нечто абсолютно несуразное.
Он принялся аплодировать.
Сначала тихо, потом все громче и громче, постоянно оглядываясь кругом. Звук быстро разнесся в морозном воздухе, и в окнах ближайших домов начали появляться лица людей. Старушка, супружеская пара с детьми, толстяк, домохозяйка с бигуди в волосах. Постепенно во всех окнах возникли любопытные глаза. Все наблюдали за сценой, ничего не понимая.
Тогда Фогель перестал бить в ладоши.
Он в последний раз оглянулся на тех, кто наблюдал за ним, и как ни в чем не бывало пошел к машине. Борги хотел спросить у патрона, почему тот так странно себя повел, но и в этот раз Фогель заговорил первым:
– Что вы заметили сегодня в доме, агент Борги?
Молодой полицейский ответил не задумываясь:
– Муж и жена все время держали друг друга за руки, в полном единении… Но говорила только она.
Спецагент кивнул, глядя сквозь ветровое стекло:
– Этот человек просто умирает от желания нам что-то рассказать.
Борги ничего не ответил. Он завел машину и сразу забыл и о странных аплодисментах, и о черном фургоне.
Полицейское отделение оказалось гораздо теснее и непригляднее, чем ожидал Фогель, и он запросил для расследования более подходящее место. Теперь оперативным помещением расследования дела о пропаже девочки стал школьный спортивный зал.
Маты и спортинвентарь отодвинули к стенам, волейбольную сетку сложили в углу. Кто-то принес из классов преподавательские кафедры, чтобы они служили письменными столами, кто-то разжился складными стульями из сада. Библиотека предоставила две пишущие машинки и компьютер, а вот телефон, по которому можно было связаться с внешним миром, был всего один. Под баскетбольной корзиной поставили классную доску, на которой мелом написали: «Результаты расследования». Под надписью к доске прикрепили все, что удалось до сих пор найти: фото Анны Лу, то самое, что фигурировало на листовках, расклеенных семьей, и карту долины.
Сейчас в зале гудели голоса маленькой кучки полицейских Авешота в штатском, сгрудившихся вокруг кофемашины и подноса с выпечкой. Они болтали с набитым ртом и нетерпеливо поглядывали на часы. Разобрать, о чем шла речь, было трудно, но по выражению их лиц можно было определить, что всех волнует одно.
Глухой удар обеих створок пожарного выхода, прозвучавший неожиданно, заставил всех обернуться. В зал в сопровождении Борги вошел Фогель, и гул разговоров сразу стих. Входная дверь резко захлопнулась за спиной спецагента, и теперь в зале были слышны только четкие шаги его чуть поскрипывающих кожаных ботинок.
Не поздоровавшись и никого не удостоив взглядом, Фогель подошел к доске, стоящей под баскетбольной корзиной. Он на миг впился глазами в надпись «Результаты расследования», а потом вдруг неожиданным движением зачеркнул надпись и сорвал листок с картой.
Затем написал мелом число: 23 декабря.
И, повернувшись к маленькой аудитории, произнес:
– С момента исчезновения прошло два дня. В таких случаях время может работать как против нас, так и за. Все зависит от нас. Надо использовать его по максимуму, а для этого нам необходимо сделать первый шаг.
Последовала пауза.
– Мне нужны блокпосты на шоссе, на выходах из долины, – сказал он решительно. – Задерживать никого не надо, наша задача – подать сигнал.
Все молча слушали. Борги отошел в сторонку и наблюдал за сценой, прислонясь к стене.
– Там есть две видеокамеры: возле распределителя бензина на колонке и еще одна для слежения за транспортом на шоссе. Кто-нибудь проверил, работают они или нет? – спросил Фогель.
После нескольких секунд замешательства один из полицейских, парень с наметившимся брюшком, в клетчатой рубахе и при голубом галстуке, поднял чашку с кофе в знак того, что просит слова.
– Да, синьор. Мы изъяли все записи за время до и после исчезновения девочки.
– Хорошо, – похвалил Фогель. – Припомните всех водителей-мужчин из машин, проходивших транзитом, и выясните, с какой целью они въезжали в долину или выезжали из нее. Обратите особое внимание на людей с преступным прошлым и на тех, за кем числится какое-либо нарушение.
Со своего наблюдательного пункта Борги заметил недовольство полицейских.
В разговор вмешался агент, который был старше остальных и чувствовал за собой право на критику:
– Синьор, нас мало, у нас не хватает ресурсов, и мы не располагаем фондами для экстренных случаев.
Послышался шумок одобрения.
Фогель ничуть не смутился, оглядел импровизированные столы и прочие признаки недостатка средств, которые ему казались смехотворными. Он не мог осудить этих людей за то, что они пали духом и их одолел скепсис. Но и позволить им чувствовать себя ни при чем тоже было нельзя. И он спокойно сказал:
– Я знаю, что сейчас вам всем хочется быть дома и праздновать Рождество вместе с вашими семьями. Меня и агента Борги вы воспринимаете как чужаков, приехавших командовать. Но когда вся эта история кончится, мы с агентом Борги вернемся туда, откуда явились. А вот вам… – Он быстро оглядел их всех, одного за другим. – А вам придется каждый день встречать родителей этой девочки.
Последовало короткое молчание. Потом старый полицейский снова заговорил, на этот раз уже без прежней спеси:
О проекте
О подписке