ЯСОН. Если ты хочешь, мы можем побыть здесь чуть дольше. Но к этой женщине я не пойду. Тем более туда. Безумных в нашей семье хватало и со стороны отца, и со стороны матери, и я не хочу иметь дело ни с кем из них. Безумие заразное, и если прилипнет, от него уже не избавишься. А мне нужна ясная голова. Не могу я туда идти. И не хочу видеться с ней.

МАДДАЛЕНА. Тогда схожу я.

ЯСОН. Делай, что хочешь.

ДЕЙРА (бормочет себе под нос, когда МАДДАЛЕНА подходит к ней. ЯСОН остается за столом). Птички поют на кладбище, вороны кормятся на трупах у дороги, и все горит.

МАДДАЛЕНА. Миссис Корниш?

ДЕЙРА. Распятый на огненном колесе в маяке, полным карликов.

МАДДАЛЕНА. Простите?

ДЕЙРА. Что бы ты ни продавала, мне это не нужно.

МАДДАЛЕНА. Я ничего не продаю. Я – Маддалена, жена вашего сына.

ДЕЙРА. Моего сына убили на войне.

МАДДАЛЕНА. Вашего сына не убили на войне. Он дома, и привез меня с собой. Я – его жена.

ДЕЙРА. Как ты можешь быть его женой, если он мертв? Да какая девушка выйдет за мертвеца?

МАДДАЛЕНА. Ваш сын не мертв. Кто вам сказал, что он мертв?

ДЕЙРА. Если он не мертв, тогда где он? Я его не вижу?

МАДДАЛЕНА. Сегодня он не пришел.

ДЕЙРА. Мой сын не пришел, но послал какую-то женщину, которую я не знаю? И ты говоришь мне, что он не мертв? Я безумная, но не дура. Я слышала сов. Я обошла дом против часовой стрелки. Здесь все крутится в противоположном направлении.

МАДДАЛЕНА. Ясон скоро навестит вас, я знаю. Ему это трудно.

ДЕЙРА. Быть мертвым – не трудно. Жить – это проблема.

МАДДАЛЕНА. Это Сирил сказал вам, что Ясон убит?

ДЕЙРА. Он ненавидит меня.

МАДДАЛЕНА. Сирил вас ненавидит?

ДЕЙРА. Сирил ненавидит всех. Я говорю о своем сыне. Мой сын ненавидит меня.

МАДДАЛЕНА. В Ясоне ненависти к вам нет.

ДЕЙРА. Откуда ты это знаешь? Ты только приехала. Ты ничего не знаешь. И вообще, кто ты такая? Какая-то иностранка?

МАДДАЛЕНА. Я – итальянка.

ДЕЙРА. Да зачем моему сыну понадобилась какая-то итальянка? Ясон любит Глинис.

МАДДАЛЕНА. Кого?

ДЕЙРА. Глинис. Рифмуется с Макгиннис. Это уэльская фамилия. Семья ее матери из Уэльса. Постоянно пердела. В смысле, мать. Не Глинис. Никогда не слышала, чтобы Глинис пернула. Нежное существо. Словно с картинки из книги сказок. Внучка Гарри Макбета. Не могли оторваться друг от дружки. Не Гарри и его внучка. Глинис и Ясон. Сирил хотел, чтобы они поженились. Он бы тогда смог поближе подобраться к деньгам Гарри. Их Сирил любит больше собственного пениса. Мой сын любил внучку Гарри. Но он ненавидит меня. А на чердаке зеркала, и мое свадебное платье, и что-то плачет в сундуке с приданым. У меня есть ключ, но там полно горящих зеркал, и все здесь движется против часовой стрелки. Запри дверь, когда будешь уходить.

(ДЕЙРА смотрит на руки. МАДДАЛЕНА поворачивается к ЯСОНУ, и мы вновь в доме. ДЕЙРА остается на стуле).

МАДДАЛЕНА. Кто такая Глинис?

ЯСОН. Что?

МАДДАЛЕНА. Глинис.

ЯСОН. Что, Глинис?

МАДДАЛЕНА. Кто она такая?

ЯСОН. Кто рассказал тебе о Глинис?

МАДДАЛЕНА. Я побывала у твоей матери, у нас состоялся увлекательный разговор, по ходу которого она постоянно упоминала некую Глинис. Ты знал женщину или девушку по имени Глинис?

ЯСОН. Она – внучка Гарри Макбета.

МАДДАЛЕНА. Ты ее хорошо знал.

ЯСОН. Мы выросли вместе. Она сейчас замужем за Коном Куиллером. Моим давним другом.

МАДДАЛЕНА. У тебя с ней что-то было?

ЯСОН. Мы были детьми. Росли вместе. Она, Кон и я. Это было очень давно.

МАДДАЛЕНА. Почему ты не говорил мне о ней?

ЯСОН. Только что сказал.

МАДДАЛЕНА. Почему не говорил раньше?

ЯСОН. Нечего было говорить.

МАДДАЛЕНА. Что-то определенно было, потому что ты сказал сейчас, но не говорил прежде. Ты не хотел, чтобы я о ней знала, а это означает, что ты чего-то недоговариваешь.

ЯСОН. Я не могу рассказать тебе во всех подробностях, что случалось со мной за всю мою жизнь.

МАДДАЛЕНА. Почему?

ЯСОН. Потому что на это уйдет остаток моей жизни.

МАДДАЛЕНА. Я отдаю тебе остаток моей жизни.

(Пауза).

ЯСОН. Что ты хочешь знать?

МАДДАЛЕНА. Насколько все было серьезно?

ЯСОН. В сравнении с чем?

МАДДАЛЕНА. Ты хотел жениться на ней?

ЯСОН. Я не женился на ней. Я женился на тебе.

МАДДАЛЕНА. Ты жалеешь?

ЯСОН. Только когда ты начинаешь так меня доставать.

(ЯСОН уходит в глубину сцены. МАДДАЛЕНА смотрит ему вслед).

ШЕРИФ ДЖОН. Ты расстроилась, узнав о Глинис?

МАДДАЛЕНА. Я расстроилась, потому что мой муж не рассказал мне о ней. Но этого следовало ожидать. Все мужчины – трусы.

ШЕРИФ ДЖОН. Ты не любишь мужчин?

МАДДАЛЕНА. Иногда они мне нравятся. Но уважения к ним у меня нет.

ШЕРИФ ДЖОН. И скольких ты убила?

МАДДАЛЕНА. Ты думаешь, я просто хожу по городу и убиваю людей? Так ты обо мне думаешь?

ШЕРИФ ДЖОН. Что скажешь насчет дочерей Сирила Пелли?

МАДДАЛЕНА. А что мне о них говорить?

МЕЙ (спускается в спальню по левой лестнице). Господи, Виолет, ну почему ты не могла приготовить сосиску этому старому пердуну?

ВИОЛЕТ (поднимается на платформу из глубины сцены, когда МЕЙ плюхается на кровать). Достал он меня со своими сосисками. Они отвратительные. Пусть сам готовит эту чертову сосиску. Господи, как я ненавижу это место!

(ВИОЛЕТ садится на край кровати).

ШЕРИФ ДЖОН. Ты убила дочерей Сирила Пелли?

МАДДАЛЕНА. Дочери Сирила Пелли потеряли смысл жизни еще до того, как мы встретились. Я их жалела. Пыталась с ними подружиться. Как ты мог даже подумать об этом?

ШЕРИФ ДЖОН. Просто мне кажется подозрительным, что все, кто оказываются у тебя на пути, умирают.

МАДДАЛЕНА. Люди умирают независимо от того, оказываются они у меня на пути или нет.

ШЕРИФ ДЖОН. Но дочери Сирила оказались, так?

МАДДАЛЕНА. Я относилась к ним по-доброму.

ШЕРИФ ДЖОН. Так ты это теперь называешь?

МАДДАЛЕНА (подходит к ступеням слева, которые ведут на платформу). Мей? Виолет? Может, спуститесь и поможете мне с обедом?

ВИОЛЕТ. Чего ты постоянно крутишься около нас? Почему не оставишь в покое?

МАДДАЛЕНА (поднимается по ступеням, чтобы поговорить с ними). Я подумала, что вы хотите помочь.

МЕЙ. Я не готовлю.

МАДДАЛЕНА. А что ты делаешь?

ВИОЛЕТ. Она сидит на коленях у папули и изображает четырехлетнюю.

МЕЙ. А ты целыми днями валяешься в кровати.

ВИОЛЕТ. По крайней мере, я веду себя на свой возраст.

МЕЙ. Ты ведешь себя, как старая свинья. Меня не удивит, если я как-нибудь зайду сюда и увижу, как твои буфера сосут поросята.

ВИОЛЕТ. Я хочу, чтобы кто-нибудь пососал.

МАДДАЛЕНА. Не думаю я, что две молодые женщины должны проводить время, обсуждая свиней и соски.

ВИОЛЕТ. А тебе какая разница, что мы обсуждаем? Совершенно не твое дело.

МАДДАЛЕНА. У меня такое впечатление, девушки, что вы меня недолюбливаете.

МЕЙ. Не принимай это на свой счет. Мы всех недолюбливаем.

МАДДАЛЕНА. Что ж, это очень грустно. Я уверена, что в городе много милых людей.

ВИОЛЕТ. Если они есть, то прячутся. Причарды и Кейси ниже нас, Пендрагоны все безумные, Асторы со странностями, а у Куиллеров странностей этих еще больше, чем у Асторов.

МЕЙ. За исключением Кона. Кон – нормальный.

ВИОЛЕТ. Ты шутишь? Он самый странный из всех.

МЕЙ. Он не странный. Просто чуть расторможенный.

ВИОЛЕТ. Он спит со всем, что двигается.

МЕЙ. Откуда ты знаешь? Ты не двигаешься вовсе.

ВИОЛЕТ. А Руксы, Ривсы и все эти люди с Шит-Крик – белая шваль, док Вольф – не в меру любопытный пьяница, у которого рот не закрывается. Гарри Макбет – злобный старый богатый ублюдок, и это всё, не считая итальянцев, а они сплошь – бутлегеры и гангстеры. Не в обиду сказано.

МЕЙ. Моя сестра Виолет – добрая душа.

ВИОЛЕТ. Не нравится мне здесь, ничего не могу с собой поделать. Ты только сидит дома и смотрит на папулю. Мей думает, что он – Господь, а вот по моему мнению, он из более жаркого места, куда Бог никогда не заглядывает.

МЕЙ. Папуля хороший человек. Просто время от времени так тебя достает, что тебе хочется отлупить его бейсбольной битой. Ты хочешь убить его, Маддалена?

МАДДАЛЕНА. Я надеялась, что мы станем друзьями.

ВИОЛЕТ. Я уверена, папуле не терпится задружиться с тобой. Он будет счастлив, усадив тебя на колени.

МАДДАЛЕНА. Я про вас. Вас и меня. Я надеялась…

ВИОЛЕТ. Я надеялась проснуться утром и оказаться где-то еще.

МАДДАЛЕНА. И где же?

ВИОЛЕТ. Не знаю. Где угодно, только не здесь.

МАДДАЛЕНА. Мне здесь нравится.

ВИОЛЕТ. Ты здесь недавно.

МАДДАЛЕНА. Я думала, вам будет приятно, что в доме появилась еще одна женщина, с которой можно поговорить.

ВИОЛЕТ. Поговорить о чем? Как наш отец украл ферму твоего мужа?

МЕЙ. Он ее не крал. Не надо такого ей говорить.

ВИОЛЕТ. Да перестань, Мей, Если человек не будет здесь спать с закрытым ртом, папуля подкрадется к нему глубокой ночью и попытается сковырнуть вилкой зубные коронки.

МЕЙ. Половой акт.

ВИОЛЕТ. Что?

МЕЙ. Она говорит, что хочет поговорить с нами. Вот о чем мне хочется поговорить. О половом акте.

ВИОЛЕТ. Не думаю, что она хочет говорить о половом акте, Мей.

МЕЙ. Она определенно знает, о чем речь. Господи, иной раз ночью кажется, что старая кровать в их комнате собирается спуститься вниз по лестнице и выйти за дверь. А по доносящимся оттуда звукам можно подумать, что кто-то приносит в жертву козу.

ВИОЛЕТ. Не собирается она говорить с тобой о половом акте. Люди, которые это делают, об этом не говорят. Просто делают.

МЕЙ. Но она сказала, что хочет поговорить.

ВИОЛЕТ. Она солгала. Так, Маддалена? Папуля говорит, что все итальянцы – лжецы.

МАДДАЛЕНА. Быть с мужчиной – все равно, что подвергаться нападению большого зверя.

МЕЙ. Это так ужасно? Это ты говоришь? Половой акт – это ужасно?

МАДДАЛЕНА. Это жизнь. Жизнь ужасна. Но отдельные моменты очень приятны. Как только ты примиряешься с идеей насилия, потому что жизнь – всегда насилие, в той или ной форме, ты заключаешь с ним некий договор, поскольку что-то в тебе хочет… нет, не быть изнасилованной, но стать частью насилия. Словно в тебе, где-то очень глубоко, есть древняя часть, которая знает, что делает, пусть даже ты сама думаешь, что не знаешь. Некоторые люди от природы ближе других к этой своей части, которая обладает тайным знанием, но часть это есть во всех. И как только ты договариваешься с идей отдаться этому большому зверю, ты можешь начать приручать его, а потом, со временем, держать под контролем. А сам страх полового акта, странным образом сочетаемый с безмерным наслаждением от слияния твоей плоти с плотью другого, осознание союза со зверем, восстановление связи с той частью, которая казалось совершенно забытой, известной тебе до рождения, до той смерти, что предшествовала рождению – это очень похоже на воспоминание. Секс – это смерть и воспоминание.

МЕЙ. Воспоминание чего?

МАДДАЛЕНА. Воспоминание, как в какой-то другой жизни ты рожала существо, которое насилует тебя в этой. И потом, вспомнив, ты начинаешь получать немалое удовольствие от способности контролировать это существо, превращать в своего раба, в своего ребенка, вновь полностью погружать в себя. И это чувство абсолютного порабощения мужчины действительно экстраординарное. Она дорогого стоит.

ВИОЛЕТ. А если ты его не порабощаешь? Если он порабощает тебя?

МАДДАДЕНА. Что ж, тогда ты должна его убить.

(Она улыбается. Они смотрят на нее, зачарованные, объятые ужасом, и при этом сильно возбужденные. Кровать погружается в темноту, тогда как СИРИЛ входит в гостиную справа и обращается к МАДДАЛЕНЕ, которая поворачивается к нему, когда он начинает говорить).

СИРИЛ. Что ты сделала с моими дочерьми?

МАДДАЛЕНА. Я не понимаю, о чем ты, Сирил.

СИРИЛ. Что-то ты с ними сделала? Что именно?

МАДДАЛЕНА (спускается по ступеням в гостиную). Я ничего с ними не делала, только разговаривала, слушала и относилась как к взрослым. Тебе бы тоже надо попробовать.

СИРИЛ. Они не взрослые. Они – мои дочери. И после твоего появления здесь они стали другими. Что ты с ними сделала? Виолет обычно грубила мне. Теперь такая вежливая.

МАДДАЛЕНА. Тебе не нравится ее вежливость?

СИРИЛ. Я этого не понимаю. Ее вежливость сродни вежливости человека, подсыпающего мышьяк тебе в суп. Мне это не нравится. Это неестественно. И Мей, которая всегда была моей маленькой девочкой, больше не сидит у меня на коленях.

МАДДАЛЕНА. Значит, Сирил, проблема в том, что кто-то должен тебе грубить, а кто-то сидеть у тебя на коленях?

СИРИЛ. Нет, это не проблема. Так будет хорошо, но это не проблема.

МАДДАЛЕНА. Тогда в чем проблема?

СИРИЛ. Ты. Ты – проблема.

МАДДАЛЕНА. Как я могу быть проблемой? Тебе не нравится мое присутствие в доме? Тебе не нравится моя готовка?

СИРИЛ. Я обожаю твою готовку. Ты готовишь, как никто. Никогда в жизни не ел такой еды. Лазанья. Господи Иисусе. Почему я всю жизнь не ел лазанью? Моя жена только варила картошку да пережаривала свиные отбивные. Нет у меня проблем с твоей готовкой. Я готов убить за твою готовку.

МАДДАЛЕНА. Тогда что тебя тревожит? Ясон тебе грубит?

СИРИЛ. Нет. И это тоже пугает. Нет у меня претензий к Ясону. Теперь он только мне помогает. После первой недели он успокоился и ведет себя идеально.

МАДДАЛЕНА. Тогда в чем дело, Сирил? Виолет вежливая, Мей повзрослела, Ясон помогает, за мою готовку ты готов убить. Так что тебя так расстраивает?

СИРИЛ. Точно не знаю. Что-то здесь изменилось. Что-то не так. Словно… Словно натянуло туман.

МАДДАЛЕНА. Туман?

СИРИЛ. Словно дом окутал туман. Не такой и неприятный. Наоборот, очень соблазняющий туман. И пахнет он, как твои духи.

МАДДАЛЕНА. Я не пользуюсь духами.

СИРИЛ. Значит, пахнет, как ты. Пахнет, как твои волосы. Всё здесь… Будто всё это часть… Я не знаю, как объяснить. Мои дочери…

МАДДАЛЕНА. С твоими дочерьми всё хорошо. Ты не зря старался, воспитывая их. Теперь ты можешь ими гордиться. Но они больше не маленькие девочки. Твои дочери становятся женщинами. Это прекрасно, Сирил. Тревожиться тут не о чем. Твои дочери обожают тебя. Всегда обожали, пусть и по-своему, и всегда будут. Ты для них – Бог.

СИРИЛ (садится на диван). Возможно. Но мне все равно как-то не по себе. Словно что-то происходит буквально за углом, но видеть я этого не могу. Словно слышу в комнате какой-то шум, что-то там скребется. Но, когда захожу, ничего нет. А когда я смотрю в зеркало…

МАДДАЛЕНА. Что это, Сирил? Что ты видишь, когда смотришь в зеркало? Что тебя так тревожит?

СИРИЛ. Речь, если на то пошло, не о том, что я вижу. Речь о том, чего я не вижу. Не могу разглядеть. Успеваю только заметить краем глаза. Словно что-то исчезает позади меня. Прячется за головой. Там, где слепая зона. Что-то вроде кота.

МАДДАЛЕНА. У нас нет кота.

СИРИЛ. Я знаю, что у нас нет кота. Я ненавижу кошек. Всегда смотрят на тебя так, будто ты их сегодняшний ланч. Не совсем кот. Скорее, призрак. Но и не совсем призрак. Я не знаю, что это. Раньше такого не было. А теперь есть. И это что-то все время смотрит на меня.

МАДДАЛЕНА. Ты бы хотел, чтобы я села тебе на колени, Сирил?

СИРИЛ. Что?

МАДДАЛЕНА. Тебе стало бы легче, если бы я села к тебе на колени и замурлыкала?

СИРИЛ. Я бы не возражал.

МАДДАЛЕНА. Тогда как-нибудь вечером я, возможно, это сделаю.

(Прикасается к его руке, на мгновение накрывает его руку своей, потом поворачивается и уходит к столу, сидя за которым ШЕРИФ ДЖОН наблюдает за происходящим. СИРИЛ смотрит на руку).

СИРИЛ. Жжет. Мою руку жжет.

ШЕРИФ ДЖОН. Ты влюбила в себя старика, так?

МАДДАЛЕНА. Если ему хватило дурости влюбиться в меня, я тут совершенно не при чем.

СИРИЛ. Она меня хочет. Эта женщина хочет меня. Черт побери!

(СИРИЛ достает из кармана какую-то бумагу, потрясенный случившимся, но довольный собой, разворачивает и начинает читать).

ШЕРИФ ДЖОН. Ты настроила его детей против него.

(Пока МАДДАЛЕНА говорит, ВИОЛЕТ спускается по задней левой лестнице и уходит, МАЙ спускается по левым ступеням, смотрит на СИРИЛА, уходит в левую кулису).

МАДДАЛЕНА. Дети всегда его ненавидели. Виолет знала, что ненавидела. Мей пыталась притворяться, будто нет, но и она тоже знала. К Вилет он относился, как к своей рабыне, а к Мей – как к четырехлетней девочке. Разве такое могло им нравиться?

ШЕРИФ ДЖОН (в этот момент Ясон появляется из глубины сцены справа, садится за стол, пьет). Значит, ты и Ясон жили в доме с Сирилом и девочками, ты потчевала его блюдами, перед которыми он не мог устоять, и вселяла надежду на вечер, когда он получит нечто большее, чем лазанья. А девочек ты учила ненавидеть его все сильнее и сильнее. При этом Ясон работал с ним целыми днями, делая вид, что он – его друг, потом половину вечера пил в «Красной розе», а приходя домой, продолжал пить в одиночестве…

МАДДАЛЕНА. Откуда ты знаешь?

ШЕРИФ ДЖОН. Поздним вечером я часто подходил к вашему дому, на кухне обычно горел свет, и через окно я видел, как он сидит там и пьет, погруженный в свои мысли.

МАДДАЛЕНА. Поздним вечером ты подходил к моему дому и заглядывал в окна, шериф? И что ты надеялся увидеть?

ШЕРИФ ДЖОН. В твоем муже я видел нарастающие раздражение и ярость. Он все больше и больше выглядел человеком, который рано или поздно кого-то убьет.

МАДДАЛЕНА (поворачиваясь к ЯСОНУ). Что ты тут делаешь так поздно? Почему не идешь в кровать?

ЯСОН. Через минуту.

МАДДАЛЕНА. Раньше ты не мог устоять перед таким предложением.

ЯСОН. Я поднимусь через минуту.

МАДДАЛЕНА. Раньше ты не стал бы ждать и минуту. Мне нравится, когда ты задумчивый. Смотреть на тебя приятно, но ведь не всю ночь. Если ты сейчас ляжешь в постель, мы, возможно, найдем способ отвлечь тебя от забот. (Целует его). Пойдем. Мне тебя недостает.

ЯСОН. Ты не знаешь. Ты думаешь, что знаешь, но, скорее всего, не дано тебе понять, каково это, день за днем сидеть в доме моего отца и улыбаться этому отвратительному хищному мерзавцу, когда он обкрадывает меня. Он обкрадывает меня каждый день. Здесь все мое. Мое.

МАДДАЛЕНА. Если ты так сильно любишь это место, почему уехал отсюда?

ЯСОН. Ты знаешь, почему. Война.

МАДДАЛЕНА. Плевать ты хотел на войну. Твоя страна еще не вступила в нее. Ты от чего-то убежал.

ЯСОН. Я никогда в жизни ни от чего не убегал.

МАДДАЛЕНА. От одного все-таки убежал? Что произошло? Это была женщина, да? Внучка Гарри Макбета.

ЯСОН. Когда ты перестанешь меня доставать? Пилишь и пилишь.

МАДДАЛЕНА. Что эта девушка тебе сделала?

ЯСОН. Ты думаешь, чтобы ни делал мужчина, причиной является какая-то женщина?

МАДДАЛЕНА. По большей части, да.