Глава XXIX, Лола со всеми вытекающими

Утром Лола устремилась к своему рогатому медвежонку, а я из больницы пошёл к себе в офис, по дороге осмысливая пережитое ночью в её объятиях. Имела место быть та самая химия, когда двоих людей переполняет страсть, и они уединяются в первом попавшемся укромном месте, чтобы её слить… «когда пизда отличная, и искры из жопы летят во все стороны, и гремят пушки, и сотрясаются горы, и ревёт океан»…

Что она успела рассказать мне про себя… отца она смутно помнила, они с матерью рано развелись… мать второй раз замуж не вышла, общалась с мужчинами, но в дом их не приводила. Про жениха Лолы сказала таким образом:

– Хуёвый плетенёк, да за ним затишка…

Иными словами, «дерьмо, но моё».

Странная логика у некоторых дамочек. Они ураганят с чёткими пацанами, а в мужья выбирают утырков наподобие Медвежонка.

Я разыскал Лолу в соцсетях – полным полно фотографий с Медвежонком. На фото – органично смотрятся, одной национальности, одного возраста. Что, хороший парень, положительное впечатление, славный малый… но не было в нём ни огня, ни пороха. Какой-то плюшевый амбал. Да и она рядом с ним – бытовая пися. Не было на домашних фотографиях той обворожительной порочности, которой она сверкала на работе.

И я стал размышлять, во что выльется наше с Лолой вчерашнее приключение. Учитывая значительную разность в возрасте.

Не слушайте теоретиков отношений, которые витийствуют о том, что «зрелые женщины – как выдержанное вино, чем старше, тем лучше». По этой логике, идеальные женщины – это столетние старухи. Самое главное для мужчины в контакте с женщиной – это тургор тканей (= напряжённое состояние оболочек живых клеток). Чтобы губы засасывали, сиськи стояли, жопа не продавливалась, чтоб писька обжимала, чтоб сила трения была, и не было такого, будто «тыкаешь в кисель».

Я не против общения с умными зрелыми женщинами, которые «как выдержанное вино». Я против контакта на уровне слизистых с этими старыми вагинами. Могу иной раз вербально пообщаться с умной продвинутой интересной в плане словесного общения возрастной дамой… но после этого трахаться буду с неинтересной в плане общения, но интересной в плане молодости и упругости тела малолеткой.

Придя в офис, я спокойно позавтракал, выпил кофе, потом набрал своему единственному пациенту и сказал, что я на месте и могу его принять.

Он пришёл примерно в половине одиннадцатого, в течение часа ему была выполнена процедура. После чего он ушёл, а я немного позанимался на тренажёрах, и отправился на дачу.

Там я вспомнил про июньский график и позвонил заведующей гастроэнтерологией. И она мне выдала такую информацию: «У экономистов не получается свести концы при том раскладе, что они сами предложили, поэтому мы возвращаемся к прежнему режиму, то есть посуточным дежурствам. Это значит, работаем по графику, составленному твоей старшей медсестрой».

Мне не совсем это было понятно. Бюджет один и тот же. Количество сотрудников одно и то же. По количеству рабочих часов тоже раскидали так, что для каждого сотрудника получалось одинаково что с первым, что со вторым вариантом. Почему же тогда «не получается свести концы»?

«Определённо, кого-то хотят кинуть», – подумал я. И рассудил таким образом: «Мне всё равно кого, главное, чтобы не меня».

Я позвонил своей старшей, поделился всей свежей информацией, и спросил, когда у меня очередное дежурство по её графику. Она ответила:

– Третьего июня – сутки. Всего на ставку вам надо отработать в июне семь дежурств.

Вот так вот. На мой вопрос, почему так, она дала пространный ответ, мол, июнь отличается от мая, май от июня, бла-бла-бла… из которого я ничего не понял. Как бы в мае больше праздников, и больше дней, чем в июне, и на ставку у меня получалось 6 суточных дежурств. В июне меньше дней, и на ставку необходимо отработать 7 дежурств.

Возможно, разгадка в том, что мы начали работать как ковидарий не с начала мая, а только со второй недели.

ОК, как бы то ни было, 3 июня я приехал в больницу к 8 утра. Сразу отметил, что в смене раза в два больше врачей. По новому графику часть докторов работало в дневную смену, то есть 8-часовой рабочий день. На сутки вышли трое – я и двое реаниматологов, а когда вся дневная смена врачей убыла в 16–00 домой, в ночь заступили двое. Меня порадовало, что мне не надо было ходить на обход. В мои обязанности входил приём поступавших в больницу в приёмном отделении. Это гораздо лучше, ты видишь пациента всего несколько минут, отправляешь в отделение, и забываешь о нём навсегда. Многие клиенты априори чем-то недовольны, но им можно наобещать горы золотые, типа, тут вас пообследуют-полечат, там в отделении условия пятизвёздного отеля, бла-бла-бла)))

И совсем другое дело в отделениях. Тем, кто там работает, приходиться несладко. Пациенты и орды их родственников нереально выносят мог – «мне плохо а всем вокруг всё равно», «меня не лечат не обследуют», «со мной никто не разговаривает не докладывает результаты исследований», «отвратительная еда, отвратительные условия пребывания»… и прочая… и прочая… Что бы ты ни сделал, им это не понравится. Поэтому лучше вообще ничего не делать, по крайней мере, будет не так обидно.

Итак, оставалось надеяться, что никто не поступит по «скорой помощи». Теоретически, я мог отдыхать целый день.

И мне действительно удалось отлично побездельничать до часу дня, мы с Лолой прекрасно провели время в одной из свободных палат на втором этаже…

Она поменялась дежурствами с другой медсестрой, чтобы выйти со мной в одну смену. Конечно, это меня обрадовало… но… своим поведением она дала пищу сплетням. Понятно, что в момент близости она называла меня на «ты», присовокупляя нежные прозвища «персик» и «зая»… что характерно, она давала прозвища и моему причиндалу: елдина, чучак, мудозвонство, например… но при коллегах всё-таки надо было соблюдать субординацию. Она же говорила эти вещи как бы на расстоянии от других, но достаточно громко, и это невозможно было не услышать… «Хочу, чтоб ты меня оттрахал как следует», «Моя киска требует суперотжима» и всё такое… В общажной жизни нашего ковидария нужно было проявлять хирургическую сноровку, отношения это здорово, но выставлять их напоказ uncool.

А в час дня позвонил охранник и сообщил, что на территорию заехала «скорая». Мы с санитаркой и медсестрой (Лолой) поднялись из чистой зоны на третий этаж, стали переодеваться в санпропускнике… я одел защитный костюм… и она стала его с меня снимать, требуя, чтобы я надел другой, потому что «этот не подходит». Буквально содрала его с меня, как в киношных постельных сценах, где любовники срывают друг с друга одежду перед тем, как заняться любовью. Кроме нас, в санпропускнике были другие медработники, бросавшие на нас недоумевающие взгляды… особенно при её словах: «Блин, накончал, из меня до сих пор вытекает»…

…Наконец, переодевшись, мы прошли через весь этаж до конца, и на лифте спустились на первый этаж, в приёмное отделение. Там мы быстро приняли двоих пациентов, Лола оформила истории болезни, отсканировала все документы, я опросил больных, потом санитарка проводила их в отделение.

Я немного подождал, вдруг кого ещё привезут, потом снял защитный костюм в санпропускнике, помылся, оделся в чистую одежду и вернулся в чистую зону. Лола с санитаркой остались в приёмке.

В чистой зоне я стал отвечать на звонки, все, как один, левые – отдел эвакуации спрашивал, сколько свободных мест, родственники пациентов терроризировали вопросами, типа, что там с мамой-папой-бабушкой-дедушкой-тётей-дядей, какие анализы, какой прогноз, и так далее.

У меня разболелась голова, а она у меня болит только в одном случае – когда я голоден. В такие моменты я перестаю что-либо соображать. Есть ещё одна физиологическая потребность, при острой необходимости в которой изменяется моё состояние, но, благодаря Лоле, остроты проблемы пока что не было.

Я оставил административный телефон в рабочей зоне и устремился на кухню. Однако, едва я разогрел еду и приступил к поглощению пищи, раздался звонок уже на мой мобильный: очередная «скорая» доставила двух больных… я не мог длинно и фигурно выругаться вслух, как я это люблю делать, потому что рот у меня был набит едой… зато я это сделал мысленно. «Война войной, а обед по расписанию», – резонно решил я и спокойно продолжил свой обед.

К моему прибытию в приёмное отделение одна пациентка уже была оформлена, другая почти. Я опросил их, записал все данные на листке бумаги, и санитарка отвела их в отделение.

Мной было принято уже 4 пациента, и ни один ещё не был занесен в инфоклинику (я должен был написать первичный осмотр, а направления анализы и листы назначений – забота тех, кто сидел в чистой зоне). Обычно я занимался этим в чистой зоне, ибо достаточно неудобно работать на компьютере в защитном костюме, в запотевших очках. Но сейчас я решил этим заняться, потому что мы ждали ещё двоих пациентов, за которых отзвонились со «скорой».

Однако, стоило сосредоточиться на написании осмотров, приехала «скорая» с пациентами, которых мы ждали. И тут началось… первый конфликт за день. Это была семейная пара, муж с женой, которые требовали, чтобы их отпустили домой, там бы они собрались, прибрались в доме, поделали необходимые дела, а потом бы спокойно приехали в больницу.

Я даже не стал их опрашивать. Из словесной перепалки между ними и Лолой стало ясно, что они несколько дней болели, куда-то обращались, к ним приходил врач из поликлиники, они сдали тест на коронавирус, результат пока не готов, но врач направил их сразу на госпитализацию в нашу больницу по «скорой». По дороге им сделали компьютерную томограмму органов грудной клетки, у обоих на КТ «типичная для COVID-19 двусторонняя полисегментарная пневмония». Они «не думали, что так всё серьёзно и надо обязательно госпитализироваться, думали, что просто поедут бесплатно сделают томограмму, а там по обстановке»…

Мне пришлось вмешаться, я заявил, что, если они уже прибыли в инфекционный стационар и находятся в грязной зоне, каковой является приёмное отделение, то мы никак не можем отпустить их домой. Они могут самовольно покинуть помещение (на видеозаписи с камер это будет видно), и мы обязаны будем сообщить об этом в Роспотребнадзор, Росгвардию и т. д. и их принудительно вернут в больницу, да ещё оштрафуют.

Они принялись в лучших традициях возмущаться, угрожать, причитать, куда-то звонить, пытаться «решить вопрос». Мне по опыту было известно, что любое миндальничанье с больными слишком дорого потом обходиться, поэтому спокойно сидел и наблюдал за их дёрганьем.

Наконец, когда им надоело дёргаться, они расписались в своих медицинских картах и пошли вслед за санитаркой в отделение. А я стал работать в инфоклинике. Едва я оформил два осмотра, привезли ещё одного пациента. Стали оформлять его.