Цитаты из книги «Я захватываю замок»

Вот так викарий и мисс Марси сумели обойти ниспосланное страдание: он – посредством религии, она – добротой к ближним. Но если выбираешь обходной путь, то вместе со страданием теряешь что-то важное. Возможно, саму жизнь. Может, потому мисс Марси выглядит моложе своих лет? Может, потому викарий при всей своей мудрости скорее напоминает повзрослевшего младенца? – Нет, не желаю ничего терять! – громко проговорила я. И горе хлынуло обратно, точно река, которую перегородили плотиной. Я открыла ему сердце, приветствовала его как часть моей жизни – и впервые за последние дни мне стало легче. А затем стало плохо как никогда. Боль терзала не только душу, но и тело. Болели сердце, ребра, плечи, грудь, даже руки. Отчаявшись, в поисках утешения я прижалась щекой к атласной синей блузке, наброшенной на мисс Блоссом, – точно к мягкой материнской груди. – Все хорошо, милая. Перетерпи, не ищи обходной дороги, – ласково прошептал в сознании голос мисс Блоссом. – Для большинства людей это лучший выход.

Внезапно я все поняла. «Вот как мисс Марси исцелила свое горе! Только растворилась не в религии, а в других людях». Чей же способ лучше – учительницы или викария? Наверное, викарий любит Бога, а деревенским жителям лишь симпатизирует; мисс Марси, наоборот, любит деревенских жителей, а Богу симпатизирует. Неужели нельзя одинаково любить и Бога, и ближнего своего? Да и нужно ли мне это?

Я сидела на подоконнике, оцепенело глядя на мисс Блоссом. В голове вдруг раздался ее голос: – Давай же, золотко, сходи на пикник! В ответ мой голос поинтересовался, зачем туда идти. – Потому что мисс Моргунья права: ты развеешься и отвлечешься. Кроме того, добрые поступки согревают душу. – Портвейн тоже согревает, – цинично заметила я. – Нельзя так говорить! Тем более в твоем возрасте, – отчитала меня мисс Блоссом. – Ой, со смеху можно было помереть, когда ты болталась по гостинице в панталонах со своим ликером! Забавно, что ты пристрастилась к алкоголю. – Не пристрастилась, – возразила я. – Часто топить в нем печали не выйдет. Больно дорого. Добрые поступки дешевле. – Или религия, – добавила мисс Блоссом. – Говорят, это самое лучшее. У тебя получится. Только не бросай на полпути. Сама знаешь. Ты ведь любишь поэзию. Посредством мисс Блоссом я иногда советовала себе такое, о чем вроде бы и знать не знала. Теперь даже странно…

Бог свидетель, горе и скука несовместимы! Знала бы милая мисс Марси, что творится у меня на душе! Тоска по сестре – наименьшее из моих мучений.

«Кто я? Кто я? Кто я?» Так, если дошло до этого вопроса, значит, я на грани безумия. Нужно отвлечься от себя.

«Ничего здесь не утешает и не помогает», – с грустью решила я. Мне вдруг вспомнился приятный голос викария: «Сядь… слушай…» Он советовал не молиться, но вид алтаря обычно вызывает мысли о молитве, поэтому я села на ступеньки лицом к залу церкви и напрягла слух. По водосточным желобам стекал дождь, по оконному стеклу скребла тонкая ветка. Церковь будто не имела ничего общего с беспокойным внешним миром. Равно как и я не имела ничего общего с церковью. «Я – беспокойство на островке спокойствия в океане бурь…» – подумалось мне.

Ты бы уделила внимание духовной жизни, – сказал он. – Уверен, тебе понравится. – Разве я не уделяла ей внимания? – удивилась я. – В церковь ходила. Только как-то… не трогает. Рассмеявшись, он сказал, что на меня иногда оказывали пагубное влияние, о чем ему известно. – Но податливость человека зависит от крепости иммунитета. Полезно заглянуть в церковь, когда, к примеру, морально измучен. Мне вспомнились размышления по пути в деревню. – Нечестно бегать в церковь, когда приключилось несчастье, – как можно беспечнее возразила я. – Напротив, нечестно – не бегать… Лучшего момента приобщиться к вере и не придумать. – Вы имеете в виду, «дошедший до крайности доходит до Господа»? – Именно. Но крайности бывают разными. Непомерная радость обращает человека к религии почти так же часто, как непомерное горе.

когда мысли заняты прошлым, настоящее кажется чуть менее реальным.

Исповедовать викарию не положено по сану, и вообще, все во мне бунтовало против признаний постороннему человеку – священнослужителю или кому иному. Однако внутренний голос подсказывал, что страдальцу, вроде меня, не помешала бы помощь Церкви. А ведь в прежние счастливые дни Церковь меня не интересовала. Имею ли я право на нее рассчитывать? Нельзя ведь получить страховку, если не платил взносы

Еще я позволяю себе неслыханную роскошь – плакать. Слезы меня чудесно умиротворяют. Правда, трудно выкроить для этого время: следы плача нескоро сходят с лица. Утром рискованно