Цитаты из книги «Любить нельзя воспитывать»

Ведь гениальность как раз и есть несоответствие норме.

Ведь взрослый наверняка прав. Правда-правда. Знаете, как тяжело в семь лет понять, а тем более принять, что взрослый может быть злым, гадким, мерзким человеком? Что он может вредить тебе? Что твое право на защиту действительно существует. Что плох не ты, а он, что нет ни единой причины терпеть эту муку, что в школе должно быть хорошо и приятно.

Если поросенком вслух с пеленок Обзывают, баюшки-баю, — Даже самый смирненький ребенок Превратится в будущем в свинью!

Я могу сказать ему о том, что я боюсь, рассказать, что чувствую. Могу попросить его приходить не поздно, звонить мне. Потому что это нормально – просить любимого человека что-то сделать для нас, особенно если мы тоже что-то делаем для него.

Создайте ребенку тыл. Человеку он нужен. Особенно в переходном возрасте. «Передовой» ему хватает и без вас. Пусть дом станет для него тылом, где можно побыть слабым, помолчать, когда хочется, просто отдохнуть.

И на деле мы совершаем очередное предательство, бросая близкого человека просто потому, что нам тяжело (не хочется, не умеется, страшно) говорить о том, что для него важно.

Действительно, вечный «взрослый» аргумент «даже у животных так» на деле работает с точностью до наоборот. Это не «даже у животных», это именно у животных так. Разница в том и состоит, что человек имеет право не понимать. В отличие от братьев наших меньших, нам дана свобода воли и способность к сомнению и рефлексии. В этом наша базисная человечность и проявляется: не понимать и задавать вопросы, не соглашаться и поступать по-своему.

Поэтому главное – дать человеку ощущение комфорта и уверенности. Дать ему возможность почувствовать себя сильным (сравните с сидением в затылок друг другу). То есть нужно не расшатывать уверенность в себе, а усиливать. Именно из этой уверенности рождается сначала право на себя самого, затем ощущение места как «своего», а после – желание использовать это самое «свое» место на полную катушку, то есть учиться, узнавать новое, знакомиться с миром.

«Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не понял, и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать <…> И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины…»

Мы, совершающие бесконечный путь от животного к человеческому. А человечность не в том ли и заключается, чтобы наблюдать и замечать собственные инстинктивные позывы и сознательно решать, как поступать?