Пустое полное

А как насчёт отвлечься от повседневной суеты?

Вы явно не против, я надеюсь.

Представьте себе следующую картину. Осенний вечер тёмными красками сгущает обзор, настолько сгущает, что вы, бьюсь об заклад, не узнали бы ту самую Танечку из того самого супермаркета, будь она в двух метрах от вас. И это при том, что она ваша жена. Странное чувство, когда от волнующего ожидания перехватывает дух, по коже пробегают мурашки, и олени в голове танцуют ламбаду. Из-за чего? Почему? А просто так. Без повода. Странно, да?

Кожаный салон новенькой или почти новенькой Hyundai невероятно удобный, невероятно. Этим самым осенним вечером стоит неожиданно съездить в приграничный Duty Free. Стоит ведь? Определённо стоит, ведь заняться больше нечем. Я временно не работаю, разрушаю ту самую целостную систему рабства, и знаете, я абсолютно счастлив. Так вот, самое удобное и приводящее в экстаз – это кожаный салон автомобиля. Самое приятное – это вальяжно-непринуждённая езда по бездорожью, неудобства которой никак не ощущаются, потому что дури в этом автомобиле больше, чем у любой гоп-компании в лихие 90-е.

Десять евро за мартини. Примерно столько же на взятку доблестному работнику таможни – экая чепуха на самом деле. Вообще, коррупция – дело серьёзное, и виноватых в том, что повсюду она процветает на самом деле в два раза больше числа тех, кто берёт взятки. Кто-то же им их даёт!!!

Немного резко повернув, проезжаем небольшую, глухую, как говорят, Богом забытую деревушку. В поле зрения попала молодая пара, сидящая на лавке остановки. Ближайший автобус к ним доедет через минут пятнадцать, так как минут пять назад мы его обогнали. Проводя аллегорическую параллель, я бы окрестил быстро движущийся автомобиль неким судьёй, разделяющий перед ним лежащее на две равнозначимые, но разные вещи. По левую сторону дороги расстелилась самая настоящая мгла, серая и невзрачная, как настоящее той молодой пары с остановки. По правую сторону ярко полыхала красным пламенем жизнь: закат приобрёл багрово-фиолетовый оттенок, с расположенными чуть ближе линии горизонта очертаниями мрачных и величественных деревьев. Судья словно разделял тонкой белой нитью содержимое одной консервы…

– Слушай, Дим, а ты за кого голосовать будешь?

– Да кто его знает. Вот баба вроде ничего такая, дельные мысли говорит, но вот доверия всё равно как-то нет. Давно уже нет доверия.

– Да уж, сложно всё у нас…

Я усмехнулся. Какая бы ни была власть, всегда найдётся за что её упрекнуть, следовательно, разговор не имел смысла. Вообще, набожные люди говорят, что любая власть от Бога. Любят у нас Бога вспоминать: когда плохо становится и когда оправдаться нужно. Да уж, разговор точно не имел смысла…

Я живу уже пятый день новой жизнью. Вам обязательно стоит попробовать то, что делаю я – вы не представляете, как интересно смотреть на некоторые привычные вещи по-новому и замечать в них то, чего доселе никогда не замечалось. Я полюбил утро, в одиннадцать часов, честное слово! Я имею возможность следить за тем, как уступает ночь рассвету, обволакивает неведомый источник пыльную землю серым туманом и как мой организм становится одним целым с природой. Это невероятно, это замечательно, обязательно попробуйте.

Таня читала скопище абзацев, впопыхах допивая полуостывший кофе и, едва заметно улыбаясь, называла меня мечтателем. Сегодня наверняка будет тяжёлый день, хотя бы исходя из того, что лёгких дней не бывает. Белая зависть пробирала по дороге из подъезда до самого входа в супермаркет – у неё не было выбора сделать выбор, жить на что-то надо же…

Невероятно, но Таня – это моя вторая половинка. Моё сознание давным-давно раздвоилось, но в последнее время приняло всё более ясные очертания. Может, даже это четвертинка. Странно, но кто-то похлопал меня по плечу и произнёс: «А знаешь, ты мне нравишься, парниша». Действительно странно, ведь рядом никого не было.

И вдруг я вспомнил, как бродил по ночным улицам своего города и каждую строку лелеял, словно прожжённый торгаш наивного по натуре покупателя. Сколько раз моя свобода упиралась в потолок незримого, необъятного и необъяснимого купола, вылитого из небытия и россказней различных проходимцев… Я помню, как тусклый свет фонарей едва показывал мне куда идти, но я всегда знал свою дорогу, каждый раз то и дело сворачивая с неё. Завтра будет определённо трудный день, а почему я ещё не решил. Зато я точно решил, что мой вечер будет независимым, неприступным и откровенно-мягким – я намерен вступать в контакт с моим верным и преданным чтению читателем.

Я отрешённо смотрел на листок бумаги, на котором невзрачно был напечатан номер заведующего кафедрой университета, в котором я временно числился. Я представлял, как он смеётся над несчастными студентами, уже давным-давно не верящими в полезность своего, ещё не полученного диплома, и так же представлял, как я ему отвешиваю крепчайшего, словно желудок алкоголика, пинка. Да ни за что. Да просто так. А вот почему бы и нет?

Но что-то здесь не было ясным, вернее, было невыясненным. Что-то терзало душу и не давало покоя. Наверное, стоит посвятить этому следующую главу…

В мире животных

Обладая всевозможными ресурсами я всё равно умудрялся запороть дело. В этом весь я. Нет, на меня конечно можно положиться в любую минуту, только зачастую лишь в прямом смысле этого слова. Скорее всего, я, как и многие молодые люди, не был полнейшим бездарем и раздолбаем, но во мне всегда было что-то такое, что притягивало людей, которые в конце концов неизменно считали меня странным, ненадёжным и противным. Собственно говоря, я такой и есть.

Бывает такое настроение, что просто некому позвонить. Нет, не ситуация диктовала так, а именно настроение. По большому счёту нам всегда есть кому позвонить, только вот решает всё расположение духа. Именно в этот прекрасный, неуютный и дичайше холодный вечер презренный отрок двинулся в местный гриль-бар. Сам. Один-одинёшенек.

Раньше, выйди ты в зауженных донельзя джинсах на улицу, которые и достать-то было тяжко, проблем получил бы через пару дворов, к гадалке не ходи. А сейчас время другое. Демократия. Свобода. Защищённость, в некотором смысле благодаря общепризнанным правилам. Я переходил через пешеходный переход и думал о том, что я буду делать в этом баре. Если честно говорить, то на последние деньги в кармане давно уже были заведены планы – купить буррито, вкуснейший среди всех заведений нашего города, и причём, только в этом заведении и готовившийся. Если всё же полезть в карман поглубже, то можно с чистой совестью подтвердить ещё одни планы – ни в коем случае не покупать буррито, если работает «не свой» поварёшка. Вот как ни крути, но если человек выполняет свою работу максимально качественно, и самое главное с любовью к своему делу, то никаких нареканий никогда не возникнет. Но вот если человек делает что-то лишь бы поскорее закончить, то лучше с ним никаких дел не иметь. По моей шкале везучести, из девятнадцати хороших яблок и одного гнилого, я бы выбрал гнилое. Да, я тот самый обделённый в этом плане. Но не всегда, что к моему удивлению сейчас подтвердилось – поварёшка был свой. Конечно, высчитать чья очередь была сегодня я не смог, и позвонить поинтересоваться тоже. Я всегда играю с удачей, наверное, ей это не очень нравится. И мне тоже. Где-то ближе к середине времени своего пребывания в этом заведении, я понял, что вынужден признаться себе в том, что я ненавижу людей. Я всегда старался быть максимально добрым, говорящим правду человеком, но скрыть свою сущность означает быть двуличным, чего я точно не желал. А сущность заключалась в том, что я не просто ненавидел людей, это нечто большее, чем ненависть. Наверное, что-то сродни геноциду, только мирному, как бы это странно не звучало. Буквально за полчаса чего я только не выслушал: это были и рассказы здоровенного, грубого, неотёсанного человека о своём прошлом, которым он, как и все недалёкие чрезмерно гордился, и матерные повествования юной подпорченной дамы о смысле жизни, и многочисленные реплики недовольной возмужавшей пассии недалёкого посетителя. Честное слово, я ненавидел всё это заведение, ненавидел чуть ли не каждое слово, которое произносилось из уст этих людей, но всё, что можно было прочесть по моей бородатой, довольно смакующей вкуснейший буррито рожице – это безразличие и девственную непричастность ко всему происходящему. Да, я актёр тот ещё. А с другой стороны, я же адекватный и в меру воспитанный, именно так – в меру воспитанный, человек. Ну не буду же я бросаться с тупым, как вершина пирамиды тела одного из завсегдатаев заведения, ножом и кричать «уткнись вовеки окаянное отродье». Хотя, это было бы весьма весело. По крайне мере, я был бы готов оплатить два блинчика с ветчиной, сыром и грибами тому, кто отважился бы на сие злодеяние, хотя я бы и расценил это по-своему благим делом.

Моя жизнь в основном проходит ночью, днём – существование в ожидании тьмы. Так уж сложилось, что подругой дней моих суровых всегда оказывалась ночь. Сейчас как раз она наступала и я спинным мозгом чувствовал, как меня одолевает приближающееся представление, способное залечить мои душевные раны. Ран может и нет никаких, но я решил это оставить для пикантности, так лучше звучит что ли. Почему-то наиболее комфортно я себя чувствую тогда, когда большинство чувствует себя отвратительно. Наверное, лучшее расположение духа у меня в тот момент, когда я оказываюсь невольным свидетелем чьих-то неудач, ссор и прочих проблем, возникающих в большинстве своём из-за напыщенности, гордости и жажды удовлетворения чувства собственного достоинства (последнего там явно не предвиделось на трезвый взгляд). На этот раз пассия заговорила о неготовности завести детей. Да-да, именно завести. Как собачку что ли, мелкую такую, для улучшения интерьера что ли, на что деревянный бычок, по совместительству её ухажёр ответил «не ну а чо, я-то готов, мне то чо внатуре, я могу и сделать, это ж ты боишься, как до дела доходит». Пассия негодовала. Люто. Однако, виду не подавала. Актриса! Однако, неважная актриса, раз я сумел уличить наигранность, что в принципе она и доказала шипением «ты вообще думаешь что говоришь? ты вообще нормальный?». Диалог сам собой утих. Я одновременно и поражался происходящему и смеялся где-то в глубине души. Да, оказывается, всё просто с появлением на свет львиного большинства идиотов – настругают отпрысков, как столяры рубанком, домик выстроят, и деревце посадят – всё как по инструкции, красиво скользящей по ушам повеселевших изрядно гостей во время попойки. Всё как обычно, всё как у людей…

Домой я не торопился особо. В голове всё возникало множество мыслей – кто я и зачем я здесь? И есть ли хоть какой-то выход, кроме как жить как все? Суровый ветер залезал внутрь куртки, не согревающей должным образом и я сравнивал его со злым змеем, врагом нормального человека. Змей был каждодневным, устоявшимся не то столетиями, не то тысячелетиями. Змей нёс моральную опустошённость, разруху, вечное недовольство положением текущих дел. Я просто не мог ума приложить – зачем жить так, как живёт большинство моих знакомых – они мелочные, слепые, злые, завистливые, ограниченные одним лишь стремлением поудобнее уложить свои ожиревшие ляжки в кожаные кресла. Меня буквально воротило от всего этого маразма – люди просто сходят с ума толпами. Толпами! На данный момент люди за одного Франклина готовы работать на дядю целый месяц и даже меньше, потому что жить как-то надо… Вдуматься только «жить как-то надо»… Последняя фраза у меня будто молотом стучала в голове.

Знаете, может быть, я и понимаю с одной стороны таких людей. Всё, что присуще одному любому человеку, хоть в малейшей степени, может быть присуще любому другому. Но я никак не мог понять, каким образом система взаимоотношений между людьми выстроилась так, что обманутые люди сами хотят, чтобы их обманывали. Честное слово, этого моим умом не понять. В наше время абсурд дошёл до того, что успешному игроку в футбол платят в десятки раз больше, чем специалисту, спасающему жизни на операционном столе. Люди сами обесценили жизнь, обесценили свой труд, обесценили свою культуру. Где это видано, чтобы молодые люди заливали своё горло в местном баре дешёвым пойлом, видя в этом какой-то отдых? Да везде. Везде это, сплошь и рядом. Люди сошли с ума, серьёзно. Я смотрю вокруг и понимаю, что мало кто это понимает, и это меня здорово пугает, ведь в конечном итоге меня могут признать сумасшедшим, так и не поняв ничего! Это действительно страшно, когда сосед дядя Вася смотрит на меня с укоризной и спрашивает «А чего же это ты, Димка, не работаешь хотя бы грузчиком или тем же сварщиком? Чего не зарабатываешь на заводе, как все нормальные люди? Ты же должен гнить как все! Ну что ж ты за человек такой! Неужель думаешь, что самый умный?», или старый знакомый излагает «А чего же не учишься? Вот сейчас время такое, что везде нужна корочка, высшее образование. И всё равно, что такое образование в большинстве своём и выеденного яйца не стоит. Ты главное учись, учись и ещё раз учись. Авось бумага туалетная закончится, да и сгодится на что-нибудь твой диплом…».

Честное слово, я пребывал в панике. Мои мысли прыгали со скоростью света вокруг меня, и я на секунду видел свет в конце тоннеля, потому что я осмыслил происходящее вокруг, но ещё быстрее приходила в голову мысль о том, что это не я меняю мир, а мир меняет меня… Это действительно страшно, действительно. Да, я как и все хотел бы устроиться поудобнее, но не такой ценой, не ценой своего разума, не ценой своего здоровья, не обесцениванием доброты и человечности. Я всегда знал, что мне не суждено стать великим человеком, успешным и признанным. Такие как я – бельмо на глазах, не более того. От этого не было обидно, не было. В конце концов всё приходит к тому же, что преследует большинство мною ненавидимых – лишь бы себе угодить.

Последние автобусы давным-давно ушли куда-то, и я неспеша брёл по тёмным улицам города, окончательно закоченев. Я твёрдо знал, что всё это должно измениться, но не было никакой надежды. А как известно, человек теряет всё, когда теряет надежду… Я вновь и вновь терял всё, терял то, что у меня было и то, чего не было, но что могло бы быть. У меня осталась лишь часть ночи, когда я ещё мог немного пожить так, как хочу. Это моя ночная жизнь, night life. Пару часов – всё, что у меня осталось. И всё же это было куда больше, чем пару десятков лет вечно пьяной жизни сварщика, воспитывающего своих детей от первой жены совместно со своей второй женой, воспитывающей своих детей от второго мужа, который жил с первой женой её третьего мужа.