3

лосины его светлости

Открывшиеся двери привели вовсе не в кабинет к вице-мэру, а в еще одну приемную: с оленьими гобеленами, гербовыми занавесками и двумя секретаршами в оранжево-черных балахонах. Ровные перламутровые зубы и ямочки на девичьих щеках определенно намекали, что это только превью.

– Это для своих, – шепнул провожатый, и Георгий не понял, имеет ли он в виду ждущие на высоком столе чайные пары или привратниц. Провожатый приобнял гостей за плечи и отплыл в сторону. В стене открылась маленькая служебная дверь, и он ускользнул в ее прорезь.

– Яков Леонидович с минуты на минуту вас примет, – звонко объявила одна из секретарш, пока вторая, будто Василиса, взмахнувшая рукавом, магическим образом наполняла чайные чашки.

– Спасибо, – кивнул Георгий, обескураженно провожая взглядом отбывшего гида.

Слава, напротив, даже не взглянул в его сторону. Он моментально завел с девушками беседу о преимуществах отечественного шоколада над любым другим. Что, и над швейцарским? Над швейцарским – в первую очередь!

Вот как у него это всегда получается, с раздражением подумал Георгий. Всегда девки с ним шур-шур, курлы-курлы. А он никакой не атлет, да и лысоват вон уже, скоро из подмышек начнет зачесывать. Каким местом он им мигает, каким хвостом помахивает? Что им вообще может быть надо от таких, как он и я, – тех, кто только подъедает за львами? И как к этому, кстати, относится его жена?

От последней мысли Георгий непроизвольно поморщился. Что мне за дело-то, одернул он себя. Полиция нравов, что ли? Или завидно? Ну, завидно, пожалуй. Не то что бы нужны были эти девки из вице-мэрского дюсолея. Но вот это восхищение, пусть и минутное, этот сеанс, который достается ему за бесплатно…

Чтобы отвлечься от очередного самцового успеха Славы, Георгий взялся рассматривать лепнину на стенах: колчаны со стрелами, скачущие колесницы и гербовые щиты. На что голова вепря должна намекать? Или это минотавр? Или вице-мэр по ЖКХ?

Прошло пятнадцать минут, и из двери кабинета – Георгию хотелось верить, что всё же вице-мэрского, а не третьей приемной, – выкатился округлый седовласый человек в костюме-тройке. Он всплеснул руками и ринулся к гостям. Лицо его при этом будто сдавало экзамен на актерское мастерство: сожаление о потраченном гостями времени сменялось восхищением этими прекрасными молодыми людьми. Следующим этюдом было уже обещание разнообразных благ, личная преданность, а затем и осознание того, что поторапливать время, быть может, и не имеет смысла.

– Георгий Иванович, Вячеслав Александрович, спасибо! – воскликнул человек и шумно фыркнул – так, что не оставалось сомнений, сколько чувств разом его одолевают. Он сжал руку Георгия маленькими мягкими ладошками, заглянул в глаза, ободряюще улыбнулся, но Георгий смотрел только на огромную родинку, сползающую с уха человека. Она напоминала вышедшую на поверхность и только начавшую остывать вулканическую лаву.

– Еще две минуточки, – уверял человек, прикладывая руки к сердцу, – у Якова Леонидовича срочный звоночек…

Девушки смотрели на эволюции человека-колобка, не выключая улыбки и ямочки. В их руках мелькали белоснежные чашечки и изящные ложечки, блюдца с тончайшими дольками лимона и конфетницы, полные вафельных трюфелей. Самое смешное, что Слава всё время оказывался встроен в этот видеоряд.

Наконец, ожидание, казавшееся бесконечным, завершилось. Владелец ушного вулкана посторонился, и высокие двери, которые Георгию хотелось назвать дворцовыми, распахнулись. За ними оказался предбанник, на сей раз небольшой и темный. Он вел к еще одной паре дверей и, как решил Георгий, должен был играть роль чистилища для тех, кто имел наглость претендовать на вице-мэрский рай.

Георгий и Слава шагнули в него и мгновенно были отрезаны от старого мира – сзади двери закрылись, а спереди дали только узкую полоску света. Створки оказались неподъемно тяжелыми: только навалившись на них плечом, можно было отвоевать себе проход.

Кабинет был огромен. В дальней его части, к которой вели свои ступеньки, не горел свет, и поэтому в ней можно было различить только стол и огромные книжные шкафы. Георгий решил, что до них метров двадцать пять.

По правую сторону из пола вырастал овальный гриб стола для совещаний, за которым запросто могли бы уместиться человек сорок, но вместо этого сидел всего один. По левую – располагалась алая диванная зона, спинки которой надежно скрывали альков от постороннего взгляда. Барельефов, гобеленов и лепнины в кабинете было столько, что он мог бы заменять собой средней руки художественный музей. Портрет градоначальника в дореволюционном облачении только усиливал это впечатление.

Вице-мэр – бодрый молодящийся дядька около 50 с хитрыми глазами – сидел вполоборота на стуле с гнутыми ножками. Большим и указательным пальцами он держал зажженную сигарету и пускал изо рта колечки дыма.

– Ну, здравствуйте, – сказал он, иронично поглядывая на новоприбывших. – Садитесь.

Георгий со Славой упали слишком далеко от хозяина кабинета, но, переглянувшись, не стали пересаживаться. Вице-мэр же, больше не обращая на них внимания, продолжал с наслаждением курить.

Интересно, подумал Георгий, выходит ли он по утрам на балкон с сигаретой в одних трусах?

Чем больше он разглядывал кабинет, тем больше поражался. Георгию приходилось бывать и в президентской администрации, и в Кремле, и даже на приеме банка ВТБ, но тут всё было слишком. Огромная хрустальная люстра, будто бы украденная из колонного зала Дома союзов. Лепная Венера, выглядывающая из стены. Обтягивающие лосины на портрете его светлости мэра.

– Времени совсем нет, поэтому сразу о деле, – внезапно сообщил вице-мэр громовым голосом, и стало ясно, что дистанция до него выбрана верно. – В курсе нашей проблемы? Хорошо. Не люблю разжевывать, особенно, если жуешь говно.

Он причмокнул.

– Короче. Наша, а теперь и ваша, задача – проводить Виктора Николаевича на заслуженный отдых. В Думу. Договоренность есть. Вице-спикером будет – поди плохо, да?

Георгий и Слава согласно закивали.

– Вас рекомендовал Олдин. Надеюсь, не за красивые глаза, да? Тем более, какие глаза между мужиками? Или сейчас уже один раз – не этот самый?

Яков Леонидович довольно ухмыльнулся своей шутке.

– Кругом пидарасы, да? – доверительно сообщил он.

Георгий приготовился в ответ пошутить про боевых пидорасов Македонского. Он даже уже открыл было рот, но вице-мэр его сразу оборвал.

– Некогда-некогда, – сказал он, взглянув на часы, – дальше с Олдиным. Но сначала, – он отправил по столу листок, на котором оказался от руки записанный телефон, – это родственники, их надо уважить. Смотрите, не обгадьте с ними отношения. Будут виляния – ну, в сторону от согласованной линии, – сигнальте по эстафете. Решили?

Георгий, немного опешивший от скорости монолога, тем не менее, кивнул. Слава поступил схожим образом.

Яков Леонидович, наконец, затушил сигарету – и с сожалением посмотрел в пепельницу. Он резко поднялся со своего стула и сделал несколько шагов к гостям. Те тоже поспешно вскочили.

На прощанье вице-мэр больно сжал руку Георгию, недобро глядя ему в глаза.

– Главное, хуй не затупить, – неопределенно напутствовал вице-мэр эмиссаров.

Георгий и Слава на всякий случай постарались выдавить из себя улыбки. Вышли, скорее, сконфуженные.

В этот момент Георгий вспомнил, что перед самой встречей шеф выдал ему в качестве опознавательного знака какие-то инопланетно дорогие часы, настояв: там оценят, с кем имеют дело. Медленно выпрастывая руку из вице-мэрской клешни, Георгий тряхнул часами, отчего те даже благородно звякнули.

Но Яков Леонидович ничего не заметил. Он уже шел в обратном направлении.

«веселый роджер»

По поводу Махинской кампании Георгий и Слава встретились в «Образе жизни» на Пречистенке. Слава зачем-то притащил еще и зануду Овечкина – вечно всеми недовольного человека в желтых штанах, а теперь еще и в шляпе, которую он то и дело неловко поправляет.

Заказали местного крафтового и бараньих крокетов. Слава долго рассказывал совершенно левую историю про выборы в Новосибирске: кто-то сидел в подвале, кому-то разбили ноутбук. Академия наук какая-то. Но все слушали.

Между пивом и мясом взялись за биографию будущего вице-спикера.

Виктор Николаевич Махин – 77 лет, мордатый дед с разлетающимися грозными бровями, похожий на всех членов советского политбюро сразу.

– Он бы в ГКЧП хорошо смотрелся, – заметил Слава.

Проверили – нет, всё же не состоял. Даже жаль – теперь могло и покатить. Папа-мама, горный институт, райком комсомола, кандидатская «Строительство специальных объектов глубокого залегания», стройтрест, стройкомбинат, еще стройкомбинат, ООО «Стройкомбинат», граднадзор, мэрия.

– По-моему, идеально, – восхитился Георгий.

Все закивали.

– Кстати, старики, знаете, как его зовут в мэрии? – поинтересовался Слава. – «Наш титан».

– О! – поднял палец Георгий. – Отличный образ!

– Точно-точно!

– Сашка, покажи нам проблемные места нашего патрона, – попросил Слава, – а то мы все такие довольные уже.

Овечкин положил на стол здоровый и черный-черный, как из черного-черного города, телефон и стал из него зачитывать подобающим дрожащим голосом. Георгию всё время хотелось съездить этому клоуну по затылку, чтобы не выделывался.

Биография начинала переливаться новыми цветами. Теперь было так: мама, папа – прочерк, отчим-из-казахского-облисполкома, горный – по спецквоте, райком и кандидатская. Дальше была мутная история с ОБХС в стройтресте. Уголовка, посадили главбуха, а еще зама по качеству…

– Но он же там не засветился? – с надеждой спросил Георгий.

– Как свидетель, – сказал Овечкин.

– Ну вот!

Переглянулись, Слава застучал по клавиатуре «мака», делая пометки на будущее, но вслух никто ничего не сказал.

Между стройнадзором и мэрией обнаружился Витя-Бабай, который тогда держал Бирюлево. Какие-то гаражи для милиции, капитальный ремонт рынка, пожары овощебаз…

– Опять глубокое залегание, – с ухмылкой сказал Овечкин.

На него посмотрели косо.

Бабай, понятное дело, в следком не пойдет, да и в новостях всплывет едва ли. Это не опасность – так, зарубка на коре, чтобы в уме держать. Опасно только то, что может разозлить АП. Что на сделке может сказаться.

Список такого после полутора часов совместных «раскопок» получился следующим. Дочь в Англии, вышедшая замуж за инвестбанкира. Задекларированный (господи, зачем?) дом в Швейцарии: 546 метров, гараж на четыре автомобиля, конюшня и три хозяйственные постройки. И, наконец, Юго-западная рокада. Тут, как ни крути, отовсюду торчат уши застройщиков, мостотрестов и ДСК. Уже идет реконструкция под магистраль, беснуются инициативные группы, требующие всё прекратить, а по сети разбросаны десятки видео с Махинскими интервью, где тот призывает «потерпеть ради общего блага».

– Бли-ин, – простонал Слава, – ну вот это вот «благо»-то зачем?! Кто их за язык всё время тянет!

– В другом еще смешнее, – подключился Овечкин. – «Когда мы делаем ремонт, соседям зачастую тоже приходится терпеть неудобства, но все понимают, что без ремонта невозможна новая полноценная жизнь».

– Представляю себе его соседей, – ухмыльнулся Георгий.

– А я теперь понимаю, зачем они каждый год у меня под окнами асфальт снимают. Ради новой жизни!

– Ладно, – сказал Слава, – рокаду отложили. Думаем, как сносить дочь и дом. Гоша, есть идеи?

– Опубликованную декларацию все, кому надо, разобрали, убирать нет смысла. Через сеть районок дадим новость – скажем, тремя месяцами назад, что швейцарская недвижимость, купленная в складчину с… например, бывшими партнерами Махина по стройкомплексу, передана в дар… фонду онкобольных какому-нибудь. Есть у нас фонд, который не будет разоряться?

– Есть.

– Ну вот. Районки выложат на сайты такую ботву, 250–300 источников, поисковики проиндексируют – нормально. После этого в любой момент предъявим, что нет никакого дома. В Википедию надо еще про регулярные пожертвования Махина в этот фонд засунуть. А на фондовский сайт каких-нибудь его фоток.

– Окей, – согласился Слава. – По дочери так мыслю, старики: инвестбанкира должны год назад на родине заподозрить в работе на российские спецслужбы. А сейчас всплывет какая-нибудь грамота или медаль от нашего правительства за оказанные услуги в деле укрепления там… Дадим через помойки: «КП» или «Московского комиссара». Нормально зайдет.

– Инвестбанкир никому не зайдет, – взялся спорить Овечкин, – это полный зашквар! И с грамотой гнилая тема.

– У тебя всё зашквар, – с неудовольствием сказал Георгий, глядя, как Овечкин – нога на ногу – покачивается на стуле.

– Саша не вкуривает, – вздохнул Слава. – Саша, ау! Ты на кого работаешь?

– Я на себя работаю.