Dark arts

– Привет, – сказал он, нарочно ничего к этому не прибавив и ожидая, узна́ет Эн его голос или нет. И очень надеясь. И боясь тоже.

– Привет, Ал, – спокойно, будто они разговаривали только вчера, отозвалась Наташка, – в гости заехал?

Серёгин хотел сказать, что да, в гости, хозяйка. Давай обнимемся, дорогая, потому что ну что ещё можно найти в этом городе, кроме твоих рук? Кроме твоего «какого чёрта?». Кроме твоего издевательского взгляда?

Он ещё в поезде заготовил целый набор ёрнических приветствий – и с тех пор на разные лады проигрывал их в голове. Но дойдя непосредственно до точки возврата, ничего из этого не сумел произнести.

– Повидаться бы, – просто сказал Серёгин.

– Это можно, – отозвалась Наташка, – только не сегодня. – Она помолчала. – И не завтра, скорее всего. Ты надолго?

– Не знаю, – сознался Серёгин, – как дела пойдут.

– Ага, – сказала Эн, – ты здесь или в Академе?

– Везде. Но в Академе, скорее всего, больше.

На стороне Эн заплакал ребёнок, и Серёгин подумал: интересно, это её? У неё вроде бы была дочь. Лет десяти, наверное?

– Перезвонишь завтра вечером?

– Ага, – сказал Серёгин, – ещё бы я не перезвонил.

Вызвав к «Чашке кофе» такси, он заранее указал в заказе «молчаливого водителя». До Академгородка 45 минут езды, тут надо предохраняться. Молчаливый водитель смерил Серёгина хмурым взглядом, но в самом деле ничего не сказал. Это была победа.

В пути Серёгин взялся искать в телефоне, что за экстремистов ловили в последнее время в Новосибе. Коля вполне мог и набрехать, и даже скорее всего. Он стал проверять – больше на всякий случай, – но моментально закопался в ссылках.

Восемь студентов, два школьника. Было больше, но потом, похоже, отобрали только этих. Дурачки заделали при НГУ клуб «Defence against the Dark Arts», дурацкое какое название – оказывается, из «Гарри Поттера». Девочки-татуировочки, мальчики в грязных волосах. Маменькины хлюпики, айфоновые выёбушки.

Обвинение запросило от четырёх до шестнадцати лет. Шестнадцати, сука! Младшая девчонка дважды пыталась повеситься в СИЗО. У одного из студентов (уже не студентов так-то, всех восьмерых сразу отчислили) обострился гепатит, оценить состояние не пустили, опять не пустили, больничка, поздно.

– Хрена себе! – проорал Серёгин.

Молчаливый водитель дёрнулся и зло скосил один глаз.

Как это прошло мимо него в Красноярске? Как это вообще прошло мимо Красноярска? Где про это говно сюжеты, там, расследования?

Серёгин набрал рекламного Колю.

– А почему ты не вспомнил про ваших собственных «комитетчиков»? – спросил он, пропустив приветственную вежливость.

– Кого? – не понял Коля.

– Студентов-чернокнижников.

– А-а. Я же тебе говорил, у нас свои тут. Только у вас мусульмане, а здесь бумажки какие-то запрещённые. Но это когда было-то?

– Два года всего, – отозвался Серёгин, – вижу, два и два ты уже разучился. Ладно.

Он снова нырнул в историю «Дефенса», шепча себе под нос тексты выступлений в суде и мотая от злости головой. Сука-сука-сука, говорил он себе. Вот ты чмо, Лёша. Чмо как оно есть!

Его настолько придавило, что он пропустил момент, когда машина начала замедляться, чтобы встать у входа в «Золотую долину».

– Приехали, – сообщил молчаливый водитель и, обернувшись к Серёгину, добавил: – Ты если не хочешь болтать, не болтай в следующий раз.

Серёгин ничего не ответил, что было на него совершенно не похоже. «Обратное хамство» он обычно считал совершенно обязательным.

Вышел. Посмотрел на скучное жёлтокирпичное здание с зелёным балдахином вывески над входом. Он не помнил, как раньше выглядела гостиница Академии наук, хоть ему уже и приходилось снимать в ней номер. Сейчас «Золотая долина» казалась просто провинциальным отелем на отшибе, а никаким не последним местом на Земле, в какое она превратилась в ту памятную зиму. Тогда вокруг не было ничего, кроме -43 градусов, да и внутри согреться было не так просто.

Серёгин пробовал писать диплом, поминутно порываясь позвонить Эн, которая всё равно бы не взяла трубку. Спасало только то, что ушлый научрук припахал к работе над парой диссеров каких-то полковников-генералов. Серёгину – жильё и на леденцы, страждущим – нормально написанные бумажки. Кому плохо-то? Всем только хорошо.

Вышло в итоге, правда, совсем не хорошо. Но это потом.

Ему было даже интересно, насколько нынешняя комната отличается от того чулана, в котором невозможно было поставить гладильную доску (её ещё надо было добыть у кастелянши), не сослав себя на кровать – потому что места вам двоим с доской не находилось.

Но снова ничего особенного не обнаружилось. Обычный такой совковый эконом-ампир с репродукциями трижды неизвестных маринистов. Чайник вроде есть. И полотенца не пахнут носками. В окне, правда, большей частью показывают стену, но ocean view и не входил в комплект, сказал сам себе Серёгин. Нормально.

Он обошёл дозором комнату, пожал плечами и набрал номер «связного», который ему дал Шахлар.

– Да? – осторожно спросили на том конце, и Серёгин представил испуганного пацана, которого застукали за просмотром pornhub.

– Это Серёгин, – сказал Серёгин, – Шахлар обещал, что мы поговорим.

– А вы что, уже приехали? – с ещё большим испугом воскликнул связной.

– Ага, – подтвердил Серёгин, – в Академе.

Связной шумно сглотнул, после чего повисла пауза.

– Так что, – напомнил Серёгин, – когда удобно встретиться?

– Слушайте, сейчас немного не вовремя.

Серёгин уже понял, не первый раз замужем. Нужно было только решить, пофиг ему на этого конкретного пацана или нет. Да или нет?! Да или нет, как спрашивает батюшка Алексей Анатольевич…

– Так, – сказал Серёгин, – давай, да или нет, некогда телиться. «Нет» – я передал это и покатился обратно. «Да» – и называй время.

На другой стороне шумно вздохнули, чем-то пошуршали, переложили телефон из руки в руку.

– Давайте коротко в парке около Беляева с лисой, через полтора часа.

Надо же, перспективы отказать Шахлару оказались пугающими. Интересный коленкор.

– Через полтора так через полтора. Только не у Беляева, а в столовой вычислительного центра.

– Там пропуск надо, – запротестовал связной.

– Ничего, – сказал Серёгин, – я справлюсь.

Пропуск не понадобился, в ВЦ сделали отдельный вход для других институтов. Серёгин и связной Степан – референт академика, главы отделения Академии наук – забились в угол. Степан ковырял вилкой бифштекс, Серёгин сложил на тарелке горку пирожков и с аппетитом кусал от них по очереди. Есть ли среди них тот самый эпический пирог с вермишелью?

– В чём была проблема встретиться? – поинтересовался Серёгин, разломив очередной пирожок и обнаружив у него капустное нутро.

Стёпа напрягся и даже чуть отодвинулся от стола.

– Работы выше крыши, готовим конференцию региональных отделений СО РАН, и академик… – начал он тараторить, но Серёгин не стал слушать.

– Стоп-слово, – объявил он и погрозил Стёпе пирожком. – Давай договоримся: или ты отвечаешь на мои вопросы как есть, или разбежимся прямо сейчас. Время – деньги, деньги – тоже деньги, хорошие отношения – опять деньги. Всё деньги, и, если кочевряжиться, можно их не получить. Или даже наоборот.

Он сам не понял, к чему завернул эту последнюю фразу, но на Стёпу, очевидно, именно она и произвела впечатление.

– У нас после прошлого следственного комитета всех перелапали, – сказал он, скривившись. – Компьютеры забрали, планшеты, диски подчистую с записями… Мне вот до сих пор телефон не вернули. А сейчас опять какая-то проверка, вроде из «счётки», но знаете…

Серёгин понимающе кивнул.

– А тебя-то зачем? – спросил он.

– Да я с Марсом общался, – вздохнул Стёпа.

– С кем?

– С парнем из «Дефенса», это у нас тут студенческая… нежелательная организация. Татарин, Марс Таиров, он там иногда обращался…

Вот вам и исламское подполье, подумал Серёгин, но вслух ничего не сказал.

– Ладно. Степан, от меня не утечёт, только для внутреннего глотания.

Стёпа недоверчиво улыбнулся. Правильно, конечно, что не верит.

– Мне сказали, – пояснил Серёгин, – что ты сведёшь меня со студенческими вожаками НГУ. Нужно, чтобы они включились в нашу маленькую войну за «Комитет» – всё же двое «комитетчиков» в здешнем универе учились.

– Сейчас никто не станет…

– Да, – согласился Серёгин, – вижу, из-за «Дефенса» как раз. Совсем никто?

Стёпа помотал головой. Подумал. Помотал ещё.

– Тогда я потребую от тебя множество мелких услуг. За каждый скормленный витамин.

По Стёпиным глазам стало ясно, что цитату он не опознал. Не читал, выходит. Как будто до этого что-то заставляло предположить, укорил себя Серёгин.

– Я спрашиваю, а ты, раз оказался глубоко в теме, аккуратно рассказываешь. Почему, например, в ваш «Дефенс» взяли этих, а не других? Что они такое делали: митинговали, «Единую Россию» в интернете чморили?

– Да не знаю я, – дёрнул плечами Стёпа, – ничего такого. Они и не знали друг друга толком вроде как. Собирались читать-обсуждать «Гарри Поттера». Хотели защищать грязнокровок…

– Кого?

– А-а-а, – Стёпа с лёгким сожалением посмотрел на Серёгина. Видимо, мысль, что кто-то может не знать таких элементарных вещей, пришла ему в голову только что. – Это тоже из «Гарри Поттера». Нечистокровные волшебники, которых… ну, абьюзили другие, которые с врождёнными привилегиями.

– А кто у нас грязнокровки?

– Те, кого из института выперли по какой-нибудь кривой причине.

– То есть профсоюз #тимуриегокоманда, – кивнул Серёгин. – Дальше?

– Дальше… ну, говорили, что это из-за Говорова – он сын бывшего декана мехмата. И что это интриги там… и ещё второкурсница такая, Лиза. У неё мать – глава Театра драмы. Тоже думали, что, может, чтобы её прижать.

– Прижали?

– Кого? – не понял Стёпа. – А-а, мать-то? Ну да, её сняли после этого.

– А декана?

– Не знаю. Он ушёл же ещё до того. Не знаю, где работает.

Серёгин взялся пристальнее рассматривать Стёпино лицо, которое тот, наоборот, теперь всё больше отворачивал. Как он с такой минимальной прокачкой вранья у ректора служит, спросил себя Серёгин.

– И что же, универ своих не стал прикрывать?

– Не, ну мы же не знаем, как там… – начал Стёпа, но Серёгин так зло оскалился, что он тут же и замолчал.

– А Марс твой?

– Он зря с ними связался. Сам жалел.

Серёгин взялся выковыривать из пирожка грибную начинку вилкой. С детства не любил грибы. А они всё равно нет-нет да и норовят подружиться.

– Ты сам-то что про всё это думаешь? Это из-за мажориков?

– Ну… может быть, – сказал Стёпа, поджав губы.

– А может быть… – подсказал Серёгин.

– Да не знаю я!

– Не кричи, – предупредил Серёгин, – на нас с соседних столиков оборачиваются. Как это – у референта академика нет идей?

Стёпа, нахохлившись, молчал.

Серёгин доел последний пирожок и допил чай. Надо было закругляться. С клиента дальше не будет никакого проку. Он уже способен думать только о том, не наговорил ли он лишнего, и о том, что наверняка наговорил, и о том ещё, что вообще не стоило говорить и что надо бы сваливать хотя бы сейчас, но вдруг эти ещё хуже тех.

– Мы значительно хуже, – сказал Серёгин.

Стёпа оцепенел, а Серёгин рассмеялся.

– Имя следователя и контакты давай, раз они тебя вызывали.

– Вы ломанётесь, и меня опять начнут таскать, – пробормотал Стёпа.

– Зачем это я ломанусь? Чтобы они и мне по карманам стали лазить? Стёпа, не надо сейчас тормозить, мы уже почти закончили наши неприятные процедуры.

– Вы просто не сидели у них на подвале.

– Много ты знаешь, – грустно улыбнулся Серёгин. – Ладно, Стёпа, сдавай контакты, и можешь свалить в туман.

– Как дела вообще?

– Лёша, ты это вот всерьёз? What the fuck?

Серёгин усмехнулся.

– Извини. Не переключил социальный протокол. Что там в «Warcraft»?

– Во-о-от, – поддержала Наташка, – правильный вопрос. Уровень увеличили до 110-го, но рейды тухлые.

– Как можно ещё играть в это многопользовательское дрочево?

– Как можно всё ещё дрочить на однопользовательский эндгейм? Что у тебя сейчас, опять «Mass Effect», поди?

– «Fallout».

– В который раз это самое мамонта.

Серёгин рассмеялся.

Они сидели с Эн на летней веранде кафе на Крылова. Неожиданный проблеск лета убедил хозяев вытащить наружу столы и ловить на эту снасть проплывающих мимо: скорее, скорее, давайте, пока не началось!

Эн была совершенно не похожа на себя: вместо джинсов и какой-нибудь безразмерной дырявой хламиды, дурацкой кепки, разноцветных чулков – «костюм женщины». Платье в узор, цепочка, кольца и браслеты нормальных размеров. И тени под цвет платья. И маникюр. Не сказать, что Серёгину больше понравилось, но интересно. Волосы вот только она зря отпустила, с короткими ей было лучше. Ему-то точно было лучше.

– Ок, игры и оскорбления – done, – кивнул Серёгин. – Что теперь, книжки?

– Я мало читаю, – созналась Эн, – некогда, а одна-две в течение не пойми какого срока не считаются. А у тебя?

– Мемуары Фрая – смешные, «Марсианин», «Немцы» Терехова, «Обитель» прилепинскую советуют, хотя…

– Я первую часть смотрела. Так-то фигня фигнёй, хотя Йовович и красоточка.

Серёгин долго смеялся.

– А в группе своей ещё поёшь?

– Не, – Наташка наморщила нос, посидела так несколько секунд, вздохнула, – разбежались. Уже не помню, когда.

– Жаль, – честно сказал Серёгин; он любил, как Эн пела. В плейлисте ноутбука до сих пор торчат два её трека. Серёгин даже лелеял надежду, что как минимум один адресован именно ему.

Эн не оценила. Она помрачнела, сплела на груди руки и стала смотреть тем взглядом, какой Серёгин видел у своего кота, когда нёс его прививаться.

– Лёша, не надо вот этого, – предупредила она.

– А что такое? Правда, жаль: ты клёво пела.

Эн смерила его не неприязненным даже – а каким-то окончательным взглядом. В этом взгляде враз кончились «Варкрафт», Фрай и любые остальные темы.

– Клеиться этими приёмчиками не надо, – отчеканила Эн.

– Кто клеится?! – возмутился Серёгин, который ещё не определился, нужно ли в этот раз клеиться к Наташке или ну его к собакам. – Я уже не имею права тебе просто сказать, что ты такая же охуенная? У нас с тобой теперь подцензурно?

– У нас с тобой, – она сделала здесь ударение, – Лёша, ничего. И про группу-песни-пляски мы не разговариваем.

– Да мы с тобой вообще не разговариваем, – сказал Серёгин, тоже стерев с лица стародружеское выражение и сразу став значительно старше своей ровесницы. – Это так, Наташа, флуктуация. Кофе взыграло.

– Ну-ну, – сказала Эн, – ну-ну. В мире, в котором ты живёшь, Лёша, всё флуктуация. Всё вспышка. Слева, справа, побежали, нет, стой, побежали опять. Не просто же так ты косплеишь одинокого рейнджера.

– У меня есть сын.

– Которого ты видел раз пять за десять лет.

Серёгин хотел возразить, что ездит к Арсюхе два раз в год, но вовремя сообразил, что аргумент так себе и едва ли сыграет. Промолчал. Эн кивнула – не без торжества.

– То есть у тебя с дочерью – не в пример слаще? – уточнил он.

– У меня их две.

– Серьёзно?

– Ха, – сказала Эн, – и вот, Лёша, всё у тебя так.

Помолчали.

– Слушай, – примирительно сказал Серёгин, – мы десять лет не виделись, может, ещё на столько же разбежимся. Давай не будем хоть один день друг друга жрать. Давай я просто скажу, что рад тебя видеть. Без всяких.

– Да я тоже рада. Лёша, только не делай из этого специальных выводов, оки?

– Да не вопрос.

– Точно? Ты же понимаешь, почему я уточняю?..

Он понимал.

Второй раз они встречались через полтора года после первого. Его переклинило, а она сказала: ну, может быть… попробуем. Он решил, что это знак. Всё можно пересобрать, перерисовать, пересложить. Мотался за ней хвостом. Ездил за ней в Москву, к её огромному удивлению. Выкладывался на свои 200, а может, 300 процентов. Совершенно рехнулся. Из всего выпал.

А потом был опять разговор. И ещё один. И она сказала: слушай, это всё хорошо, но получается какой-то изврат. И только тогда он освободил город совсем. Выехал в Красноярск с вещами.

В третий раз он написал. И она написала. И он собрался приехать, хоть все и были уже глубоко женаты. Но она сказала: давай остановимся, слишком сложно, Лёша. Он отказался. Он думал, она тоже откажется, когда он появится. Он ошибался.

– Ладно, – сказал Серёгин, постаравшись как можно нейтральнее улыбнуться, – тебе же хуже.

Эн усмехнулась – пожалуй, чересчур язвительно.

– И ты не приехал начинать старую песню?

– Я по работе приехал.

– И где же ты сейчас работаешь?

– Помощником губернатора. Как тебе?

– Так себе, – отозвалась Эн, – хоть бы уж тогда президента.

– Так ты не поверишь.

– Так и не поверю, да.

Они помолчали.

– Не факт, что ты слышала, – сказал Серёгин. – Красноярские дела. У нас там детей решили порезать в салат. Шьют убийство Кеннеди и минирование моста.

– «Комитет», что ли?

Серёгин удивлённо присвистнул.

– Ого, – сказал он.

– По работе слышала, – кивнула Эн.

– По работе? А ты кем сейчас трудишься?

– О, тебе понравится, – плотоядно улыбнулась Эн. – Помощницей судьи.

– Подожди, – нахмурился Серёгин, – какого судьи?

Обыкновенного, федерального. Она получила заочное юридическое, а стаж муниципальной службы у неё был раньше – она же тогда в избиркоме… Ну вот она и пошла. Интересная, кстати, работа. Нервов бывает много, но где их не бывает, Лёша? Уже три года как. Сработались.

– Мне в суде говорят, – продолжала болтать Эн, не замечая изменившегося настроения Серёгина, – вам, Наталья Лександрна, надо уже сдавать самой. Как будто это так просто. Я не то чтобы мажусь, просто надо допить свой горшочек смелости сначала…

Ему не понравилось. Серёгин пытался сообразить – а что его, собственно, задело? Ну, выучилась; хорошо. Ну, работает; нормально. Ну, помощницей судьи. И что? Но нет, что-то хрустнуло, посыпалось что-то.

– Так а чего ты впрягся за этих взрывателей? – вдруг сама себя оборвала Эн. – Вспомнил анархическую юность?

– Да какие они взрыватели, Эн, окстись. Обычная мелюзга, которую по дворам наловили.

– Ты мне расскажи, ага. У нас тут свои такие же водятся. Как раз слушания в сентябре закончились.

– Какие свои? – насторожился Серёгин.

– Да то же, что ваши, мажорики с ранением в голову.

– С этого места поподробнее.

– Сам почитай. Только не на «Дожде» разном, а то у вас, либерды, там сплошной кровавый режим будет. А про оружие, мины, тренировки по стрельбе враз забудете.

– У нас… у либерды? – уточнил Серёгин.

– Ну, – улыбнулась зубами Эн, – раз «по дворам наловили» – значит, ага. Так только либерастня пишет.

Серёгин поморщился. У него было вшитое в голову внутреннее правило: «укры», «колорады», «либерасты», «путиноиды» и прочий словарь боксёров по переписке был директивным указанием на окончание разговора. Любого. С любым. По любому поводу.

Он спохватился: может, он поморщился только про себя? Нет. Явно нет, раз Эн смотрит в ответ, искривив губу.

– Давно мы всё же не виделись, – заметила она саркастически.

– Давно, – согласился Серёгин, – видимо, с 37-го года, Наташ. Может, это ещё и ты сопляков помогла засудить?