7.

– Стоят огромнейшим станом. Около пяти тысяч копий. Тропа выходит вот тут, а другая ведет на полуночь. – объяснял стрелок, вычерчивая прутиком на пыльной земле.

Друзья собрались в тесный кружок, только Волк лежал пластом со спиною покрытой сметаной, из леса вышли осмелевшие тиверцы, собирали оружие, швыряли в Кряжа палки на меткость. Обманщик присоединилась к своре, кобели больше поглядывали на нее, чем на атамана, но тот не спешил слазить вниз, словно приклеился к ветке.

Все кроме Волка оделись, снова нацепили оружие и теперь тыкали пальцами в пыльный рисунок, то и дело задавая вопросы. Рядом топтался огромный конь цвета ночи, еще четверо фыркали у избы, вычищенные, статные.

– А куда делись те поляки, что были здесь? – поднял глаза Сершхан.

– К середине ночи, не дождавшись посланца, в стан поехали еще двое. Я их встретил недалече отсюда, уже возвращался назад. Потом понял, что и оставшиеся не усидят, решил обождать, ну и дождался. Очень уж не терпелось им что-то своим поведать! Понимаете, я во тьме не смог читать по губам, но они точно про вас говорили, тыкали в сторону ямы, о чем-то спорили с Кряжем.

– Так надо выведать у него, пока не свалился псам на съедение! – загорелся удачной мыслью Витим. – Жить захочет, расскажет что к чему.

Сершхан встал, придерживая рукоять сабли, отряхнул халат и направился к дереву.

– Эй, – задрав голову, позвал он. – Долго так провисишь?

– А тебе что за дело? – хрипло буркнул Кряж. – Али хош со мной поменяться?

– Делать мне нечего, висеть словно яблоко… А вот тебе могу подсказать как слезть.

– А… Про поляков захотелось узнать? – догадался атаман. – Не, я уж лучше повишу, чем опосля свои кишки по кустам собирать. С ними шутки плохи, это я точно скажу, сам попался. Шли бы вы, куда шли… А я как-нить сам по себе.

– Кишки? – понимающе свел брови Сершхан. – Верная мысль! Вот у нас в сарацинских землях…

– Ты что, в сарацинии был? – призадумался Кряж, подозрительно оглядывая узор на халате. – А правда, что там…

– Правда, правда. И кишки выпускают, и на кадушку со змеей голой задницей садят. Тут ведь тоже есть змеи. Да?

Кряж нахмурился и крепче ухватился за ветку. Лицо его выражало такое усилие мысли, что жилы на лбу выступили.

– Э, погоди! – вымолвил он наконец. – Я слажу! Тока сначала собак отгони, а то обдуришь еще.

Ратибор, словно только того и ждал, сбегал в избу, погремел горшками и раскидал у порога остатки вчерашнего пира. Псы, забыв про висевшее на ветке развлечение, гурьбой ринулись набивать животы. Память у них оказалась и впрямь не очень-то долгая.

Кряж чуть не свалился с ветки, слезая на утомленных руках, шершавая кора посыпалась под скользящими сапогами, с треском рванула рубаху на пузе и вконец испоганила богато вышитый пояс. Атаман ругнулся и грузно спрыгнул в траву, еле удержавшись на искусанных ногах.

– Тяжко? – с напускным сочувствием спросил Сершхан. – Ну ничего, пойдем к другам, расскажешь какого лешего тут делают поляки, что с ними такого случилось и чего им от нас восхотелось. Нечего зазря срамом сверкать.

– Да я почти ничего не знаю. – буркнул Кряж, с опаской подходя к рассевшимся витязям. – Сам попал как кура в ощип… Где-то с седьмицу назад, стояли мы тут разбойничьим станом. Тоись я и Шамыга с молодцами. Ага… Ну, как-то к вечеру слышим, псы лают по лесу. Для разбойников собаки завсегда не к добру, но нас тогда пять десятков было, решили что сдюжим, с луками оно можно, сами знаете. Особливо ежели на деревья взобраться. Да только проку с наших луков оказалось не много, шерсти с курей и того больше будет. И вышла из лесу рать. На вид – рать как рать, и поболе видали. Да… Вот тока умением они нас переплюнули. Сначала пустили псов, те указали все деревья с нашими лучниками, потом сами взялись за луки, но не запросто, как у нас принято, а пред каждым лучником пеший воин с щитом. Так вот… Могли бы нам всем кишки выпустить, но не стали. Я вам по чести скажу – никогда еще не видал, чтоб так кто-то воил. Да и не слыхал… Вам бы самим поглядеть, все бы поняли. Эти твари не делали ни одного лишнего движения, не проронили ни одного лишнего слова, будто не из плоти они, а целиком из железа. Даже от ран не вскрикивали. Вы когда-нибудь про поляков такое слыхали? Да они бы тут такое устроили, что от крепких словес трава полегла бы. А эти другие… Даже страшно смотреть. Знаете что я подумал, когда их увидал? Я понял, что с таким воинством бесполезно сражаться. Не трудно, а именно бесполезно, все равно как остановить копьем валящиеся с гор камни.

Он на миг погрузился в невеселые воспоминания, Сершхан даже легонько пихнул его, чтоб очнулся.

– Ну да… – встрепенулся тот. – Только они с нами биться не стали, спросили старшего, а как я назвался, попросили помощи. Богами клянусь, как есть попросили!

– И чего хотели? – насторожился Витим.

– Сказали, что надо поляну расширить, поставить десяток изб, два амбара, конюшню и все это обнести частоколом, еще и ловчие ямы отрыть. Так вот. С нас работники, понятное дело, хреновые, но ихний предводитель не дурак, казал наловить робичей, ими и строить. А тут аккурат на следущий день Шамыга примчался из лесу в мыле, что твоя лошадь. Ага… Грит, рать идет, полсотни, не меньше. Тогда поляки решили нам подсобить. Их к тому времени не меньше пяти сотен набрело, вместе мы пришлых полонили почти без потерь, я с десяток потерял и поляки двоих. Да… То как раз вот эти тиверцы и были. Стали робичами… А поляки оставили пятерых с нами, приглядывать, остальные ушли на заход. Куда? Богами клянусь, не ведаю! Потом мы двух девок поймали, наших уличских, а после еще одну, ту что с дитятей. Те две сдуру по ягоды забрели, а вот та что с дитятей, как есть беглая. Не вру!

– А чего поляки от нас хотели?

– Что я, волхв, в людские души зрить? Не знаю! Вы как пришли, я сразу подумал – не к добру. Чую я такие вещи. Чем не знаю, но чую точно. Ага… Поляки вечером все допытывались, откель вы, да кто такие. Их старший казал что похожи на приметных воев, за которых каким-то ромеем награда назначена. Так и сказал… Награда, грит. Один потом не удержался поехал к своим прям среди ночи, а за ним еще двое…

– Это мы знаем! – прервал его Ратибор. – А где девки-то?

– Девки? А я что? Я их в подвале держу, под своей избой, тоись. Удобно, коль пожрать принести, али чего еще. Да…

– Пшел вон! – сквозь зубы шикнул на него Сершхан.

Кряж изменился в лице, попятился, споткнулся, шагов пять проскакал на четвереньках и еле поднявшись рванул в лес, только задница блеснула через драные портки. Собаки вяло взглянули ему вслед и снова принялись за то, что осталось от мяса.

Медленно подступал вечер. Солнце еще не коснулось деревьев, но духота и душный зной спали, защебетали птицы, утомленные долгой жарой, поднялась, повлажнела трава, а тени стали густыми и длинными. Выбравшиеся из подвала девки радостно готовили ужин из разбойничьих припасов, а бабу с дитятей отпустили, надавав в дорогу харчей.

Витим задумчиво морщил лоб, пощипывал заметно подросшую бородку, а Ратибор все выспрашивал собиравшихся в дорогу тиверцев. Сершхан из кадушки плескал воду на Волка, силился отмыть спину от доброй сметаны, но певец тереть себя не давал, только ругался неблагозвучно. Собаки уныло высунули языки под медленно розовеющие лучи солнца, словно надеялись, что их тоже помажут доброй едой.

Стрелок подошел хмурый, глаза взволнованно метались из стороны в сторону, во рту колыхалась изжеванная травинка.

– Да, други… – вымолвил он усаживаясь возле Витима. – Недобрые вести. Тиверцы и впрямь шли в Киев, на подмогу Владимиру. И как вы мыслите, кто осадил стольный город?

– Догадываюсь… – буркнул воевода.

– Поляки… – вытирая руки о халат, поднял глаза Сершхан.

Волк наконец отмылся и бережно надел на облезлую спину свежую рубаху, видать добыл одну из оставленных польских, разбойники таких не носили.

– Что-то тут не ладно… – задумчиво качнул головой он. – Они ведь досель так далеко не совались. Точнее их не пускали. А тут не просто сунулись, скорее поперли. Худо дело! Надо бы подсобить киевлянам.

– Шутишь? – исподлобья глянул Витим. – Только одним подсобили, еле расчухались, теперь снова уходить от главного дела?

– И какое же дело главней Руси? – недобро усмехнулся Волк.

– Причем тут Русь? Мелко ты мыслишь, скажу я тебе. Русь… На одном Владимире, да и на Киеве, Русь не продержится. Русь, это как раз иное… Села, веси дальние. В Киеве сейчас одни бояре, да разжиревшие воеводы. Богатыри кроме пьяных драк никаких битв не видят, среди них настоящих воев по пальцам счесть можно, а герои все на заставах. Киев – только богатый кусок для ворога, вот и все. Смести его с лика земного – ничего не изменится. Будет другой стольный град, а коль нет, так и без него пережили бы. Как и без князя. Сами что ли маленькие? Кормить дармоедов… От такого врага, как поляки, больше пользы, чем вреда, они лишь пропалывают наш худой огород, высекают то, что само себя защитить не может. А как говорит Покон? Что не может себя защитить, должно умереть! Это единый устав для всего мира. Но есть враг настоящий, такой, от которого пользы нет и быть не может. Это слепая сила, несущая уничтожение всему, что отличается от нее, это само Зло. Неужто позабыли? Память у вас как у этих псов! Короткая… Меч Громовника несет в себе семя этого Зла, он порождает его даже тем, что просто есть на этом свете. Нет главнее дела, чем отыскать его и уничтожить к Ящеру, чтоб не осталось ни малейшего следа. А вы как дитяти, твердите одно – подсобить тем, подсобить этим… Неужто не понятно, что мы назначены для чего-то много большего, чем бестолковые драки на гостинцах, дорогах и лесных тропах?

– А тебе не кажется, – мягко возразил Сершхан. – Что замахнулся дальше, чем докинуть можешь? Я так понял, что ты решил начисто искоренить Зло во всех его проявлениях. Верно? Не усмехайся! Я даже верю, что это по силам. Но… Мимо скольких бед ты пройдешь, прежде чем исполнишь то, что задумал? А? Сколько крови прольется от того, что ты просто пройдешь мимо? Я знаю твою манеру двигаться к цели. Главное свершить то, что задумал, а какую цену заплатишь при этом сам и какую заставишь уплатить других, не так важно.

– Я что-то не понял… – сжал кулаки воевода. – Не все ли мы жертвуем чем-то? Или на словах жертвовать одно, а как до дела, так решили выбрать дорожку попроще? Можно три дня размазывать сопли от того, что Зло победить трудно, оправдываться тем, что не возможно. А по мне надо действовать. Идти до конца. Что же до пролитой крови… Неужто решили чистенькими остаться? Чистые ручки, чистая совесть. А я не боюсь замараться в бою с мерзостью, буду давить пока сил достанет. На то у нас и мечи такие, чтоб после погибели могли передать другим неугасимый огонь наших душ и желание бороться до конца. Все дело в мечах, в них ответ о нашем предназначении. Вспомните, что начертано на дощечках, которые Волк отыскал в развалинах Крепости на Перевале. Они ведь писались для нас, неужто не ясно? Для того, чтоб мы не тыкались словно слепые щенки, не тратили силы на всякую мелочь. Мне вспомнить соромно, как до встречи с Микулкой мы татей по лесам вокруг Киева вылавливали… А тут нам начертали слова о бесконечном Пути и подложили прямо под нос. Все ясно! Не в нас дело, а в том, что в борьбе с гадью не будет сделано ни единого шага назад. Путь действительно бесконечен, но бесконечен лишь потому, что наши победы прибавятся к тем, которые были свершены владельцами мечей до нас, а к нашим прибавятся победы преемников. Для Пути поражения нет! Поражение это смерть, но наши души остаются в булате, помогут другим избежать злого лиха. И так без конца. Точнее до полной победы.

– Все ли так просто? – Ратибор выплюнул травинку, лег на спину и налившееся багрянцем небо странно окрасило серые глаза. – Рассудить вас не просто… А может и вовсе невозможно. Каждый со своего боку прав.

– Да ну, к Ящеру… – махнул рукой Витим. – С какого боку не смотри, а более трудный путь всегда был почетней легкого. Волк предложил уйти от настоящего дела, разменяться на придорожные драки. Всем не поможет, как бы ни силился, только попусту истратит уменья. А тут представился случай если не победить само Зло, то хоть ущипнуть покрепче. Вы же в кусты! Сколько было разговоров, сколько похвальбы… Песня его тоже… «Весь мир мы закроем собой…» Но только дошло до дела – прикрываемся красными словесами и умными мыслями, вместо того, чтоб творить то, о чем сами же баяли.

– Трудный путь… – спокойно произнес стрелок, словно говорил сам с собой. – Как же легко разграничить-то… Это простой и неправый, а это тяжкий и верный. Да. Я вот только не уверен, что путь предложенный Волком, проще твоего, Витим. Может он не так громок, не приносит в случае успеха такой громкой славы но… Знаешь, я тебе по чести скажу, как есть на духу. Жертвовать, оно надо конечно, без этого просто никак. Но на своем пути ты жертвуешь не только и не столько собой, сколько другими. Раньше нам не до разговоров было, больше слушали звон булата, чем друг друга, но теперь я скажу что думаю. Ты впрямую никогда такого не рек, но в каждом движении твоих рук, в каждом шаге и взгляде читались слова: «Я вас не принуждаю, хотите будьте со мной, не хотите, катитесь к Ящеру. И без вас справлюсь, если понадобится». И мы были с тобой. Не потому, что всегда уверены в твоей правоте, а потому, что вместе мы гораздо сильнее. Старались не замечать твоей резкости, которой ты гордишься, как христиане смирением, старались не корить за редкие промахи… У кого не бывает? Но меня всегда больно ранила та легкость, с которой ты отказываешься от друзей, помощников, соратников, как только они не хотят делать по твоему. Сегодня друг, а завтра враг чуть ли не злейший. А от чего? От того, что не сделал по твоему. С тобой могут быть только те, кто всегда согласен не только с делами твоими, но и с мыслями. Думаешь мне не хотелось служить при Владимире?

– Ну и катился бы…

– Вот! И я о том. Либо по твоему, либо никак. С Владимиром отчего не сладили? Ты старшим воеводой зрил Вольгу, а он Претича поставил. Так ведь? Но не ты князь! Не тебе и решать.

– Не мне? Воевода правит дружиной, а кто собирал дружину после Ярополковой чистки? Кто уговаривал воев вернуться? Кто Извека сыскал для обучения ратному делу? Я не меньше хозяин дружины, чем сам Владимир! Неужто не в равной мере должны мы решать? А он Претича, лизоблюда, поставил… Ни с кем не держал совета, кроме своих бояр.

– Конечно… И так во всем! Где-то супротив твоего мнения поперли, где-то вообще не спросили, где-то не известили… И разом все враги. Ежели ты таким манером станешь и дале врагов из друзей делать, то скоро останешься вовсе один. А Волк если жертвует, то только собой, никак не другими. Вообще, вы расходитесь в главном. Ты уверен, что Зло можно одолеть уничтожив его, а Волк считает, что лишь умножая Добро можно расправиться со Злом в этом мире. Я раньше думал как ты… Сам знаешь, сколько передавили всяческой мерзости. Но стало ли больше Добра? Стало ли меньше Зла? Не знаю… Мне уже кажется, что нельзя сражаться со Злом его же оружием.

– Перегрелся, что ли? – скривился Витим. – Говоришь как ромей, слушать противно. Сейчас окажется, что с ворогом целоваться потребно… Ты вообще думаешь, о чем говоришь?

– Думаю. И не надо мои слова кривить. Я ли целовался с врагами? Но теперь я уверен, что биться надо не супротив чего-то, а ЗА что-то. За честь, за любовь, за свободу, за справедливость, наконец!

– Ладно, все это красивые словеса, да и только. Я же привык делать, а не лежать рассуждая. Что решили-то?

– Я иду ко Владимиру! – твердо ответил Волк, отбрасывая назад длинные волосы.

– Я тоже! – совершенно спокойно кивнул Сершхан. – Не хватало еще баб да детишек без защиты оставить, а самим шататься невесть где. Каждому есть место и свое я определяю сам.

– И я пойду с ними. – прикрыл глаза Ратибор. – С ними, Витим.

– Вот оно, значит как? Ну да ладно… Не в первый раз так выходит, но не умер еще. Жаль только, что живешь с людьми по чести, по совести, можно сказать душа в душу, а они тебе потом в эту самую душу, да смачным плевком. Ничего, мы к этому спору еще вернемся. И посмотрим, кто был прав, а кто крив. Я иду искать меч, а вас пусть Боги рассудят.

– Послушай… – неожиданно спросил стрелок. – А как ты все же узнал, где пристал корабль Кирилла?

– Почуял… – отмахнулся Витим.

– А все же?

– Я понял, что Зло после поражения медлить не станет, а потому направит меч самым коротким путем. Я выспросил у нашего кормчего такой путь и не ошибся. Не ошибусь и дальше.

Он взглянул в сторону леса, словно высматривая далекую цель.

– Погоди, Витим! – Волк говорил запинаясь, словно каждое слово давалось с огромным трудом. – Пойдем вместе! Киеву нужна помощь… А потом и меч сыщем, никуда он не денется, коль за сотни лет не пропал. Все равно он один, а Камень в таком месте, что случайно не сыщешь. Да и сыскав достать не так просто.

– Вот как? – Витим усмехнулся и встал, отряхивая портки. – Киев, да? Оно верно, конечно – ко Владимиру на харчи. Еще и в дружину наймись. С каких это пор волк стал шакалом?

Волк разом побледнел, только темные глаза блестели сколотым углем, костяшки кулаков даже хрустнули от напряжения. Но Ратибор так взглянул на певца, что тот сразу сник и повернулся к Витиму спиной.

Воевода поправил меч, закинул за спину мешок с харчами и широким шагом направился в лес. Друзья наблюдали за ним молча, пока широкие плечи не слились с ветвями в мареве неистового заката.

Тяжело, удушливо, на землю опускалась ночь, запад закудрявился густыми кучами облаков, проглотив солнце раньше обычного. Тиверцы развели костры, совещались о том как поступить дальше, готовились к тризне. Горячие головы рвались в Киев, но большинство разумно решило вернуться, проводить раненных и собрать добрую дружину.

– Без Витима нам будет худо, – тяжко вздохнул Ратибор. – Ну что ж… Коль человек решение принял, так и Боги ему не помеха… Но нас стало слишком мало, каждому теперь придется приложить много больше усилий, чем раньше. Ничего не попишешь, у каждого своя дорожка в этом мире.

– Мы и раньше сил не жалели, – качнул головой Сершхан. – Куда уж больше!

– Ничего! Силы сыщутся, была бы цель… Если бы я был точно уверен в том, что Витим не прав… Было бы легче. Но у меня такой уверенности нет, просто я поступил так, как велело мне сердце. А рассудить нас сможет только время. Что ж, нас тут ничто боле не держит, может прямо сейчас и пойдем на полуночь? Заодно тиверцев не будем смущать, а то пока мы тут, им тяжко решиться на что-то свое.

– Верно… – хмуро кивнул Волк. – Неохота в этом месте торчать. Уж больно тяжкие думы оно навевает.

– Вот и ладно, спать все равно некогда. Перекусим, снарядим конячек и в путь. Закладных брать не будем, оставим двоих тиверцам, все же помощь – поклажу тащить, да и тяжко язвленным пехом телепать.

– Погодите! Что за спешка? – возразил Сершхан. – Неужто позволите худым мыслям себя одолеть? От того, что с Витимом разошлись, теперь сломя голову срываться посреди ночи? Стоит ли? Не много ли чести? Мне, к примеру, соромно уйти, не справив тризны по павшим героям. Это воеводушка наш решил, что они трусы, коль себя полонить позволили, я же другого мнения… Да и к чему обижать тиверцев? Не дать поблагодарить – оставить в долгу. А мне этого делать не хочется.

– Знаешь, Ратибор… – задумался Волк. – Наверно он прав. Витима уже нет, а мы до сих пор делаем то, чего делать не след, чего по своей воле делать не стали бы. Словно воевода и ныне командует нами. Давай заночуем! Вон сколько харчей осталось от разбойничьей шайки! Славная выйдет тризна! И воям почет.

– Харчей? – стрелок медленно оглядел сваленную у костров снедь. – Да, стоит остаться. Почесть героям отдать.