Глава 3. «ИСХОД»

Вершинский помог нам наловить рыбы для ребят, затем снарядил свой карабин активным гарпуном, на случай, если столкнемся с тварями на пути в поселок, и мы двинулись обратно. Путь наш лежал на восток, прочь от реки, к двум достаточно высоким холмам, вздымавшимся чуть больше, чем в километре от моря.

Не смотря на тяжелую поклажу из рыбы и заметную хромоту Вершинского на правую ногу, шагали мы достаточно быстро, стараясь поскорее выбраться из опасной зоны, где еще могли рыскать земноводные твари. Впрочем, змеевики могли отползать от воды и на десяток километров, этим, собственно, и объяснялся выбор места для поселка.

После крушения взрослым пришлось принимать решение, как далеко уходить от лайнера, совершившего вынужденную посадку. От него до воды километр. Это слишком близко. А бросать лайнер и уходить в леса, на восток, не очень умно, так как пришлось бы очень много на себе перетаскивать. И все равно бы не удалось перенести в одну ходку, да и в десять не вышло бы. Но, к счастью, при самой первой разведке, взрослые нашли довольно большой карьер, где некогда добывали известняк, скорее всего для строительства. Карьер представлял собой двухсотметровую воронку на вершине холма с отвесными склонами. И хотя отвесным склон был только со стороны реки, с севера упирался в развалины небольшого города, а с востока был окружен лесом, но этого вполне хватало. Змеевики – глупые твари. Они прут всегда по кратчайшему пути от воды до цели, и им, чтобы до нас добраться, в любом случае надо карабкаться вверх по отвесной известковой стене. А сделать этого они не могли – падали и взрывались.

В общем, поселок основали в хорошем месте, прямо на дне карьера. И лайнер рядом, и твари не добираются, и озеро прямо в карьере. Его наполняли дожди и подземный ключ, бивший со дна. В озере можно было купаться и пить из него. Это было очень удобно и экономило массу сил.

Конечно, расслабляться было нельзя, и мы всегда держали часовых со стороны реки на кромке карьера. В любую погоду, особенно в дождь, когда жабры тварей не пересыхали, давая им возможность пробираться на приличные расстояния. Один раз когда ливень шел неделю кряду, пяток патрульников несколько часов пытались штуромвать стену, потом начали искать обходной путь. Мы одного забили, кидая сверху острые глыбы, а потом он рванул и убил другого. Остальных же пришлось отстреливать из ракетных ружей, расходуя драгоценные боеприпасы.

– Поселок там? – спросил Вершинский, когда мы вышли из леса, и на холме стало видно троих часовых с винтовками.

– Ага, – с довольным видом ответил я.

– А забираться как?

– По веревочной лестнице, – ответила Ксюша, и осеклась.

Я тоже чуть сбавил шаг. До нас дошло, что Вершинский не вскарабкается по веревочной лестнице на высоту в сорок метров.

– Или в обход, – сказал я подумав. – Не особо далеко. Крюк километра в три получится, если по старой дороге.

– Лучше в обход, – глуховатым тоном сообщил Вершинский.

Я понял, что ему и карабин-то тащить не просто, не то что по лестницам карабкаться. Но предложить помощь я постеснялся.

Ксюша помахала часовым рукой, а я поглядел в бинокль на их реакцию. Заметили. Хорошо, не придется в воздух палить. А то бывало, что пригреются на солнце. Старшим сегодня был Щепа, он тоже глядел на меня в бинокль.

«Кто с вами?» – спросил он жестами на языке охотников.

«Сам Вершинский», – ответил я.

Щепа показал жест, который означал вопрос: «у тебя достоверная информация?» Но в контексте было понятно, что спрашивал он, шучу я или нет.

«Не шучу», – показал я побуквенными жестами.

Так говорить получалось медленнее, чем жестами-понятиями, но зато разночтений не возникало.

«С Луны свалился?» – Щепа тоже перешел на побуквенные жесты.

«Из моря. Он старый, не поднимется по стене. Пойдем в обход».

«Принял», – ответил Щепа, и послал одного из часовых вниз, в поселок.

Я покосился на Вершинского. Он-то наверняка понимал Язык Охотников, и вряд ли ему понравился набор жестов, выражающий смысл «он старый». А может, ему было без разницы. Я не представлял, что может чувствовать мужчина в его возрасте. Меня бы эпитет «малявка» обидел, хотя, по факту, я как раз малявкой и был.

Мы направились на север, в обход холма. Вскоре из сухой осоки и зарослей чертополоха проявилась старая и сильно растрескавшаяся от времени дорога. За долгие годы стеклоновое покрытие кристализировалось на солнце, и теперь отсвечивало радужными отблесками на сколах. Мы с Ксюшей давно здесь не были, нам проще было подняться по лестнице, а не топать в обход.

Чем больше мы продвигались на север, тем целее становилась дорога. Трещины виднелись только по краям, а посередине покрытие было ровным и гладким, отливало антрацитовой чернотой и от него, нагретого солнцем поднимались потоки теплого воздуха. Впереди показались первые развалины, пока еще одноэтажных зданий. Судя по компрессионным ангарам, когда-то здесь стояла водородная станция. За развалинами начинались густые заросли миндаля и сирени. По весне зацветали сначала деревья, потом кусты, и тогда мы ломали ветки сирени, чтобы порадовать наших девчонок. Это не вредило сирени, от этого она лишь гуще росла.

Вершинский принюхался. У меня нюх тоже не последний, но я ничего не чувствовал, кроме запаха пыли, нагретого солнцем стеклона и грибного духа из теней кустарника.

– Что там дальше? – спросил Вершинский.

– Развалины. Город. Дома до четырнадцати этажей.

Вершинсктй опустил карабин к ноге, достал из герметичной сумки на боевом каркасе карту, и пару минут ее изучал.

– Очень интересно, – произнес он. – Город Инкерман. Тут должны быть штольни. Вы их находили?

– Что? – Я не понял смысл незнакомого слова.

– Штольни, такие подземные тоннели. – пояснил Вершинский. – Очень большие. Там был расположен завод по производству вин.

– Мы тут почти не бывали. – Ксюша пожала плечами. – У моря интереснее, там корабли. Взрослые проводили разведку, но ничего интересного не нашли. Они организовывали экспедиции на юг, в большой город. Оттуда приносили оружие, лекарства…

– Сюда как быстрее добраться? – Вершинский ткнул пальцем в карту.

Я сориентировался и ответил:

– Это наш холм, только северо-западный склон. Это дальше, чем нам сворачивать, если идти в поселок.

– Надо бы посмотреть. Странно, что вы не знаете о штольнях. В них укрываться надежнее и проще, чем на холме.

Честно говоря, меня разобрало любопытство. Я попытался представить большие тоннели в горе, но я понимал, что представлю все равно не то, что есть на самом деле.

– Сходим, – ответила Ксюша, все решив за меня. – Но если бы эти ходы там были, взрослые бы их нашли.

Мы продрались через кусты сирени, но за ними было не лучше. Улицы города между руинами домов тоже изрядно заросли чертополохом, шиповником и христовой колючкой. Особенные хлопоты доставляла христова колючка – если ее шипы впились в одежду, то надо освобождаться осторожно, а то еще больше зацепишься с каждым движением.

От домов, по большей части, остались только бетонные каркасы. Всю кладку, да и вообще все, в чем были щели, развалила и растащила растительность. Сначала в щель набивалась пыль, затем там прорастало семечко, и начинался процесс. Поэтому город больше всего походил на одновременно замершие скелеты великанов. Даже под ярким солнцем среди бела дня это вызывало тягостное чувство. Отчасти и поэтому мы сюда никогда не совались.

Ближе к холму кустарник на улицах сменился деревьями, в основном это была акация, отчасти миндаль, кривоватый, похожий на карликов с поднятыми руками, а так же молодые пирамидальные тополя с серебристой листвой. Двигаться стало легче, и мы прибавили шаг. Наконец мы оказались в тени, которую отбрасывал крутой склон холма. Мне стало совсем не по себе, и я, честно говоря, пожалел, что мы послушали Вершинского, и поперлись сюда, неизвестно зачем.

Я понимал, что крупных тварей тут быть не может, от моря уже далековато, но вот змеевики, наоборот, могли прятаться в тени, чтобы жабры не пересыхали. Я остановился и принюхался, силясь уловить характерный запах. Но не его я почуял, а едва уловимый запах падали.

– Что-то не так? – тут же насторожился Вершинский.

– Мертвячиной воняет, – сообщил я. – Может птица издохла, может змеевик не успел вернуться в море.

– Змеевики всегда взрываются, когда умирают, – покачала головой Ксюша.

Я знал это не хуже нее, а сказал лишь затем, чтобы напомнить Вершинскому о биотехах. Впрочем, это было глупостью. Уж кто-кто, а он о биотехах думал, наверное, всегда. Мы свернули на боковую улочку, и вскоре нашли дохлую чайку. Воняло определенно от нее. Но нельзя сказать, что меня это сильно успокоило. Скорее даже наоборот.

Я поднял голову, и посмотрел на листву молодой тополиной поросли, торчащей из окон верхних этажей. Одна сторона листьев у тополей была темной, другая серебристой, и по ним из-за этого легко было определять силу и направление ветра. Направление мне не понравилось. За нашей спиной осталась небольшая площадь, и тут ветер крутило вихрем. Я понимал, что до меня попросту не долетают никакие запахи со стороны. А это плохо.

Я хотел было что-то сказать, но в этот момент Вершинский, совершенно неожиданно для меня, резко развернулся, одновременно скидывая карабин с плеча, и почти без прицела, с бедра, шарахнул гарпуном в заросли акации, из которых мы недавно выбрались. Воздух рассекло струйкой пара, оставшейся за стабилизаторами снаряда, а через миг глухо ударило сначала одним взрывом, затем сразу вторым, намного мощнее первого. Мы с Ксюшей бросились на землю, Вершинкий лишь присел на одно колено. Ударная волна прошла через нас упругим жаром, и со шмелиным воем мимо пронеслось несколько крупных обломков сучьев. А вот у нас за спинами, подточенное дождями и редкими морозами, осело довольно большое здание, подняв в воздух настолько густую тучу пыли, что мы на время потеряли друг друга из вида.

Я тут же кинулся к ближайшему зданию, где его помнил, чуть не налетел башкой на бетон, но проскользнул в оконный проем цокольного этажа и занял стрелковую позицию. Ракетное ружье – не то оружие, из которого можно палить попусту, не видя куда. Так что я даже не стал снимать его с предохранителя, всегда успею.

– Все живы? – донесся до меня хрипловатый голос Вершинского.

– Со мной порядок! – отозвался я.

– Все отлично! – раздался звонкий голос Ксюши.

Вскоре, в вихрящихся клубах пыли я разглядел прихрамывающую фигуру в гидрокостюме. Это был Вершинский, и карабин он держал наготове, уже снарядив его вторым гарпуном. Меня это обеспокоило. Судя по мощному взрыву, выстрел Вершинского достиг цели и угодил в какую-то крупную тварь. Сам гарпун так рвануть не может. Но как биотех, тем более крупный, мог оказаться так далеко от моря? И если один тут, так близко от нашего поселка, то и другие могут остаться.

– СМ-1200, – произнес Вершинский, забираясь ко мне в окно. – Такой же, каких вы сегодня прикончили.

– Далековато от моря, – произнесла Ксюша, закашлявшись от пыли.

– Могут быть и другие, – предупредил Вершинский. – Если я прав, у них тут может оказаться нечто вроде гнезда. Далеко ваш поселок?

– До карьера отсюда километра два по прямой, – ответил я.

– Ладно, подкрепление звать не будем, – заявил Вершинский. – Попробуем сами справиться. Но соблюдать осторожность и двигаться только за мной. Все ясно?

Мы с Ксюшей по очереди кивнули.

– Даже если бы захотели, не смогли бы позвать, – добавил я. – Рации нет.

– Вообще? – удивился Вершинский.

– Вообще есть, но они на крайний случай, и на рыбалку мы их не берем. Там, что случись, рация не поможет. А их не так много.

Пыль постепенно рассеивалась вихревым сквозняком, крутившимся на площади. Вершинский поднял с земли оброненную карту, покрывшуюся серым порошком раскрошенного строительного композита, и снова с ней сверился. Ступая за ним, мы добрались до склона холма, но сразу стало ясно, что искать тут особо нечего. Склон холма несколько раз обрушался с этой стороны. То ли от ударной волны, долетавшей от взрывов в море, то ли его подтачивали подземные воды. Так или иначе о поиске входов в какие-то подземелья не могло быть и речи – вдоль всего склона валялись глыбы, против которых не хватило бы всей имевшейся у нас взрывчатки.

– И все же СМ-1200 как-то сюда прополз, – задумчиво произнес Вершинский, перепрыгивая с глыбы на глыбу. – Я думал, что выходы штолен сохранились, а сами ходы залиты водой и сообщаются с морем.

Я подумал, что нам бы пришлось несладко, окажись старик прав. У нас бы тогда под боком оказались, без преувеличения, врата в обитель чудовищ.

Мы двинулись обратно тем же путем, каким сюда и пришли. Ксюша показала мне за спиной Вершинского, чтобы тот не видел, жест, означающий крайнюю степень удивления. Я ей ответил:

«Да, старик отжег».

Неожиданно Вершинский обернулся.

– Я может и старик, – произнес он вслух. – Но не рекомендую думать, будто что-то можно незаметно сделать у меня за спиной.

«У него глаза на затылке что ли?» – подумал я с беспокойством.

Честно говоря, я представления не имел, как можно было увидеть мои или Ксюшины жесты. Разве что у него только в боевом каркасе припрятано какое-то распознающее устройство. Но это я посчитал маловероятным.

Осмотрев место взрыва, мы нашли куски панциря и лапу патрульника. А они редко, почти никогда не бродят по одному.

– Вот я старый дурак! – воскликнул Вершинский с довольным видом, и хлопнул себя по лбу свободной от карабина ладонью. – Это ведь город! Город, понимаете? А в приморских городах канализационные тоннели всегда выходят к морю, где стоит очистная станция. Очистная станция давно разрушена, а потому сейчас под нашими ногами плещется море. Надо найти люки!

Я сразу понял, о каких люках идет речь. Только в том городе, где мы жили до злополучного полета на баллистике, канализация не вела в море. Через пять минут поисков, мы нашли сначала наглухо забитую ливневую решетку, а затем и металлический люк, с зияющей трещиной посередине. Вершинский вынул из ножен боевой кинжал, подковырнул им половинку люка, и, не заглядывая, кинул вниз расчекованную ручную глубинную бомбу.

– В стороны! – приказал он. – Замедлитель на пятнадцать секунд!