Но Рапоза работал как вол (или машина?). Год писал очередной роман, затем год ездил по странам и континентам, его рекламируя, встречаясь с читателями, а затем опять садился за лэптоп, всякий раз новый. И птицы с ударами не подводили.

Значительную часть времени Рапоза проводил в Европе. Купил древний, но крепкий каменный дом в Стране Басков, неподалёку от Сан-Себастьяна. У него была также вилла на канарском острове Фуэртевентура.

* * *

В семидесятые годы Дмитрий Франк, как и многие московские юноши, мечтал о карьере, предполагавшей работу за рубежом или, по крайней мере, частые поездки за границу. Он преуспевал по всем гуманитарным предметам, и это во многом предопределило выбор профессии – журналист-международник. Поступить на международное отделение факультета журналистики МГУ в 1977 году могли только мальчики, москвичи, по крайней мере, с двухлетним стажем пребывания в ВЛКСМ (комсомоле) и имевшие не менее десяти собственных публикаций. С четырнадцати лет он готовился к поступлению. В свободное от школы время писал репортажи для малотиражной газеты «За доблестный труд!» о подвигах столичных водителей автобусов, троллейбусов, трамваев и такси. Учил английский и читал, читал…

После окончания вуза – работа в могучем ТАСС, откуда он и был отправлен корреспондентом в Лондон. На конференции британских лейбористов в Блэкпуле (1988 год) они познакомились с Деверо. Интерес к «перестроечным советским журналистам» рос тогда на Западе с каждым днём, и Стивен, молодая «звезда» журнала «Экономист», узнав, что Дмитрий недавно приехал из Москвы, изводил его расспросами о Горбачёве, наличии продуктов в московских гастрономах и прочем, обещая взамен свести с влиятельными вестминстерскими законодателями.

Британский период жизни оказался очень важным для формирования мировоззрения Франка. До прибытия в Лондон он искренне верил, что, хотя в СССР было много глупого и непорядочного («Люди бывают умными, честными и партийными, но одновременно можно обладать только двумя из этих качеств», – гласила популярная поговорка), социализм советского розлива всё равно превосходит западные социально-экономические системы, но теперь был вынужден пересматривать то одно, то другое представление.

Происходило это постепенно, без конъюнктурных порывов. Дмитрий выгодно отличался от тех коллег, которые до путча августа 1991 года выступали со страстными речами на партсобраниях, обличая «звериные оскалы империализма», а после провала путча превратились в столь же пламенных «демократов». В самом начале девяностых он надеялся, хотя это и противоречило логике развития событий, что Советский Союз каким-то чудом, без катастроф, войн и разрушений может стать социал-демократией скандинавского типа, убеждал себя в этом. Но позже, насмотревшись всего и вся в «ельцинскую эру», поменял взгляды на монархистские. «Просвещённая монархия – вот что было бы идеально для России, – не раз в компаниях с близкими людьми говорил Франк. – Жаль, что историю не повернуть вспять».

Через год после «путча» Дмитрий возвратился в Москву, безболезненно распрощался с обескровленным ТАСС и перешёл на работу в боевое информационное агентство «Постфакс», где создавал сначала отдел международной информации, а затем и другие службы.

Новая работа принесла новую жену. Расставание с первой супругой было напряжённым (все-таки прожили вместе пятнадцать лет), но отношения с сыновьями, к счастью, удалось сохранить. Второй брак оказался гораздо короче.

Сколотив достаточный для безбедной жизни капитал, он, будучи к середине нулевых главой крупного информационного холдинга, принял решение вернуться к творчеству и быстро приобрёл известность в качестве колумниста сразу нескольких популярных изданий, причем разной направленности. Его непременно читали, восторженно хвалили и злобно ругали: он был кошкой, гулявшей, как ей вздумается, высмеивал российские реалии, но не жаловал и всё более надменный, по мере нарастания своего нравственного вырождения, Запад. Искажение фактов по каким-либо идеологическим причинам было для него неприемлемым. Президенту Владимиру Путину Франк симпатизировал, но не идеализировал его: уж слишком широким был шлейф коррупции, сопровождавший процесс укрепления российской государственности…

* * *

Стивен Деверо родился и провёл свои первые годы в уютном английском городе Бат, расположенном примерно в 200 км к западу от Лондона и знаменитом древнеримскими банями. Единственный отпрыск зажиточной католической семьи, имевшей французские корни по линии отца, он получил образование сначала в Итоне, а потом в Кембридже, и был страстным поклонником Ричарда Докинза.

Становление бизнеса Деверо совпало с приходом к власти в Великобритании так называемых новых лейбористов во главе с Тони Блэром. Стивен активно помогал главному стратегу партии Питеру Мандельсону в реализации рекламных и маркетинговых программ последнего, и одно время даже ходили слухи (впрочем, неподтверждённые), что между ними существовала интимная связь.

Распространению этих слухов, безусловно, способствовало то, что вплоть до знакомства в 1998 году с Анной Арбор Стивен чурался женского общества, был крайне скован, беседуя с красивыми женщинами, и чрезмерно манерен и/или беспричинно эпатажен в обществе мужчин. В юности его не раз колотили за выпендрёж, хотя Деверо мог постоять за себя: спортивный и – в отличие от Дмитрия – худощавый, он был неплохим боксёром. Правда, пропустив мощный встречный удар, мог быстро капитулировать.

Один раз Рапоза с Франком стали свидетелями этого возле паба «Дартмут армз» на северо-западе Лондона. Приятели приехали туда поздно вечером по настоянию Дмитрия, ностальгировавшего по годам, прожитым в доме неподалёку, и… потеряли Стивена на входе в питейное заведение. Как вскоре выяснилось по крикам и шлепкам, доносившимся снаружи, тот решил проучить какого-то увальня, грубо толкнувшего его плечом. Легко подпрыгивая и умело перенося центр тяжести с ноги на ногу, Деверо наносил нахалу не столько сильные, сколько обидные безответные пощёчины до тех пор, пока тот вдруг, к собственному удивлению, не попал в цель, расквасив Деверо нос. Стивен сразу же обмяк, закрыл лицо руками и застыл, получая несфокусированные, но обильные и яростные удары по ушам и туловищу. Не желающий созерцать это Жоао (в молодости – звезда капоэйры), врезал пьяному драчуну ногой в челюсть, послав того в нокаут, а Дмитрий взял на себя двух приятелей задиры, также бросившихся в схватку. К счастью, соперники сумели достичь примирения до приезда полицейских – здравый смысл, как ни странно, возобладал, и, когда те явились, уже обменивались за стойкой паба «охотничьими рассказами». Это не предотвратило задержания, но способствовало освобождению.

Анна была вне себя от бешенства, увидев удалую троицу. Побитый Деверо был впущен, точнее, вброшен в темноту её трёхсотметровой квартиры неподалеку от Риджентс-парка, но вот перед Рапозой с Франком дверь захлопнулась.

– Как думаешь, что она сейчас с ним вытворяет? – задыхался от смеха Жоао, когда они с Дмитрием неслись в такси навстречу новым приключениям – в ночном Сохо.

– Превращает в Каландрино, наверное, – предположил Дмитрий, и безудержный хохот приятелей побудил мрачного таксиста окинуть их недоумевающим взором через перегородку.

Сравнение Стивена с Каландрино, персонажем из «Декамерона», было их любимой шуткой, причем подтрунивали они над Стивеном открыто, в присутствии Анны. В знаменитом произведении Боккаччо незадачливого Каландрино разыгрывают друзья, убеждая при помощи сообщника-доктора, что тот забеременел. Поверив, бедняга с горечью обращается к жене: «Увы мне, Тесса, это ты со мной наделала, потому что желаешь не иначе быть, как сверху. Говорил я тебе это!» А потом жалуется: «Как рожу этого ребёнка? Каким путем он выйдет?.. Будь я здоров, чего нет, я встал бы и так бы её поколотил, что всю бы изломал, хотя и мне поделом, не следовало мне никогда пускать её взбираться наверх. Поистине, если я спасусь на этот раз, она скорее умрёт от своего желания, чем…»

В отношениях между Арбор и Деверо Анна всегда была ведущей, Стивен – ведомым.

Добавлю, что у него также была парочка фобий – аэроакрофобия (боязнь открытых высоких мест) и сопровождающая её иллингофобия (головокружение при взгляде вниз).

* * *

Анна Арбор являла собой высокую рыжеволосую властную пышногрудую женщину с не просто зелёными, а прямо-таки изумрудными глазами, которые сразу же приковывали к себе. Она родилась и вплоть до окончания гуманитарного факультета Эдинбургского университета жила в столице Шотландии, где её родители олицетворяли местную знать. Отец разбогател в конце 70-х – начале 80-х на проворачивании каких-то операций, связанных с добычей нефти в Северном море, и Анна, единственная, весьма избалованная дочь, могла вообще не работать.

Да она по-настоящему и не работала. То живописью увлечётся, пишет картины в манере модного соотечественника Джека Веттриано. То вообразит себя новой Вивьен Вествуд и тратит огромные деньги на создание собственной коллекции одежды. То вдруг решает пойти по стопам Фрейда и в 29 лет, в год знакомства со Стивеном, получает диплом психолога. На средства отца была приобретена роскошная квартира в Лондоне, где Анна, участница всех мало-мальски значимых событий культурной жизни, стала проводить большую часть времени.

Ей очень понравилась случайно увиденная статья с фотографией Деверо в «Санди таймс» где тот, приводя остроумные примеры из жизни, доказывал необходимость того, чтобы в своей повседневной деятельности люди придавали большее значение особенностям работы человеческого мозга, отнюдь не всегда способного рационально функционировать. Анна набрала телефон компании Стивена, попросила о встрече, и уже на следующий день, к удивлению сотрудников агентства Simple Solutions, не только оказалась в кабинете их шефа, но и подозрительно надолго задержалась там. Вышли они вместе, и Стивен почему-то не хотел смотреть на секретаршу. Однако Анна посмотрела, и весьма решительно.

– Завтра мистера Деверо не будет, постарайтесь его не беспокоить, – сказала она.

Так Деверо потерял остатки девственности, если, конечно, они у него были.

Энное количество лет спустя в разговорах с Рапозой и Франком Анна с иронией объясняла своё сожительство со Стивеном его же бихевиористскими штучками: «Это мой вариант по умолчанию – default option. Как в ситуации длительного ожидания свободного столика в ресторане (пора уйти, но продолжаете стоять). Или как в случае найма слабого работника, от которого потом трудно избавиться, потому что сами его наняли. Перестань кукситься, Стивен! Ты же знаешь, я не брошу тебя на произвол судьбы».

Жёсткие, плохо поддающиеся укладке рыжие волосы Анны вкупе с изумрудными глазами придавали ей некую демоничность, вызывая у Дмитрия ассоциации с Геллой из романа Булгакова «Мастер и Маргарита».

«Рыжий ген» – редкий. Ученые считают, что во всем мире рыжие исчезнут к 2060 году. Но почему-то именно в Шотландии рыжих рекордное число – 14 процентов населения. Рыжеволосые женщины чувствительнее к жаре и холоду, чем блондинки, шатенки или брюнетки. Они также предрасположены к раку кожи. Возможно, если бы Анна знала об этом, она никогда бы не пролежала весь день на одном из барселонских пляжей в самое августовское пекло, без каких-либо кремов и мазей, желая заживо сгореть. И Дмитрий, а не Стивен был причиной этого.

* * *

Есть историко-философская теория, что XX век начался в 1914 году Первой мировой войной и завершился с исчезновением СССР в 1991-м. Иными словами, продолжался не сто лет, а семьдесят семь. А вот предыдущий – XIX – был, наоборот, почти на пятьдесят лет длиннее: стартовал Великой французской революцией в 1789-м.

Что же касается следующего исторического этапа, то, по версии Франка, с которой категорически не соглашался Деверо, его можно было бы назвать «Междувечье» и уместить в двенадцать лет – с 1991-го по 2003-й или даже обрезать в сентябре 2001 года. Этот период Дмитрий не без усмешки называл в честь американского политолога Фрэнсиса Фукиямы «концом истории». Но подразумевал в отличие от последнего не триумф либеральной демократии западного образца, а её закат вслед за коммунистической идеологией. С 11 сентября 2001-го, терактов в США, – постепенное наступление «эпохи беспредела», исчезновение международного права, нравственных ориентиров, универсально признаваемых критериев добра и зла, вполне вероятно, предшествующее завершению человеческой истории вообще. С 20 марта 2003-го – формальное начало новой эры, зафиксированное бомбёжками Ирака.

Но в 1998 году на Всемирном экономическом форуме в Давосе всё ещё не выглядело столь печально. Премьер-министр России Виктор Черномырдин выступил с докладом «Россия на пороге XXI века», и доклад этот был радужным, хотя до дефолта страны оставалось всего лишь полгода. В ходе одной из дискуссий, посвящённых приватизации в России, произошло столкновение озлобленного Бориса Березовского с угрюмым Джорджем Соросом. Березовский, пребывая в гневе от проигрыша другому российскому олигарху – Владимиру Потанину – и поддержавшему того Соросу на аукционе по продаже блокирующего пакета компании «Связьинвест», упрекал миллиардера в презрительном отношении к российскому рынку. Сорос поначалу пытался давать отпор пассионарию, а затем плюнул и ушел.

Дмитрия не особо привлекали давосские тусовки и разнообразные ухарства баблом российских участников. Куда лучше сверкающий на солнце снег! Хотя, как и герой «Волшебной горы» Томаса Манна Ганс Касторп, Франк, вдыхая давосский воздух, констатировал, что «в нём не хватало ароматов, содержания, влаги, он легко входил в лёгкие и ничего не говорил душе». Дмитрий посетил несколько официальных дискуссий форума – велеречивых, но малосодержательных, на второй день съездил прогуляться в Лихтенштейн, вернулся и опять выслушивал пафосные пророчества самовлюблённых оракулов (ничего потом не сбылось). Но к вечеру Франку повезло: он вдруг заметил книжную экспозицию, в центре которой стоял высокий обаятельно улыбавшийся человек и старательно раздавал автографы. Толпа вокруг него постепенно уплотнялась. «Жоао Рапоза! – услышал Дмитрий чей-то восторженный шёпот, – автор “Повелителя снов”!»

Ни фамилия этого, как выяснилось, бразильского писателя, ни название произведения не были ему известны. Но, заинтригованный, Франк решил купить одну из книг в переводе на английский и отправился в гостиницу, приобретя по дороге бутылку вина.

Настроен Дмитрий был скептически. Он не любил псевдомногозначительные тексты и заголовки. К тому же всё более популярный благодаря Голливуду жанр фэнтези, к которому, видимо, принадлежала книга, вызывал стойкую неприязнь. Но «Повелитель снов» оказался стильной притчей, изобиловавшей тонкими наблюдениями и небанальными рассуждениями. Несмотря на довольно внушительный объём книги, страницы листались стремительно: бразилец, несомненно, был весьма одарённым человеком. В тот день из гостиницы Дмитрий больше не выходил. Заказал ужин в номер и наслаждался открытием неизвестного ему прежде таланта. К утру он одолел все 470 страниц и лёг спать, а вечером отправился на поиски Рапозы.

Он нашёл его в компании высокопоставленных сотрудников Всемирного банка, которые шутливо призывали Жоао выступить в их вашингтонской штаб-квартире с лекцией на тему «Чего за деньги купить нельзя». Франк разорвал их круг, выразил Рапозе восхищение прочитанным, протянул визитную карточку с дописанным от руки номером мобильного телефона и по-английски сказал: «В Москве вас не особо знают. Готов содействовать раскрутке». – «Кярашо, таваришт! – почти сразу же согласился бразилец. И неожиданно добавил: Бля буду».

Так они и познакомились.

Позднее Франк узнал, что неприличному русскому выражению, ещё до развала СССР, Жоао научил какой-то боцман, который после лихого загула в Рио-де-Жанейро потерял все документы, деньги и пару дней жил за счёт писателя, подобравшего его в одном из кафе на Копакабане. Клятву боцмана, не без протестов увезённого позже куда-то сотрудниками советского консульства, Рапоза запомнил потому, что тот всё повторял да повторял её при прощании с бразильцем – обещал обязательно воздать за гостеприимство сторицей. Но исчез навсегда.

* * *

Стивен сблизился с Жоао двумя годами позже. Его компанию наняла бессменный литературный агент Рапозы и, наверное, самое доверенное лицо – Вероника Родригес, перебравшаяся из Рио-де-Жанейро в Сан-Себастьян. Наняла для придания как можно большего паблисити новому произведению бразильца – роману «Моника желает замуж». В США и Великобритании книги Жоао продавались не столь успешно, как на других рынках, и Вероника задалась целью это положение дел изменить.