Все волненья обмелели,
Забывается недавнее.
Словно постоялец в теле,
Суетой душа не сдавлена.
Думал: в ум стучится гибель,
Это лето – не во сне ж его
Мир летящий залпом выпил,
Чтобы стать снежнее снежного?
Расцветали, опадали,
Созревали, чтобы выстелить
Путь белеющих сандалий,
Проложить смертями чистыми –
Тем, сходящим свыше, тропы,
Чьи ступни не свыклись с трением,
И они прошлись для пробы
По снежинкам, как по терниям,
И поют: «Мы тоже снимем
Угол с высохшими розами
В помещенье этом зимнем
С облетевшими вопросами…»
1976
Снова лампа зажжена,
Ждешь любви и сил прилива,
Как в родные времена –
Под ночной немой оливой,
Где лампада боязливо
Гасла с приближеньем сна.
Это ты? А если нет –
Отчего же так похожи
Мысли грушевая кожа,
Чувства персиковый цвет?
Почему приходит то же
Слово через сотни лет?
Это ты? А если да –
Я люблю тебя, как раньше,
И меня твой стих звенящий
Увлекает, как вода,
Сквозь смертельных бедствий чащи –
Вот на этот луч, сюда.
1976
Средь войск земли – благословенна будь,
До неба ростом – армия морская!
Тысячекратно преграждая путь
И снова беспрепятственно впуская,
Поёшь: «Воскресни – и из тучи пей!»
И вновь – у губ, и вновь свистишь поодаль…
Бубенчики распавшихся цепей
И путы с неба спущенной свободы!
Когда в гробницу страха жизнь легла,
Когда безумье было облегченьем, –
На ум, как на спалённые поля,
Вы низошли пророческим реченьем!
Вы пели властно, к вечности будя,
У времени на густохвойных склонах.
Спою и я, за струями следя.
И терем без единого гвоздя –
Да будет крепче кровию скреплённых!..
………………………………
…Был вечер густ. Играл бессонный Рихтер.
И, выйдя в мелочь свежего дождя,
Суть музыки запамятовал Виктор.
Она взошла в сознанье погодя –
Когда во всю ревущую длину,
Устав от запахов вокзальных, поезд
Обрушился в вечернюю волну –
И пел, во тьме мелкопоместной моясь.
И в тамбуре мелодию одну
Зрачки твердили, станции встречая.
И в ней стакан недопитого чая,
И лишний, осчастлививший билет,
И дама, поводившая плечами
От скуки, и концерты прошлых лет –
Кружат весенней сорванной листвой,
И каждый лист – живой в многоголосье,
И длится равновесья торжество
Как чудо в их нахлынувшем хаосе.
И это – Бах и музыка его…
…Одиннадцать мелькнуло полустанков.
Шлагбаумы с расцветкой арестантов
Впускают поезд. Виктор видеть рад,
Как на плакате два бойца из танков
Встречают прошлой осени парад.
Дождь, бывших пассажиров подхватив,
Как опытный носильщик чемоданы,
Уносит их. И в суете мотив
На станции сиротской долгожданной
Теряется, свой скользкий луч скрестив
С берёзовыми мокрыми ветвями.
И Виктор ищет, шевелит бровями,
Но нет – не вспомнить. И темно притом.
Здесь только пьяный хвалится правами,
Да туча ловит мир открытым ртом.
И свет заката тает восковой,
А через рощу путь ещё не близкий, –
Да ну его, мотив. Ведь не впервой.
Ведь он не паспорт: выбросишь без риска…
…Большим плащом накрывшись с головой,
Уходит Виктор в воинскую чащу.
…И жизнь с дождем несут сквозь лес журчащий
Его, как полуспящее дитя
Отец усталый, засыпая, тащит…
Забывшись, словно медленно летя,
Он шёл меж веток, не заметив, как,
Мелодию тропинки прерывая,
Фонарь в дотоле незаметный мрак
Вонзился и сгустил его, кивая
Дубов косматых тенью. Лай собак
Прошёл, как дрожь, по утреннему лугу.
И вдруг, подобно вспугнутому кругу
На камнем растревоженной воде,
Расплылся бас: – Привет душевный другу!
Здорово, Виктор! Пропадаешь где?
Дождь, пробуждая, падал на лицо…
Всмотревшись, он вскричал: – Откуда, Яков?! –
И под навес на ветхое крыльцо
Взошли. – Во всём и всюду одинаков
И сызмальства считаясь подлецом,
Ты опоздал часочков этак на семь…
И на крыльце запахло пятым классом
И окриками школьного двора…
– Вчерашним чаем эту полночь скрасим!
– Я так подумал – дверь открыть пора…
…Возня с замком, каникулярный смех,
Скрип, запах чая и сырой фанеры.
– Полдня в кустах скрывался ото всех,
И только ливень действовал на нервы.
– Переоденься! Не соболий мех,
Но рубище, достойное дервиша…
Строй дождевой маршировал по крыше…
– Так от кого ты прятался? Ответь!
– За стенкой кто? Соседи? Можно тише?
– Там Васька. Расхрапелся, как медведь.
– А, это тот, что восемь лет назад…
Он жив ещё? – Как слышишь. – Снова стонет?
Он, видно, жизни и во сне не рад:
По крикам судя – и горит, и тонет…
– Что ж, получил по долгу службы, гад…
Так что ты? Не по этому ли делу?
– А разве так не видно? Не в беде ли,
Ушедши из дому, под ливнем ждут,
Пока душа не отсыреет в теле,
Глядясь в стекло стекающих минут?
А в чемодане – шесть любимых книг,
Электробритва, рижский хлеб и вафли…
Сидишь – и поджидаешь каждый миг
Гостей незваных… Ну скажи – не граф ли?
– Так ты боялся, чтобы не настиг
Тебя закон карающий на даче,
Притом не на твоей? – Могло б иначе
Всё обойтись, не так, как в прошлый раз…
Я верю в Бога, только не в удачу.
Два года ссылки. Бог от срока спас…
…Вдруг свет погас. Тогда в беседу их
Включился дождь, безмолвно-говорливый,
И от его признаний Яков стих
И сидя задремал, почти счастливый…
…И был рассвету дорог каждый штрих
Дождём густым расчерченного сада,
И он решил: художнику не надо
Мешать, а рядом тоже места нет –
И за садовых влажных туч ограду
Он скрылся, седоватый сея свет…
– Я утром, дом разыскивая твой,
Названье слышал – «Воинская роща»…
Неужто там, прикрытые листвой,
Стоят ракеты? Объясни попроще, –
Спросил, очнувшись, Яков, чуть живой
От сновидений тягостных без счёта.
– Там, кажется, в войну стояла рота, –
Василий врал. – Не помню уж сейчас.
Иль просто так – назвали в честь кого-то:
Помещика… Пошли туда, как раз!..
…А дождь к утру немного отдохнуть
Намерился, друзьям предоставляя
Свою замену мелкую и путь
В глухом лесу, хранившем запах чая.
Им воздух и теснил, и полнил грудь
Предчувствием полётов небывалых,
Им жизнь в сменяющихся покрывалах –
В зелёных, голубых – входила в кровь
И пела им, как могут на привалах
Петь воины очищенных миров:
«Средь скал и садов твоих –
Как вихрь,
Олени, олени!
Сквозь сорок слепых поколений –
Ты сердцем лови их!
Здесь – полночь и полурассвет:
В родстве с глаголами вещих,
Там – дети убитых, воскресших –
В сиянье, в игре, в торжестве!
Прислушайся и пойми –
В семи
Свечах
Твой фитиль зачахший
И воск
Твоих войск
Зажжён
Моленьем мужей и жён –
И пламя вскипает в чаше!
Кому во врата вступить –
И солнечной крови
У мёртвых веков в изголовье
Горстями испить?
Средь скал и садов,
Средь оленьих следов –
От света миров замри!
Там луч, не ломаясь, длится,
Там грозных Ангелов лица –
В границах
Новой земли!..»
1976
Снег таял, над страной огромной
Сочился с крыш, а возле нар,
Внизу, скопился лужей тёмной
И людям кровь напоминал.
Но он её с земли смывал,
И лишь в горах взгремело звонко –
И снежно-каменный обвал
Убил бежавшего ребёнка…
…………………….
…Их четверо, средь них витает
Дым сигарет и рой теней,
И каждый об одном мечтает –
Поговорить наедине
С другим. Вино на самом дне,
И льдинкой будущее тает.
Они сошлись к какой-то дате,
И каждый свой язык стерёг,
И каждый знал, что здесь – предатель,
Подозревал двоих из трёх.
И встретились они некстати:
Здесь крест трагических дорог
Стальным гвоздём скрепиться мог.
И с каждым вздрагиваньем лифта
Их в дрожь бросало, четверых,
И зарождалась не молитва,
Но неосознанный порыв
В их душах. – Прочь из этой тёмной
Поры тянул и к смерти звал…
Снег таял над страной огромной,
Сочился с крыш и кровь смывал.
И каждый видел два – враждебных,
Одно – любимое лицо.
В слепом преддверье дней судебных
Оно пленительной пыльцой
Пчелиной памяти казалось.
В слепом октябрьском саду –
Одна нетронутая завязь…
И в улей смерти рвался дух –
Влететь негаданно и круто,
С амброзией внезапных слёз,
С последними словами друга,
С которым верил, плакал, рос.
Но даже это не сбылось…
Внезапно обрывался выдох,
Нежданно обжигался вдох:
Смешенье жизней – не разбитых,
Но тьмой растёртых в порошок,
И голоса ослепших скрипок
Над крематорием надежд…
Как снег на крыше густ и свеж,
Как на земле от крови липок!
Кто нас судом неправым судит?
Он чёрен, зорок, не раним.
Он обрывает нити судеб,
Мы все виновны перед ним.
Кто братьев выстроил в колонну?
В тюрьму, на муку и во тьму
Они идут – по одному,
По тысяче и миллиону…
1976
…Им, четверым, открылся этот сад
Однажды ночью, и открытье это
Росло, как гром, и длило свой раскат,
Окликнув в сердце каждого – поэта.
Среди росы стихи слагались вслух –
Пока, как вор, в орешник сумрак лазил,
Пока звезда, чуть видимая глазу,
Натягивала воздух, словно лук.
Крутые шевелились корневища,
И мальчики сидели на камнях,
И Верхний сад их возносил всё выше,
Рассыпанными звёздами обняв…
………………………….
…И так они встречались часто.
Их мыслям было не впервой
В полночной люльке слов качаться
Меж строгим небом и травой.
И кто-то приходил не к сроку,
И ждал других, и внятно рос,
На скрытую глядел дорогу,
Тенями пройденный насквозь.
У входа в сад, у трёх берёз
С переплетёнными корнями,
Они садились вчетвером,
И кто-то вслух: – Смотри – над нами
Так пусто – покати шаром…
Одни ковши, круги, квадраты –
Неисчислимые караты,
И пусто всё ж.
– К чему ты клонишь?
– Пусть небосвод глядит царём,
Но лучшие из всех сокровищ
Лишь на земле мы соберём…
Незримый рост, и грусть, и шалость,
И постиженья жизни страх.
И сада жалобы мешались
С шипеньем хвойного костра…
Пока к рассвету мрак не выцвел,
Огонь для каждого из них
Играл на трёх прекрасных лицах
Сонату судеб неземных…
……………………
…И если кто из четверых на миг
Опомнится среди забот житейских,
То Верхний сад ему из вод Летейских
Протянет ветви. Хоть одну из них…
На той земле, где восковеют лица,
Назад мелькнувшим взглядом улови
Июля чудотворную десницу
И Верхний сад – предвестие любви…
1976
Там встречный – в сутане
Иль форме парадной,
На санках катанье
С горы безвозвратной,
В беззвёздную полость
Нависшего рва
Бил утренний колос –
И день созревал.
Но ищешь иное –
И видишь лишь ночи,
Где лист жестяной
Февралём исколочен,
Где будущих пагуб
(Горят адреса) –
Что зреющих ягод
В июльских лесах…
Идёт – мостовой ли,
Белеющей кроной –
Творенье живое
Сквозь мир похоронный,
И в этой фигуре
Меж тлеющих лип –
Не двери, а бури
Замкнувшейся – скрип.
Соборно и твёрдо
Лицо, словно город, –
Старинного рода
Последний аккорд.
О Вы, незнакомка
Во мраке до пят,
Безжалостно-громко
В Ваш дом постучат.
Там жертвенный опыт
Пьёшь уксусом с губки,
Там ангелов шёпот,
Хрустальные кубки
Для крови… Ты помнишь? –
Рожденья звезда.
И польская полночь
Возносит туда…
1977
1
Привратник покинул пост,
Портняжка саван дошил,
Но город – как верный пёс
У ног парящей души.
Он жмётся к её следам
Всей болью, что в ней жила,
Он лает: «Куда? Не дам!..» –
Впивается в край крыла.
И память ныряет вспять,
Под грудь ледяной волне –
Пройдя через смерть, играть
На дворике детских дней…
2
…И вновь пробуждает шприц –
Взглянуть на отёкший двор,
Где рук, разговоров, лиц
Согласный и грубый хор,
Как небом над ноябрём,
В тугом опьяненье качаясь,
Сквозь боль идёт напролом
И близит последний час.
И слушаешь, оторопев:
В предсмертном дворе, в толпе,
Свершённой судьбы напев –
Живым птенцом в скорлупе…
3
…А прежде – почти исчез
Иль в уличный шум уплыл:
Секунды имели вес,
О проекте
О подписке